Дающая дама выпила лишнего спиртного
🛑 👉🏻👉🏻👉🏻 ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻
Дающая дама выпила лишнего спиртного
+
АННА МАСС
ПИСАТЕЛЬСКИЕ ДАЧИ
Рисунки по памяти
От автора:
Эта книга – о поселке Советских писателей «Красная Пахра», в котором я обитаю со времени его основания, с 1952-го года. Отсюда я уезжала, сюда возвращалась – жила свою, независимую жизнь, о которой тоже рассказываю на этих страницах. Дача моих родителей много лет была для меня остановкой в пути, отдыхом перед новыми жизненными маршрутами.
А теперь я живу тут постоянно, и старый поселок стал для меня чем-то вроде страны воспоминаний.
Опубликованы в периодике следующие главы этой рукописи:
В австралийском художественном альманахе «Австралийская мозаика»:
«Николай Эрдман» (№18, 2009 г.)
«Любовь Рафаиловна» (№19, 2010 г.)
«Певец Парижа» (№ 20, 2010 г.)
«Павел Аетокольский» в кругу семьи» (№23, 2011 г.)
«Виктор и Алла Драгунские» (№ 24, 2011 г.)
В сетевом ж-ле США «45-я параллель» http://45parallel.net/pavel antokolskij/: «Павел Антокольский в кругу семьи»
В интернет журнале “Кольцо А» http://soyuzpisateley.ru/jurnal/nomer-472/anna-mass/ :
«Иосиф Дик» .
Оглавление.
Часть1
Поселок. Начало -----------------------------------------------------5
В те
Поселок, 1953 г. -----------------------------------------------------15
Поселок, 1954 г ------------------------------------------------------18
Вира
Певец Парижа --------------------------------------------------------21
О Болотине и Сикорской ------------------------------------------24
Не по мне
Под парусом
«И чужая светится звезда…» -------------------------------------28
Клоун в тельняшке -------------------------------------------------30
Лондон Зиновия Гердта -------------------------------------------30
Лёка
Поселок, 1956 г ----------------------------------------------------38
Ароша Эрлих и Зиночка ------------------------------------------40
Модест и Риточка Табачниковы --------------------------------43
Шурка Червинский и Андрюшка Менакер -------------------45
Притча о растоптанной розе -------------------------------------49
Иосиф Дик
За что я его не любила --------------------------------------------60
Часть 2
На целине
Мы с Маринкой стрижем овец ------------------------------------65
Мы с Маринкой работаем сигнальщицами ---------------------68
Работа и быт
Нас расселили по хатам ---------------------------------------------75
На Централку за посылкой -----------------------------------------78
Повесть молодого автора -------------------------------------------79
Любовь Рафаиловна -------------------------------------------------80
Горячо и холодно ----------------------------------------------------84
Фольклорные странички -------------------------------------------84
На острове смерти «Каргопольлаг» -----------------------------87
Уральская экспедиция ---------------------------------------------104
Часть 3
Владимир Масс, мой отец ------------------------------------------125
Гоголевский бульвар, 21 --------------------------------------------125
Учитель рисования Марк Шагал ----------------------------------126
Мастерская Фореггера ------------------------------------------------127
Кабачок «Нерыдай» ---------------------------------------------------129
Веселые ребята» ------------------------------------------------------ 129
«Когда б не били нас…» ---------------------------------------------130
История с «Самоубийцей» ------------------------------------------132
«А что я мог сделать?» -----------------------------------------------133
«Верю, всё будет хорошо…» ---------------------------------------134
Горьковский театр им. Чкалова ------------------------------------138
Война
«Они осознали и исправились» -------------------------------------141
«Мы плывем из Сан-Франциско…» -------------------------------142
Безопасная гавань -----------------------------------------------------145
Преклонные годы -----------------------------------------------------146
«Спектакль идет к концу…» -----------------------------------------147
Эпилог
Илья Кремлев-Свен ----------------------------------------------------152
Николай Эрдман --------------------------------------------------------154
Бакуриани
Черные земли
Знакомство с родителями ---------------------------------------------173
Забайкалье
Поселок, 60-е
Леночка
Башкирия, Оренбургская область------------------------------------185
