День святого Валентина с моей тетей Кристиной
День святого Валентина с моей тетей Кристиной
Комментарии: 1, последний от 06/05/2021.
© Copyright Ковалёв Александр Николаевич
( alex-kovalev@mail.ru )
Размещен: 30/12/2010, изменен: 30/12/2010. 457k. Статистика.
Роман : Проза
Проза
Оценка: 6.84*4
Ваша оценка:
шедевр
великолепно
отличная книга
хорошая книга
нормально
не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Аннотация: Роман - размышление поэта и инженера "о времени и о себе"
Комментарии: 1, последний от 06/05/2021.
© Copyright Ковалёв Александр Николаевич
( alex-kovalev@mail.ru )
Обновлено: 30/12/2010. 457k. Статистика.
Роман : Проза
Оценка: 6.84*4
Ваша оценка:
шедевр
великолепно
отличная книга
хорошая книга
нормально
не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение. Проза.
Для зарегистрированных пользователей
– Ти не лякайся, що змерзнеш, лебедонько, Тепло – ні вітру, ні хмар... Я пригорну тебе до свого серденька, А воно палке, як жар.
Перевод: – Ты не пугайся замерзнуть, лебедушка, Нету - ни ветра, ни туч. Нежно прижму тебя к сердцу горячему, Чуешь, как жар его жгуч.
Двадцатидевятилетний преподаватель ВУЗа Кирилл летом подрабатывает в детском лагере вожатым и неожиданно для себя влюбляется в "пионерку", нарушая тем самым запрет, прописанный в правилах для работников.
Мучительные терзания героя, причиненные внезапно вспыхнувшим чувством к тринадцатилетней девочке-подростку, заставляют его искать причину этой любви не только в себе, но и в потустороннем мире. Ведь он вполне законопослушный (или законотрусливый) гражданин, а не педофил-извращенец. И в его планы не входит нанести вред ребенку.
Ловелас и сердцеед, баловень матерых хищниц, он вряд ли мог бы подумать, что его жизнь круто изменит застенчивая кисло-сладкая Вишенка .
Двадцать восьмой год пребывания Кирилла в этом гостеприимном мире стремительно приближался к финишному рубежу, предполагая в последний день лета перепрыгнуть на следующую цифру – двадцать девять, чтобы начертить новый виток спирали его жизни. И уже седьмое лето подряд он с удовольствием посвящал себя работе в детском лагере в роли вожатого, неутомимого наставника современной молодежи.
Еще в бытность скромным студентом-третьекурсником, подзаработать во время летних каникул его подбил старинный школьный друг, но сам, пробыв в лагере всего две смены, сбежал, не выдержав трудной и ответственной работы с детьми. А вот Кирилл остался. Немало этому поспособствовало и вспыхнувшее чувство к курносенькой сероглазой вожатой из младшего отряда, с которой в то первое лагерное лето у него завязался бурный роман, ничем, впрочем, не завершившийся. Вернее, завершившийся их полным разрывом, разладом и разбегом в разные стороны, да к тому же неприятным, горьким осадком послевкусия.
Очевидно, накал страстей подогревался исключительно жарким летним зноем, да теплым, как парное молоко, морским прибоем. А как только погода стала портиться, сентябрьские дожди смыли приливы нежности, октябрьский листопад засыпал разноцветным узором чувство влюбленности, ноябрьский ветер напрочь выдул последние нотки привязанности. Декабрь же похоронил остатки воспоминаний о летнем романе под сугробами первого снега.
В последующие годы, точнее сказать, лета, Кирилл был осмотрительнее и серьезных лагерных романов не заводил, обходился случайными, кратковременными связями.
Пять лет назад, после окончания университета, получил красный диплом, звание магистра, и предложение остаться в должности преподавателя на кафедре высшей математики с последующим поступлением в аспирантуру и защитой диссертации. Этому предложению благоприятствовал и тот опыт работы с детьми, приобретенный в летнем лагере, умение организовать и сплотить коллектив, отсутствие страха перед разнузданностью современной молодежи. Кирилл был не из робкого десятка, имел твердый характер, уверенный взгляд стальных серых глаз, способность легко подчинять себе людей (и детей!), спортивные габариты – без малого двухметровый рост. Громогласной строгостью внешнего облика напоминал пролетарского поэта Маяковского, сошедшего прямо со страниц школьного учебника.
