Даника и Лайла в душе 85 фото

Даника и Лайла в душе 85 фото




⚡ ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

































Даника и Лайла в душе 85 фото
Сайт с возрастным ограничением 18+. Незамедлительно покиньте данный сайт, если вам нет полных восемнадцати лет, или законы вашей страны проживания (пребывания) запрещают просмотр материалов порнографического характера.

Dein Browser wird nicht mehr unterstützt. Aktualisiere ihn, um YouTube und unsere neuesten Funktionen optimal nutzen zu können. Weitere Informationen

Больше информации на сайте рекламодателя
Больше информации на сайте рекламодателя
Ваши любимые бренды в разделе Premium
Коллекция весна-лето 2023: одежда, обувь и аксессуары от мировых брендов
Ваши любимые бренды в разделе Premium
Premium на Lamoda: весна- лето 2023
Ваши любимые бренды в разделе Premium
Коллекция весна-лето 2023: одежда, обувь и аксессуары от мировых брендов
Забронируйте сейчас - доставим до конца марта.
Немного лирики • Звезда Леня Нерушенко • Танго в «Макдоналдсе» • Мы бросились друг в друга и утонули... • О ревности и доверии • Ляля создает свою первую картину... для меня! • Сжигающая страсть • Айзеншпис против Лайлы • «Марокканская» разлука • На берегу океана • Похороны Лени • Наша встреча на Риджент-стрит
Эта глава, несомненно, покажется вам странной, сумбурной, сбивчивой, полной загадок и умолчаний. То есть именно такой, какой была история Вити и Ляли, которые любили друг друга слишком сильно, чтобы долго оставаться вместе. Это не проза, друзья, это лирика, а она не может быть другой.
...Леня Нерушенко из «Динамита» был сыном дипломатов, коренным москвичом, рубахой-парнем и любимцем девушек — в общем, баловнем судьбы. Он обожал жизнь, риск, мотогонки, тусовки и московские клубы. Однажды провидение привело к нему милую Лайлу из Санкт-Петербурга. Конечно, Лайла могла остаться просто девушкой, заехавшей к друзьям в гости, а затем попавшей на вечеринку в модный московский клуб «Пропаганда». Но так сложилось, что она стала одним из центральных персонажей сперва Лениной, а позже и моей жизни.
Но тогда я еще не подозревал о счастье, которое вскоре на меня обрушится. Как и о том, как тяжело будет его вынести. Зато я много думал о сцене — только-только поступил «на воспитание» к Айзеншпису, рвался в бой, работал, как ненормальный, давал первые концерты и готовился к Юрмале. Где и встретил Лайлу. Так сошлись звезды.
Безусловно, просто так ничего не происходит, но фатализм, которым веет от предыдущих абзацев, тут на самом-то деле неуместен. Тот вечер, когда Лайла оказалась в Москве и познакомилась с Леней, был ею запланирован по просьбе питерской подруги — поклонницы «Динамитов». Подруга уговорила Лайлу при случае познакомиться с ее (подруги) кумиром Леней Нерушенко. Когда женщины просят друг друга о подобных вещах, они же что-то имеют в виду, да? Что-то, непостижимое рассудком. Или совсем ничего?..
Словом, в Юрмале Лайла была с Леней. Их связывали довольно нежные отношения, посему эта девушка часто ездила с ним на гастроли — и на «Новую волну» в том числе.
Леня Нерушенко казался мне совершенно особенным. Он был жутко крут и популярен — настоящая суперзвезда. Он исполнял песни, которые становились хитами. Он дружил со множеством знаменитостей. Он носил вещи, которые мне были решительно не по карману. При этом он запросто общался со всеми, с кем его сводила судьба, так как совсем не страдал звездной болезнью. Периодически я стрелял у него что-нибудь поносить, и однажды испытал настоящий катарсис, когда сам Леня Нерушенко попросил у меня на концерт красивый пиджак и серые вельветовые штаны в тон. Это было бронебойным комплиментом в мой адрес, ведь Леня, ко всему, обладал хорошим вкусом.