Часть 4
Павел Антокольский в кругу семьи ----------------------------------193
Квартира №38
Дачное соседство
Мария Синельникова рассказывает ----------------------------------199
После Зои
10 сентября 1978 г. ------------------------------------------------------202
После Павлика
«Пока горячо»
Мангышлак
Поселок, 1967 г., зима ----------------------------------------------------218
Восточная Германия ------------------------------------------------------220
Поселок, 1970 г., лето ----------------------------------------------------223
Семейный вечер перед отъездом --------------------------------------224
Андрюша. Первый класс ------------------------------------------------225
Геннадий Фиш
Виктор и Алла Драгунские ----------------------------------------------237
Часть 5
Литературная жизнь ------------------------------------------------------246
Тайга, 1977 г
Поселок 70-е годы. Закат -------------------------------------------------256
Прощание
«Эти летние дожди…» ----------------------------------------------------257
Неразлучно и навсегда ----------------------------------------------------259
Памяти Леонида Михайловича Царёва --------------------------------260
«Всё пустей впереди…» --------------------------------------------------261
Виль Липатов и Таня -------------------------------------------------------264
Лето было счастливое, но утомительное --------------------------------269
Утро, день, вечер
Часть 1.
Поселок. Начало.
Перспектива иметь собственную дачу возникла у моих родителей осенью 1952 года. Были и до этого возможности получить дачный участок, но мама не хотела: существовал дом отдыха театра Вахтангова, Плёсково, где артисты проводили свой отпуск, а их дети – летние каникулы. Отпуск у театра был в августе. Мама обычно снимала дачу рядом с домом отдыха, в деревне Дровнино, у постоянной хозяйки, Пелагеи Петровны, а питались мы по курсовке – брали еду в столовой и носили ее в судках, скрепленных с помощью металлических держалок. В нижнем судке – суп, в среднем – второе, в верхнем – компот или кисель. И никаких забот. К чему обременять себя такой крупной собственностью, как дача? У хозяйки покупали парное молоко и черную смородину. Природа замечательная, отдыхающие все свои, есть с кем и о ком посплетничать.
Маму всегда живо интересовала личная жизнь знакомых, а особенно известных людей. Она любила узнавать, а потом обсуждать, кто на ком и почему женился, кто с кем развелся, обожала анализировать чужую неудавшуюся семейную жизнь, это лишний раз убеждало ее в благополучии своей.
- У Володи Дыховичного сын родился, - сообщал, например, папа.
- Да? И как назвали?
- Иван.
- Иван? Глупо!
- Почему?
- Ну, она же тоже «экс нострис»? Или она русская?
- Я ей в паспорт не заглядывал.
- Все равно глупо - Иван. Хотя, с другой стороны, она очень умно сделала, что родила. Дочка же не его!
- А чья же?
- Здрассьте! Ты что, не знаешь? Да это же все знают! Она же от этого… Ну, как его… Черт, никогда не запоминаю фамилии… Ну, который - «танец нанайских близнецов», или как это называется? - (Имелся в виду эстрадный артист, исполнявший шуточный эксцентричный номер – борьбу двух нанайских мальчиков. Сцепившись, они нещадно колотили друг друга, ставили подножки, а в конце концов выяснялось, что это один человек). - Дыховичный же ее подобрал с ребенком!
Но в 1951-м году маму вместе с еще несколькими второстепенными артистами уволили из театра в связи с выходом на пенсию. А в феврале 52-го умер ее двадцатисемилетний сын Витя, мой старший брат. Окончил аспирантуру Литературного института, женился на студентке ВГИКа, родился сын. И вдруг – страшный диагноз - лимфогрануломатоз. Три года, пока длилась болезнь, мама делала все возможное, чтобы спасти сына, и ей в эти годы было не до театра. Она и в прежние-то годы была не слишком занята в спектаклях, в основном выходила на сцену «в толпе», да еще взяла годичный отпуск за свой счет, чтобы ухаживать за больным. Так что руководство театра имело основания выпроводить ее на заслуженный отдых после двадцати пяти лет актерской службы, посчитав к тому же, что материально, при муже, известном драматурге, она вполне обеспечена. Но маму это увольнение глубоко оскорбило. Особенно болезненно ее ударило, что другие уволенные ухитрились как-то зацепиться, остаться при театре в качестве преподавателей училища, а она оказалась за бортом, в своем неизбывном горе и невозможности заглушить его работой.