Директриса лагеря, впервые увидев Кирилла, всплеснула руками и удивленно воскликнула:
– Боже, кто к нам пожаловал, Владимир Владимирович, не дать не взять. Ну, Вы же вылитый Маяковский. Поэт у меня еще вожатым не работал. Стихов, батенька, не пишите?
– Нет, стихов не пишу, а вот задачки решаю. Я по профессии будущий математик. Хотите, квадратный корень извлеку?
– Не надо, голубчик, корни трогать, пусть растут, а вот задач, требующих принятия быстрого и верного решения, у нас в лагере хоть отбавляй. Если Вы любите и умеете их решать, тогда мы сработаемся….
А нынешней весной Кирилл наконец-то поставил жирную точку на последнем листе своей диссертации, потешив личное самолюбие присвоением ему кандидатской степени, положительными отзывами нескольких профессоров и крепким рукопожатием ректора.
Летние месяцы, проводимые им в детском лагере, странным образом, постепенно и незаметно, переросли в навязчивую привычку, своеобразный наркотик. И он уже решительно не мог понять, как можно провести лето в душном пыльном городе, под опекой мамы, с которой жил в двухкомнатной квартире хотя и в дружественных, но, за долгие годы совместного проживания, утомлявших его чрезмерной заботой, отношениях.
Лагерь, дети, море, лес, природа, свежий воздух, простор и раздолье – все это каждый раз с неумолимой силой манило его к себе.
Еще весной он списался с директором лагеря, не возражает ли она взять его на работу и на этот сезон.
Ах, нет, конечно, не возражает, более того, очень рада, всегда пожалуйста, милости просим. Как можно отказываться от такого красавца, такого замечательного вожатого и педагога.
И вот еще одно лагерное лето распахнуло свои знойные объятья, пахнущие морем, солнцем и лесом, каждодневными заботами и проблемами. Ничем не примечательное лето, если бы не событие, круто изменившее всю его жизнь…
Приехала последняя, третья смена ребят. Вожатые, воспитатели, руководство – все вышли встречать детей к автобусам.
Природная учтивость и внутренне благородство призывали Кирилла держаться джентльменом и встречать каждую выходившую девочку. Он галантно подавал руку, помогал выносить тяжелые рюкзаки и сумки. Монотонно выполнял одни и те же действия: поднял глаза, посмотрел в открытую дверцу автобуса, увидел на площадке девочку, принял у нее сумку, подал руку, помог ей сойти со ступенек. И опять: посмотрел в автобус, взял сумку, подал руку, помог сойти. И еще раз: посмотрел, подал, помог. В глазах уже рябило от новых лиц и пестрых одежд.
Подняв очередной раз глаза, он впервые увидел ЕЁ…
Там, внутри разинутой автобусной пасти, стояло воздушное Облако, нежное, прозрачное, в легком белом платьице с рассыпавшимися по юбке красными вишенками, и тащило за собой большую дорожную сумку.
Сумка судорожно цеплялась болтающейся длинной ручкой за какой-то угол и никак не желала покидать автобус. Девочка оглянулась, пытаясь отцепить запутавшийся ремешок и, не заметив следующих нескольких ступенек, полетела вниз. Если бы Кирилл не подхватил ее тогда, асфальт расписал бы милое личико замысловатыми узорами царапин и ссадин.
В тот момент, когда Кирилл держал это эфирное существо в своих крепких объятиях, на него уставились два блестящих глаза, темно-коричневые с вишневым отливом, сверкнувшие на фоне голубой бесконечности космоса как две яркие, зигзагообразные молнии – или ему это только показалось? – слившиеся в районе мозжечка в единый сверкающий луч, который электрическим током пронзил его насквозь и ушел в плодородное земное лоно. А вслед за ним, тем же маршрутом – сверху вниз – проследовал легкий холодок, внезапно сковавший тело и сделавший ватными ноги, готовые подкоситься и рухнуть вместе с хозяином и его драгоценной ношей, все еще притиснутой к парализованному небесным дефибриллятором сердцу.
Сколько времени держал он эту девочку прижатой к себе, Кирилл затруднился бы ответить даже под пыткой инквизиции. Может долю секунды, а может несколько минут. В это мгновение время остановилось, или замедлилось, или повернуло вспять, вычерчивая в его сознании спирали и петли Мёбиуса.