Была у Нерушенко еще одна особенность, за которую его особенно уважал сам Айзеншпис. Леня был абсолютно честен с самим собой и окружающими. Это был его образ жизни. Таким был Леня для меня и тех, кто его знал.
В общем, я искренне радовался общению с ним, абсолютно не покушался на его девушку, да и познакомились мы с ней мельком, на обратном пути из Юрмалы в Москву — поскольку ехали в одном вагоне. «Привет — привет», — и весь диалог.
Прошло несколько месяцев. Как-то раз мы с подругой Катей возвращались с занятий по танцам. В этот день мы осваивали полонез и еще немножко танго. Поэтому на обратном пути мы часто останавливались на тротуаре, исполняли несколько па и шли дальше, жутко довольные собой.
Так мы дотанцевали до «Макдоналдса», что на Пушкинской площади, и решили зайти перекусить. Понятно, что после столь интенсивных тренировок мы сильно проголодались. B «Макдоналдсе» играла живая музыка. Я уже не помню, какие именно инструменты — кажется, аккордеон и гитара. Важно, что это так меня вдохновило, что я принялся петь на весь зал. Тогда это было для меня нормально — после Юрмалы я пел везде. Узнавали меня не всегда, но это особо не огорчало — веселил сам процесс. Иной раз недовольные граждане начинали на меня шикать, и приходилось извиняться. Позже я осознал, что привлекать излишнее внимание не всегда уместно.
В «Макдоналдсе» я пел совсем недолго — лишь до момента, когда завелся, подхватил Катю и принялся кружить ее по залу в ритме танго. Реакция публики на импровизированный концерт была ровной: ведь играл почти целый оркестр — надо же было кому-то и танцевать, да?..
Но вдруг я остановился. Потому что увидел ее .
Она стояла перед кассой, расплачивалась, что-то говорила, и распущенные белокурые волосы струйками стекали по ее плечам и колыхались при каждом движении. Лайла обернулась и заметила нас с Катей. Улыбнулась, помахала ладошкой, подошла. В руках она держала три пакета со снедью.
— Привет! Вот так встреча, — удивленно сказала она.
И я обалдел от звука ее голоса — будто услышал его впервые. Он был нежным, мелодичным, немного тягучим — в общем, неземным.
— Привет... а ты что здесь делаешь? — пролепетал я.
— Я живу недалеко, через дорогу, — сообщила она, перекладывая один из пакетов в другую руку. — А вы откуда?
Еще несколько слов — и мы обменялись телефонами, договорившись созвониться, чтобы пойти на день рождения одного общего знакомого. Правда, Лайла меня так и не набрала. Она почему-то позвонила моему другу Егору, который тоже был приглашен. Он мне рассказал об этом, а я сразу взревновал, мгновенно представив, что у них могут завязаться отношения... о боже, нет!..
Но все обошлось, и на ту самую вечеринку мы пошли вместе с Лайлой. Лени поблизости не наблюдалось. C вечеринки мы уехали тоже вместе. И затем провели четыре безумных дня, курсируя между моим и ее домом, не в силах расстаться и оторваться друг от друга ни на минуту.
Сейчас я уже не помню, отвечал ли я в тот момент на какие-то звонки. Вероятно, отвечал, но как в тумане. Я видел и чувствовал только Лайлу — мы бросились друг в друга и моментально утонули. Это можно назвать узнаванием — будто бы мы встретились через вечность после разлуки. Мы сразу же стали настолько тесно и пугающе близки, что я ошалел, потеряв голову от нахлынувших девятым валом эмоций. И Лайла чувствовала нечто подобное, не могла не чувствовать.
Спустя несколько дней мы завтракали в кафе, слегка притихшие и не понимающие толком, что же с нами произошло и что с этим делать. Мы знали определенно лишь одно: это необходимо во что бы то ни стало сберечь. От посторонних глаз, от досужих сплетен, может быть, даже от друзей. Слишком оно хрупкое.
