0.15.

Холодный ветер лез в город из залива, по ночам улицы захватывала снежная метель.

Я как-то незаметно для себя когда-то начал думать, что будучи при деньгах, смогу позволить себе, получать всё желаемое законными путями. Было приятно прийти в себя от освежающего леща жизни по моему еблету. Из-за праздников все магазины закрылись. Тёплой одежды у меня не было. Моё тщеславие не позволяло мне приехать на сходку с Омутом без теплых шмоток. Я не хотел объяснять каким образом мне не хватило ума, имея деньги, не суметь достать тёплый шмот.

Оператор говорит: "Йобаное позорище".

Можно было заказать в интернете и подождать пару дней.

" - Странно, как поменялись мои взгляды с появлением у меня денег и чувства безопасности. Я не боялся голода, я не боялся холода, я не боялся что меня ограбят; не боялся что меня изобьют. У меня были заготовлены решения на каждую из этих проблем. И теперь на смену этим страхам пришел страх репутационных потерь. Глупо. Или странно?"

Порывшись в сети, я нашел адрес приюта для бездомных; позвонив туда, я выяснил, когда они кормят бомжей и когда закрываются на ночь.

Я перевел себе на банковскую карту пару сотен. Сгонял в подвал хостела, оборудованный под столовую. Купил пять порций еды в пластиковых контейнерах и спрятал у себя под кроватью, предварительно открыв их крышки. В них я вырастил себе рыжиков и шампиньонов модифицированных под поедание сырыми. Немного подумав, я отдельно синтезировал детергенты, канцерогены и тератогены, содержащиеся в шампиньонах, собрав их в мицелярный пустотелый блинчик диаметром в пять сантиметра. Я приложил его к внутренней стороне локтя и закрепил гифами мицелия. Эти вещества не были опасны при попадании в желудок, но при попадании в кровь они разрушали клетки; при хорошей дозировке могли привести к летальному исходу секунд за двадцать. В теории.

Я синтезировал в себе жароповышающих веществ и стероидов. Совершил марш-бросок из отеля до банкомата. Разжился налом и на такси поехал к ночлежке. К самому входу я ехать не стал, попросил водилу остановиться в квартале от пункта назначения. Я расплатился и вышел из машины в ночную снежную метель.

Проверил карманы. У меня при себе были зажигалка, пачка сигарет, складной охотничий нож с деревянной ручкой, выключенный смарт, мобила, флешка, наушники-капельки, несколько кило моих организмов под одеждой, банковская карта, деньги.

Ночлежка была частью жилого трехэтажного дома с отдельным входом. На её крыльце столпились, в большинстве своём, тепло одетые люди. Внутрь пускали группами. Я занял место в конце очереди и закурил.

Собравший на крыльце контингент внешне ничем не отличался от жителей Броктон-Бей, которых мне приходилось видеть ранее. Концентрация заношенных курток здесь была не выше, чем где-либо еще в городе. Встретив одного из них прогуливающимся по супермаркету, я бы не заподозрил его в том, что для него заночевать на улице в относительно теплую погоду это нечто в порядке вещей и не нуждается даже в объяснении мотивации такого поступка. Пообщавшись с этой прослойкой общества, можно было осознать, как много у нас с ними общего в плане взглядов и убеждений.

Стоя на морозе в ожидании своей очереди, я курил и думал:

" - Вся эта благотворительная помощь бездомным на самом деле не из жалости и не от человеколюбия. На самом деле это все негласный договор между бомжами и относительно обеспеченными людьми. Вы отстегиваете нам из своих налогов, делаете благотворительные взносы, обеспечиваете нам кров и пищу, а мы не будем бить вам окна и продавать за бесценок ваши телевизоры. Параллельно на этих денежных потоках нагреют себе ручки организаторы, а кто половчее, еще и отмоет пару кило грязного нала".