Что это было? Молния? Ее глаза пронзили его разрядом в несколько тысяч вольт? Откуда взялся среди ясного неба и солнечного дня этот огненный зигзаг? Кирилл готов был поклясться, что сию минуту видел молнии светящееся жало.
Молния была его роком. Она мистическим образом преследовала его. Она своей смертоносной, сверкающей силой четырнадцать лет назад разделила спокойную, размеренную жизнь на до и после, отняв у него сестренку. И вот опять молния. Чем на этот раз грозит ему встреча с электрической стихией? Или это раненное подсознание играет с ним злую шутку?
Девочка не вырывалась. Висела у него в руках и смотрела в глаза, как зачарованная, не смея моргнуть или пошевелиться.
Когда Кирилл опустил ее на землю, помог вытащить из автобуса сумку, где-то внутри, в самой глубине, зашевелилось нечто, имени которому он не знал, но точно почувствовал в себе его тяжесть. И весило это Нечто, как хорошая пудовая гиря. Оно сдавило горло, перехватило дыхание, сжало стальной клешней грудную клетку. Откуда оно взялось? Неужели влетело вместе с молнией и зацепилось за внутренние органы, предположительно за сердце.
Выходили из автобуса и другие дети. Кирилл помогал им машинально, сквозь туманную дымку внезапно нахлынувшего чувства. А Нечто краем глаза следило и не выпускало из поля зрения платьице с вишенками. " Вишенка " – так Кирилл прозвал ее. Интересно, сколько "Вишенке" лет и в какой отряд она попадет?
Со старшей вожатой Кристиной, занимавшейся распределением ребят по отрядам, Кирилл был в отличных, дружеских отношениях.
Как только заинтересованный взгляд вожатого заметил, что Вишенку направляют во второй отряд, Нечто демонически прищурилось и толкнуло его душу, а может быть, совесть – если только это не одно и то же – на первое преступление или хитрость.
"Хочу Вишенку, – топало ногами Нечто. – Хочу, чтоб она была в моем отряде и все тут!"
Внутренне замирая, но внешне стараясь придать своему облику решительность и невозмутимость, Кирилл подошел к Кристине и стал долго и пространно объяснять ей, что вон та девочка, ну, вон та, в платье с вишенками, ребенок хороших знакомых, и что ее мама просила, чтобы дочка была в его отряде, дабы иметь возможность за ней присматривать, так как она домашняя, первый раз в детском лагере и будет скучать и т.д... и т.п… И еще много чего плел сумасбродного, убедительного, веско аргументированного и нелепого.
В конце концов, Кристина махнула рукой.
– Забирай, только отстань. Видишь, сколько работы. Не до тебя. Помог бы лучше, чем мешать и отвлекать по пустякам.
"Вот и прекрасно" – Нечто ехидно улыбалось и восторженно потирало руки. Мысленно пригрозив каверзнику увесистым кулаком, Кирилл подошел к Вишенке: – Как тебя зовут? – Ксюша. – А я думал Вишенка .
Девочка улыбнулась и на нежных персиковых щечках, тут же нарисовались две забавные несимметричные ямочки, а тоненькие, почти прозрачные, руки, интуитивно оценив намек, прогладили складки платья. – Сколько тебе лет? – Тринадцать. Несчастливое число, но что поделаешь, – Вишенка по-детски безнадежно пожала плечиками, очевидно копируя слова старших по поводу своего нежного возраста. – Ксюша, тебя распределили ко мне в отряд, ты не против? – вторая, ну совсем маленькая, пустяковая ложь, которую позволило себе сегодня Нечто. – Нет. – Ну, тогда пошли. Вон наш отряд стоит.
Кирилл забрал своих ребят и повел знакомиться с лагерем, с его традициями, порядками, уставом. Водил по территории, показывал, что где находится, рассказывал о правилах поведения, о распорядке дня. Вроде всё как всегда, когда приезжала новая смена. Но в этот раз он говорил специально для нее. На нее хотел произвести впечатление, хотел, чтобы ей понравились и распорядок дня, и корпуса, и качели, и столовая.