Я был в курсе, что на момент нашей судьбоносной встречи в «Макдоналдсе» Лайла уже рассталась с Леней Нерушенко. Но насколько я понимал, между ними еще оставалась невидимая связь — неподвластная рассудку и то и дело провоцирующая во мне тонкие уколы ревности. Затем Леня напомнил о себе сам. Он просто позвонил, потому что хотел, чтобы Лайла поехала с ним в Сочи на несколько дней. Лайла — для друзей Ляля — что-то говорила в трубку, я видел ее лицо, слышал обрывки Лениных фраз. Нерушенко неистовствовал. Но пока — лишь от непонимания происходящего. Как это — Ляля не может ехать?.. Почему? При чем тут Билан?! Она же с ним почти не знакома!..
Мне пришлось взять из Лялиных рук трубку и все объяснить. Леня понял правильно и отреагировал на удивление спокойно.
— Вот, — сказала Лайла, когда я закончил разговор. — Все, наверное, к лучшему...
Она смотрела мимо меня отсутствующим взглядом.
Остальное я помню как во сне, приятном и уводящем за границы обыденности. Чтобы не тратить слишком много слов на объяснение необъяснимого, это кратко называют «сумасшедшей любовью». А у англичан есть и более точное определение подобной влюбленности: «fall in love». Что дословно означает «упасть в любовь». Да, упасть, провалиться, обрушиться. Правда, я плохо представлял себе, что с этим делать. И разрывался между Лялей и своей работой — концертами, гастролями, репетициями, съемками...
ПОСЛЕ МОЕГО КОНЦЕРТА В ЛОНДОНЕ. Я, ЯНА, ЛЯЛЯ И АНТОНИО
Лайла, художник, бывшая девушка Димы:
Витя был очень наивным, добрым, чистым, открытым мальчиком — не побоюсь этого слова. Я его тогда так и называла: «маленький мой». Это было его имя для меня. Даже моя мама, когда с ним познакомилась, сказала: «Слушай, он очень хороший, положительный. Но почему такой застенчивый?..» Я в свою очередь всегда была более открыта. Все же у нас с Витей разное воспитание: я выросла в Питере, в центре города, а он — в Кабардино-Балкарии. Но нас объединяло то, что мы в общем-то оба были чужими в Москве...
Некоторое время нам с Лялей удавалось скрывать наши отношения от Юрия Шмильевича. Но все довольно быстро обнаружилось — участились случаи, когда мы попросту отключали телефоны и пропадали, наслаждаясь исключительно друг другом.
Айзеншпис быстро оценил происходящее и сразу расставил все точки над «i».
— Ты пойми одно, — сказал он мне. — У тебя все впереди, тебе нужно сконцентрироваться и работать, работать, работать. А не любовь крутить. Возьми себя в руки, черт возьми!
Юрий Шмильевич был старше и определенно мудрее. Он смотрел на жизнь иначе. В его речи часто появлялись нотки цинизма, но законченным циником он не был. Он был реалистом. А потому Айзеншпис просто старался донести до меня мысль, что работу и творчество необходимо ставить на первое место — особенно теперь, когда все только начинается и вполне успешно разворачивается.
ОПЫТ ПОКАЗЫВАЕТ — ЕСЛИ Я ДРЕЙФЛЮ, ЗНАЧИТ, ЗАДУМАННОЕ ПРИНЕСЕТ ПОЛЬЗУ.
Айзеншпис был в курсе абсолютно всего, что происходило в моей жизни. Естественно, он хотел, чтобы я как можно больше времени проводил на студии — занимался и записывал новый материал. Он прекрасно знал свое дело. И, возможно, также знал, что ему недолго осталось... Возможно. Я могу об этом судить уже по тому, что он торопил меня, не давал продыху, будто ему нужно было успеть и вложить в меня как можно больше.
Но Ляля! И как бы я «взял себя в руки»? .. Когда я целый день о ней думал! В том числе выходя на сцену. Считал минуты до счастливого мгновения встречи, ради которого приходилось выдираться из плотного рабочего графика, теперь казавшегося враждебным.