Я училась в девятом классе, и брат – он был старше меня на одиннадцать лет - только-только начал воспринимать меня как личность. До этого он относился ко мне хоть и доброжелательно, но довольно безразлично, как к чему-то лишнему в его жизни, и даже нарушающему порой его планы своим существованием. А в тот последний его год, когда он почти уже не вставал с постели, сжираемый лимфогрануломатозом, и лишь иногда, когда мог, садился за рояль и играл что-нибудь из своих любимых Шопена, Моцарта, Бетховена, а потом, обессилев, снова ложился, он наконец-то обратил на меня внимание, я стала ему чем-то интересна, он ждал меня из школы. «Посиди с ним, - говорила мама. – мне надо побыть одной». Она закрывалась в своей комнате и плакала, чтобы через некоторое время выйти снова энергично-собранной и деланно веселой. А я, не снимая школьной формы, садилась в ногах его кровати, и мы вели захватывающе-интересные, для меня, по крайней мере, разговоры, он читал мне Гумилева, Маяковского, Хлебникова, Блока – словно торопился передать мне хоть что-то из того, что сам любил. Он говорил:
. Послушай, как это здорово!
И уже не требовалось других доказательств, что это здорово, хватало того, что он так считает. Я сходу влюблялась в стихи, не всегда понимая смысл, только потому, что он их любил. Невозможно было поверить, что он, такой молодой, умный, красивый, хоть и страшно исхудавший, умрет, что его не будет на свете.
Но это случилось.
Четырехлетний Сашка остался со своей матерью и ее новым мужем, которым молодая вдова обзавелась сразу после смерти Вити. Конечно, дедушка и бабушка старались, чтобы у Саши было всё необходимое, и сверх того. Но как это новое замужество скажется на ребенке? И что в интеллектуальном отношении сможет дать ему эта красивая хищница, его мать? И когда моему отцу предложили вступить в только что созданный дачно-строительный кооператив под названием «Советский писатель», одним из доводов «за» было то, что Саша сможет каждое лето проводить у бабушки и дедушки на даче. Для мамы же это вступление в кооператив неожиданно стало спасительной отдушиной, возможностью, если не облегчить горе, то, по крайней мере, переключиться, найти новую сферу деятельности. Она вошла в коллектив писательских жен, ощутив себя в нем полноправным членом, в отличие от прежнего, театрального коллектива, где она, редко занимаемая в репертуаре, подчас испытывала унизительное чувство своей второстепенности. Она стала ходить на все собрания, в ее речи появились новые словечки – «генеральный план», «техническая смета», «ленточный фундамент». Возвращаясь с собраний, подробно и не без юмора рассказывала, кто о чем говорил, кто как выглядел. Например, ей очень понравилось, как артистка Кузьмина, жена знаменитого кинорежиссера Михаила Ромма, пригласила ее попросту сесть с ним на один стул, за неимением свободного стула: «Вы поместитесь, у него попка худенькая!» Маму это подкупило.
Вообще, судя по тому, что мама стала с интересом воспринимать окружающее и комментировать его в свойственной ей манере, жизнь начала возвращаться к ней.
В тот год я училась в десятом классе 43-й школы в Островском переулке (раньше он назывался Мертвым, а теперь – Пречистенским).
… Пытаюсь представить себе ту девушку-десятиклассницу из 1952 года. У нее толстая, светлая коса, от которой она мечтает избавиться: каждое утро расчесывать и заплетать, гладить ленту, завязывать бант на затылке, мыть по субботам – ужасная морока, а главное: эта коса пошла бы какой-нибудь тургеневской Лизе Калитиной с задумчивым взором, а не ей, с ее нескладностью и близорукостью минус три. Очки она стесняется носить, и часто на улице не узнает знакомых, смотрит мимо них, отчего кажется высокомерной.