"Что за наваждение? Бред какой-то. Почему она так привлекает мое внимание? Ладно, пройдет. Просто эта девочка-вишенка такая милая "симпатюля", какая-то необычная, трогательно не похожая на других, только и всего. Привыкну видеть ее постоянно перед своими глазами, примелькается, и это наваждение пройдет" – убеждал себя Кирилл, но коварное Нечто лукаво хихикало и показывало ему язык: "Это мы еще посмотрим."
Потом было знакомство на отрядном месте, представлявшем из себя четыре, квадратом по периметру составленные длинные скамейки под сводами столетних сосновых деревьев, сквозь колючую зелень которых просвечивало южное солнце. В центре правильного четырехугольника, обложенное остроконечными камнями словно ритуальное святилище предков, располагалось кострище.
У Кирилла был выработан свой особый способ знакомства: кидал мяч кому-то из ребят, а тот громко называл свое имя и фамилию и возвращал мяч обратно.
Взгляд вожатого внимательно следил и старался с первого раза запомнить, как кого зовут. Но когда очередь дошла до Вишенки, звонкий голосок пропел у него в ушах серебряным колокольчиком, по телу прокатилась волна озноба, руки дрогнули, глаза, неподвижно застывшие на ее лице, пропустили возвращавшийся мяч и тот, с легким придыханием и веселым подскоком, выскользнул из его похолодевших рук и откатился обратно.
Вишенка и сидевший рядом с ней мальчик одновременно наклонились, чтобы поднять катившуюся к их ногам идеальную форму мироздания и пребольно стукнулись лбами. Оба одновременно, как в зеркальном отражении, подняли руки – она левую, он правую – и стали тереть ушибленные лбы. При этом смотрели друг на друга из-под работающих ладоней – она застенчиво, он заигрывающе – и широко улыбались. Губы мальчика произносили какие-то ей одной слышимые слова, еще больше смешившие ее. Мохнатая лапа ревности вонзила в сердце Кирилла свой корявый ноготок.
Нечто злорадно хмыкнуло. Тряхнув головой, Кирилл отмахнулся от непрошенного поселенца, пытаясь собрать остатки внимания, расплывавшиеся теперь, как манная каша по тарелке. Напрасно старался взять себя в руки, напрасно заставлял свой мозг сосредоточиться и продолжить знакомство с отрядом.
Мальчик, этот наглец (как смеет он нести свой бред его, ЕГО!, Кирилла, "Вишенке") продолжал что-то говорить, девочка продолжала улыбаться. До Кирилла, сквозь туман и ревность, долетали имена и фамилии незнакомых ребят, ныне совершенно не желавшие прописываться в извилинах его памяти.
"Ну и ладно, потом познакомлюсь, по ходу дела. Успею еще."
Вишенка приехала в лагерь впервые, вообще первый раз в своей жизни. Тут хитроумное и проницательное Нечто Кирилла не обмануло. Она, в самом деле, была домашним ребенком, и только в этом году родители решили, что их дочь достаточно взрослая, чтобы самостоятельно отправится в детский лагерь, да еще так далеко от города, на море.
Все ребята в отряде были старше ее на два, а то и три года. Может вследствие этого, а может по своей наивности и неопытности, Вишенка казалась Кириллу какой-то особенно хрупкой, беспомощной и обескураживающе беззащитной.
Но через несколько дней, проведенных в лагере, она уже достаточно освоилась, лагерная жизнь пришлась ей по душе и теперь Ксюша вся светилась жизнерадостностью и веселой беззаботностью, присущей только счастливому детскому восприятию действительности.
Она подружилась с двумя девочками. Вернее, это они взяли ее под свою опеку. В них явно зарождались педагогические способности или материнские инстинкты, ибо обоим доставляло огромное удовольствие "воспитывать" Вишенку и наставлять малявку "на путь истинный". Разница в возрасте в три года и опыт многократного отдыха в этом детском оздоровительном учреждении давали им повод считать себя опытными и всезнающими, а "новенькую" малой и глупой. Девчонки с радостью нянчились со своей наивной и неопытной подружкой может еще и потому, что не встречали с ее стороны никакого сопротивления. Всецело отдалась она в руки своих новоиспеченных воспитательниц. Удивленно-восхищенные, широко раскрытые глаза жадно впитывали всю новизну открывшегося вдруг, ранее незнакомого, лагерного мира подростков.