Подошла моя очередь. В составе группы из пяти человек мы прошли через белые пластиковые двери в тесный грязненький коридор. Треснувшая плитка на полу и облупившаяся зелёная краска на стенах. Мы прошли мимо будки охранника по левую руку. Она была такой же белой и пластиковой, как входная дверь, но была со слабо тонированными стеклами, через которые было видно свет мониторов.

Мы остановились между открытым выходом из будки охранника, в которой можно было увидеть мониторы с изображениями с камер в коридорах, кабинетах, столовой. Напротив комнаты охранника был вход в кабинет-приемную. Там было два массивных деревянных стола с элт-мониторами. Нас пускали по очереди, для росписи в журнале посещения у первого соцработника и короткого разговора со второй сотрудницей приюта на другом конце комнаты.

Мужчины, бывшие со мной в группе, были здесь не в первый раз и в кабинете не задерживались. Мне же пришлось рассказать шаблонную сказку о том, как я опоздал на автобус и уже завтра я их покину на своём пути в Нью-Йорк. Соцработник выписала мои паспортные данные. Последним местом прописки в моём паспорте был как раз Нью-Йорк. Мне зачитали правила пребывания в приюте и дали бумагу на подпись о том, что я прослушал инструктаж и обязуюсь соблюдать все условия.

Закончив с прелюдией, мне дали порцию сухих макарон и провели в комнату со свободной койкой. В комнате было пять железных двухъярусных кроватей и три одноярусных, все с матрасами, упакованными в коричневый пластик, стилизованный под кожу. Ни одеял, ни покрывал, ни подушек и узкие проходы между кроватями. Два широких пластиковых окна с решетками на них. Под подоконниками были расположены батареи и по одноярусной кровати.

Обитатели шумно готовились к отходу ко сну и имели праздничный настрой. Стоило мне вдохнуть воздух носом, как я словил густой смрад тестостеронового пота, от чего мой праздничный настрой получил мощный апперкот под дых.

Оператор говорит: "Ой, ой, ой, какие мы нежные!"

Было две свободные койки на втором ярусе. Я выбрал ту, что была ближе к окну. На одноярусной кровати у окна, сидел усатый мужчина, в его кружке разогревались сухие макароны. Рядом со спинкой его кровати стояла единственная в комнате тумбочка, а на ней стоял единственный электрочайник. Я разулся, сунув кросы под кровать соседа и, оттолкнувшись от одноярусной кровати, запрыгнул на свой матрас.

Усевшись на своем лежбище, я распечатал свою пачку макарон и принялся хрустеть их сырыми. Вкус напомнил мне детство. Сидел я, скрестив ноги и ловя все взгляды, пытаясь устанавливать зрительные контакты. Спустя пару минут меня начали втягивать в разговоры. Кто-то предлагал свою чашку, чтобы я там заварил свои макароны.

Я спросил про погоду и вывел разговор на отсутствие у меня тёплой одежды. Спустя час объявили отбой, обитатели выключили свет. Одни легли спать, трое устроились с фонариками и водкой под двумя двухъярусными кроватями, одна из которых была моей.

" - Я бы удивился, если бы подобное не произошло".

Я вслушивался в их шепот, пока не словил момент, чтобы вставить шутку в их разговор. Меня пригласили присоединиться. Я не отказался. Говорили мы шепотом. Я интересовался, можно ли завтра до обеда достать теплых шмоток ибо мне предстоит дорога до Нью-Йорка, на попутках. Я озвучил, что смогу выделить пятьдесят, а то и сто баксов за куртку и свитер. Меня заверили, что вопрос железно решится завтра же утром, как все проснутся.

Спустя пару стопок все отошли в сортир, на перекур. По дороге в сортир, идя через коридор, я слышал шепотки из других комнат, ни у одной из них дверей не было. В коридоре было только две двери, одна была в конце коридора, она была закрыта на ключ снаружи, за этой дверью был кабинет, в котором нас принимали соцработники, будка охранника и лестница, ведущая в столовую на второй этаж.. Вторая дверь — в сортир.