Учится она довольно плохо по всем предметам, кроме литературы. Читает запоем. Особенно - про войну. Смотрит все фильмы, выходящие на экраны, некоторые по многу раз. Примеряет на себя подвиги и страдания героев. По-детски погружается в вымышленный мир, где она – смелая, ловкая, красивая – совершает подвиги, спасает, или, наоборот, ее спасают, в нее влюбляются… Образ идеального героя, созданный ее воображением – это смесь Сани Григорьева из «Двух капитанов», Давыдова из «Поднятой целины», лейтенанта Глана из Гамсуновского «Пана», наездника Васи Говорухина из фильма «Смелые люди», Мартина Идена - в общем, такой, внешне грубоватый, пусть даже не очень образованный, но мужественный, волевой, благородный и, главное, душевно тонкий.
В этом затянувшемся отрочестве реальный мир для нее куда менее привлекателен, чем вымышленный. В реальном - насморки, контрольные, двойки, ежемесячные недомогания, неуверенность в себе, боязнь чужой насмешки, страх перед будущим. В мечтах – ожидание чего-то необыкновенного, прекрасного, что когда-нибудь непременно случится в ее жизни.
10 сентября 1952 г.
Задают столько уроков, что если их все готовить, ни на что больше времени не останется. Мама твердит – занимайся, занимайся, занимайся, и она права – десятый класс, аттестат зрелости, мама ломает голову, в какой институт меня засунуть, я тоже об этом думаю, но не могу же только об этом.
Теперь. Если Нинка не врет, то получается, что этим летом чуть ли не все мальчишки из ее дачной компании тщетно искали с ней дружбы. Неужели она такая интересная? По-моему, нет. Я ее, конечно, уважаю за многие положительные черты характера, но внешне она, по-моему, ничего особенного. Почему же она (по ее намекам) нравится мальчишкам, а я нет? Меня, по крайней мере, многие в классе считают остроумной. Однако, за мной еще ни один мальчишка не ухаживал. Мне этим летом в Дубултах очень нравился А.Л., но не могла же я ему чуть ли не на шею кидаться, поддакивать и глядеть ему в глаза как Ёлка Тольке! А чтобы понравится без этого, нужна красивая внешность, каковой у меня нету.
Между прочим, идя сегодня с Нинкой из школы, я наврала ей, что за мной ухаживает парень, которого она один раз видела, и что раньше он мне нравился, а теперь нет, а я ему да, и т.д. Нинка ахала и гадала, где она его видела. Зачем мне понадобилось это вранье? Должно быть, я действительно страдаю от ЭТОГО.
14 сентября 52 г.
Ну да, я виновата, уроки учу халтурно, получила пару по алгебре, не вешаю в шкаф школьную форму и т.д. Но мама создает такую атмосферу, что хоть домой не возвращайся. Сегодня, например, Белоусова на английском рассказала анекдот, дико смешной. Я так хохотала, что Инна выгнала меня из класса. Прихожу домой и такая встреча: «Вызывали?» - «Нет» - «Ну конечно! Раз лицо веселое, значит, не вызывали!» Или это ее постоянное: «Почему Нина все успевает и хорошо учится, а ты!..» Или: «Почему Ёлка всегда такая общительная, приветливая, а ты такая мрачная?»
Веселая - плохо, мрачная – плохо. И все время так.
Ну, всё. Сажусь за уроки.
17 сент. 52 г.
Было комсомольское собрание. Обсуждался поступок Алки Лейн из 10-Б. Она принесла в класс заданное на лето сочинение «Мое понимание смысла жизни», написанное ее двоюродным братом, и сдала как свое. Когда же девчонки это узнали (она сама протрепалась своей лучшей подруге, а та донесла комсоргу) и стали убеждать ее не врать, она дала ЧЕСТНОЕ КОМСОМОЛЬСКОЕ, что это ее сочинение.