Улучив момент, когда все ребята разбрелись и две Вишенкины подружки, Даша и Маша (их имена сложились у Кирилла в забавную стихотворную рифму), уже ушли вперед, а она замешкалась на веранде, застегивая босоножки и поправляя на ходу белые носочки, Кирилл окликнул ее. Вишенка очень спешила за ушедшими вперед девочками и, когда настойчивый голос вожатого обратился к ней, посмотрела на него снизу вверх разочарованным, удивленным взглядом.
– Ксюша, нам надо поговорить. Она послушно кивнула. – Ты знаешь, что твои родители просили меня присматривать за тобой? Поэтому я всегда буду рядом. Я им обещал, что тебя никто не обидит, – произнес Кирилл хорошо заученную фразу, в которую сам уже начинал верить.
– А меня никто не обижает, – удивлено ответила она. – Ну, мало ли что. Я должен быть рядом.
Русая головка еще раз кивнула, соглашаясь с убедительными доводами, но бежевые сандалики нетерпеливо переступали в серебристой пыли, а взгляд мимо воли оценивал степень удаления подружек и было видно, что ей гораздо интереснее догнать ушедших вперед девочек, нежели беседовать со взрослым дядей. Только уважение к старшим, внушенное родителями, славянской идеологией и современной педагогикой удерживали ее на месте.
Нечто продолжало вмешиваться и настойчиво нашептывало Кириллу, что неплохо бы задержать эту крошку, сказать еще что-нибудь, потянуть время в надежде, что девочки уйдут слишком далеко, а она вдруг передумает и захочет остаться.
Но в распахнутых глазах читалось заметное нетерпение и здравый смысл, стараясь заглушить демонический шепот Нечто, подсказывал Кириллу, что все-таки не стоит сильно грузить Вишенку своим обществом, что гораздо лучше постепенно приучать ее к себе, к своему постоянному присутствию.
– Хорошо, беги, догоняй подружек. А вы куда сейчас? – Ему хотелось знать о ней всё и контролировать каждый ее шаг.
– Мы к Галине Степановне плести "фенички" – весело крикнула она, убегая…
В четверг, после полдника, когда жара спала, на центральной площади лагеря, возле фонтана, проходил конкурс рисунка на асфальте.
Представителем от первого отряда выбрали Вишенку. Не потому, что она лучше всех рисовала, а потому, что все остальные отказались участвовать – что они, маленькие, на асфальте солнышко рисовать?!
А вот Вишенка согласилась с явным удовольствием. Впрочем, еще два парня, Роман и его друг, большие любители "Граффити", помогая ей, выводили мелом на асфальте остроромбические, стрелоподобные письмена заборно-настенной клинописи. Роман, изображая свои затейливые, совершенно нечитаемые, арабески, искоса поглядывал на Вишенку, проверяя, нравятся ли той его рисунки.
Остальным ребятам из первого отряда этот конкурс был неинтересен и они растворились на широких просторах лагерной территории, отнятой для благородной цели – детского оздоровления – у биосферного заповедника и лесничества.
Вишенка же очень серьезно отнеслась к конкурсу и, присев на корточки, разноцветными мелками старательно выводила море, солнце, кораблик на горизонте, эмблему отряда и еще множество каких-то ей одной понятных мелочей.
Кирилл сидел на лавочке возле фонтана и любовался девочкой, не в силах оторвать от нее глаз.
Ее розовые губки, еще по-детски припухшие - особенно нижняя - блестевшие всякий раз, когда Вишенка в силу привычки или в минуты волнения быстрым, непроизвольным движением облизывала их, и в которые он мысленно впивался поцелуем, сводили его с ума.
Ее носик, с едва заметной вогнутостью, приютил на своей седловинке два десятка мелких, редкорасположенных, озорных веснушек, самые непослушные из которых намеревались сбежать от своего благодетеля, незаметно сползая по его склонам на равнины ее матовых щек.
Темно-русые волосы, будь они коротко острижены, были бы представлены колечками кудрей. Но их длина доходила почти до поясниц
Русская Жена Сосет Член
Муж Выебал Пышную Жену И Её Подругу Частное Порно Видео
Красивая транс сучка дала мужику пососать и подставила попку