В туалете были два умывальника и два сральника в виде дырок в полу, а в дальнем углу рядом с окном, был душ с грязной занавеской.

Справляя нужду, я отправил в канализацию созданные мною организмы для выращивания культур грибов на стенках труб.

Когда все докурили, я закурил еще одну, достал телефон и сделал вид, что мне предстоит разговор по телефону. Меня оставили одного. Я этим воспользовался, чтобы распространить свои споры, плесень и тонкую паутину мицелия по всем поверхностям. В этом безлюдном туалете мои организмы устроили полномасштабный геноцид всем отличным от них формам жизни, которые годились моим грибами в пищу.

Я метнул окурок в сральник и вышел в коридор; колонии, спрятанные у меня в волосах, распыляли споры, а из моих рукавов густо капали слизевики, расползаясь под стены.

Придя в комнату, я отказался от продолжения празднества и полез к себе на койку. Бухарики напоследок спросили у меня размеры моей одежды и оставили в покое.

На протяжении всей ночи синие обитатели шастали из комнаты в комнату, тихо шушукались и заливались шелестящим смехом.

Свесив руку с кровати, мои модельные организмы, заготовленные еще в хостеле, я спускал через рукав на пол. За ночь слизевики разрослись и покрыли своими колониями все укромные места в комнате и вдоль стен в коридоре. Я изменил их Узор, устранив любые возможности для негативного взаимодействия с людьми. Впрочем, над этим пунктом я работал скорее интуитивно, ибо мой Агент отказался давать мне какие либо советы в этом направлении.

Подъём в ночлежке был запланирован на семь утра. К этому моменту я израсходовал все свои внешние запасы организмов на то, чтобы вырастить под кроватями ковры из шампиньонов, рыжиков, вешенок, ежевиков гребенчатых, красных мухоморов.

На часах было 6:30 утра, когда через ночлежку пронеслись крики охуевания. Кто-то открыл двери в туалет и узрел пол и стены, плотно покрытые грибами, растущими от ковра из грибниц толщиной в пять сантиметров. Питательная среда в трубах придала охуенный импульс роста моим "чудовищам". Впрочем, сами напольные унитазы я оставил свободными от своей живности.

Обитатели ночлежки за полчаса срезали все грибы. Ковер из грибниц на полу в мужской уборной срезали и упаковали отдельно. Сами грибницы, в комнатах трогать не стали, потому что кое-кто выдвинул предположение, что из них вырастет ещё партия.

Внезапно оказалось, что люди с приличными кожаными куртками "около" моего размера не готовы с ними расстаться, ибо им нужно сейчас идти на улицу и искать, кому бы сплавить собранное "грибное чудо". Я сделал ход конём, сказав:

— Я сегодня в обед, уезжаю из города, мне не с кем выпить. Успеете еще продать свои запасы...

Я вызвал такси до автозаправки, взял с собой "за компанию" мужика в интересной мне коричневой винтажной кожанке. На заправке купил три литра и закусь. На заправке в дальнем углу нашелся столик для посетителей. Я заказал нам кофе, потом мы выпили водки. Алкоголь у меня в желудке метаболизировался моими организмами на безопасные соединения. Охранник попросил нас покинуть заправку. Мы вызвали такси. По дороге в ночлежку я уговорил Винтажника — имя я его не запомнил, а переспрашивать постеснялся — продать мне его куртец за пятьдесят баксов.

Высадил Винтажника у нашего приюта, примерял куртец, вручил кулёк с бутылками и закуской. Вернулся в такси и не сказав Винтажнику ни слова более, уехал.

По дороге в хостел я вырастил из своей крови колонию и запустил ее в куртку. Вычистил её "Красным слизевиком" и придал ей полюбившийся мне запах рыжиков.

Я был готов к реваншу с Омутом.