Но меня поразил не Алкин поступок, хотя дать честное комсомольское, зная, что врешь – это довольно бессовестно. А поразило то, как к этому отнесся ее класс. Они целое расследование учинили, устроили Алке очную ставку с ее братом, вынудили сознаться, но мало этого – пошли в райком, заявили об Алкином поступке, оттуда пришла инструкторша, хвалила 10-Б за бдительность. А они – рады стараться – клеймили несчастную Алку, как будто она не сочинение сдула, а военную тайну выдала. Что они к ней привязались? И что теперь с ней будет? Могут из комсомола исключить. Хотя вряд ли.
Я подумала: повезло мне, что я не в 10-Б, а в 10-А. Да если бы наши девчонки даже узнали – посмеялись бы только. Ну, может, самые идейные, вроде Нинки, осудили бы, но уж не больше. У нас, в смысле безыдейности, очень хороший класс: все друг у друга сдувают, подсказывают, и хотя время от времени выносят решения – не списывать, не шуметь на английском и т.д., но проходит несколько дней, и всё становится по-прежнему.
После комсомольского собрания мы шли домой с Ёлкой, и она сказала: «Если бы Алка Лейн была не Лейн, а Петрова или Смирнова, то ничего бы ей не было». Это меня поразило. Мне это даже в голову не пришло. Если Ёлка права, то какие же сволочи эти, из 10- Б! Но как-то не верится.
20 сент 52 г
Сегодня шли домой втроем: Софка Корнева, Людка Кабанова и я. Остановились на нашем углу и долго стояли, ржали. Людка сказала про меня, что я дико остроумная. Софка сказала, что из всего нашего класса она больше всех обожает меня и Люську Головнину. Людка сказала: «А кто их не обожает». Это было приятно слышать.
22 сентября 52 г.
В пятницу, мы с мамой и папой ходили на выставку в Академию художеств, на Кропоткинскую. Когда уже одевались в гардеробе, я увидела Наташку Белоусову с Шуркой Ширвиндтом. И я – вот дура! - не только не поздоровалась с Шуркой, но сделала вид, что не заметила его. Летом на даче у Наташки Захава мы с ним нормально разговаривали, в пинг-понг играли. А тут дикая скованность напала. Почему?! Он мне даже не очень-то нравится, хотя Захава, например, от него без ума. Сегодня в школе мне Белоусова говорит: «Почему, когда ты с родителями, то ты такая зажатая?»
Вот точное слово – именно зажатая! И именно – когда с родителями. Вернее, с мамой. Когда я хожу с мамой, то постоянно чувствую, что она за мной наблюдает, оценивает каждый мой шаг. И я тут же зажимаюсь. И наоборот, когда я без родителей, вернее, без маминого критического взгляда, то становлюсь самой собой. Правда, с мальчишками на меня все равно нападает жуткая тупость. Я не знаю, как себя вести и о чем говорить. Краснею, потею. И тут мама, увы, не при чем. Может быть, все дело в раздельном обучении?
26 сент.52 г.
Вчера нас водили всем классом на экскурсию в музей Николая Островского. Она произвела на меня просто неизгладимое впечатление. Конечно, я читала «Как закалялась сталь», но воспринимала Павку Корчагина как литературного героя. А вчера до меня дошло, что это был живой человек – Николай Островский. И какой человек! Вот образец правильно, прекрасно прожитой жизни. Жизни-борьбы за счастье всех людей. Сколько изувеченных войной вновь возвращались в строй, благодаря этой книге Островского.
И вот сравнить эту жизнь с моей. Мне уже шестнадцать с половиной лет, а я не вылезаю из каких-то обывательских мелочей, сплетен, неприличных анекдотов и т.д. Все мои хорошие начинания так и остаются начинаниями. Я ничего не довожу до конца. Знания мои чудовищно поверхностны. В разговорах с другими я часто с апломбом сужу о многих вещах, и кое-кто в классе считает меня умной. Но ужас в том, что я выражаю не свои взгляды, а повторяю то, что
Темнокожая мама крутит большими ляхами на улице и трахается с негром в спальне
Жена не хотела давать мужу в жопу и разрешила выебать подругу
Жесткий и грубый секс любительской пары