Невозможно отвернуться от человека, который рождает в тебе настолько сильные переживания. А они, с одной стороны, дают силы и вдохновение в минуты подъема. С другой — отнимают силы и лишают покоя в моменты спада. Такие отношения были для меня в новинку. В отсутствие Ляли я не находил себе места, скучал, страдал, исторгал из себя массы стихотворений и мелодий. Я без нее не мог.
Звучи, как вечер, смотри, как ворон.
Так много. Не стесняйся и поддавайся иногда.
Пусть будет в жизни всем немного тесно
В перерывах между нашими встречами Ляля умудрялась еще и просто жить. Вместе с одним из своих друзей она открыла магазинчик одежды, который вполне успешно развивался. Словом, она была девушкой самостоятельной — единственная из тех, с кем я тогда близко общался.
Ляля некоторым образом опекала меня. Я запросто мог прийти к ней в магазин и взять что-то из одежды. Лишних денег в моих карманах в те годы не водилось, поэтому такая возможность меня попросту спасала. Одну майку из этого магазина я храню и по сей день — это стильная дорогая вещь с нашивками в виде вертолетиков и еще каких-то неопознанных объектов. Вернее, так было в начале. Часть значков давным-давно отлетела, остальные я аккуратно срезал и положил в шкатулку на память. Для меня они символизируют не только безденежные годы, но еще и те чувства, которые я тогда испытывал.
Кроме того, Ляля могла примчаться ко мне в любое время дня и ночи, привезти что-нибудь поесть, сготовить, остаться... И опять мы пропадали, а нас искали чуть ли не с собаками, потому что после Юрмалы начались непрерывные концерты, съемки, репетиции.
Сейчас я с трудом понимаю, каким образом мог успевать все, как совмещал свою многогранную работу с любовью — и даже выкраивал время на общение с друзьями!.. Мне запомнились только самые теплые и трогательные моменты тех дней.
Все происходило спонтанно. В очередной день рождения Лени Нерушенко мы с Лялей поднялись аж в семь утра. Что, учитывая мой график работы, совершенно немыслимое издевательство над организмом. Мы отправились в круглосуточный супермаркет, выбрали самый большой и красивый торт, отыскали праздничные свечки и приехали к Лене домой, чтобы первыми его поздравить. Хихикая и подначивая друг друга, мы пытались попасть в Ленин подъезд — кода мы не помнили. Наконец кто-то из жильцов впустил нас, и прямо в подъезде мы достали торт, украсили его свечками, зажгли их... И предстали пред Ленины светлы очи, которые он с утра даже продрать толком не мог, встретив нас на пороге, заспанный и удивленный.
Кстати, Леня — это отдельная тема. Несмотря на то что с Лялей они давно были не вместе, они продолжали дружить и поддерживать теплые отношения. Лайла принимала Леню как близкого человека, которому можно доверять и на которого можно положиться. А поскольку мы с ним тесно общались, оба будучи под патронажем Айзеншписа, то со временем сдружились еще больше. Ревновал ли я? Наверное, мог бы. Но в Лялиной с Леней дружбе не было ни намека на чувства особого рода. Скорее это были отношения брата и сестры.
Ляля со своей стороны меня вообще не ревновала. Ни к кому. С одной стороны, сказка. С другой — меня это зачастую бесило. Казалось что ей все равно где я, с кем и почему. Иногда я даже сомневался, испытывает ли она ко мне чувства того же накала. Потому что для меня безумная любовь была неотделима от безумной ревности. Иногда я даже провоцировал ее на подобную реакцию. Бесполезно. Стоило нам чуть поссориться и разбежаться — что случалось нередко, потому что наши размолвки и примирения происходили с фантастической скоростью, — как я начинал метаться, не в силах перенести картин с ее участием, которые рисовало мое свихнувшееся воображение. А потом я понял, почему она такая. Она жила в совершенно другом мире. Где любовь возможна только тогда, когда есть доверие. Доверяю — значит люблю, не доверяю — не люблю. Это ее принцип, который я пытался перенять. Впрочем, без особого успеха.
Ляля писала невероятные стихи. Этим она меня потрясла даже больше, чем внешней красотой. Признаться, я не ожидал найти в ней столь многогранную и глубокую личность. Она умела выражать эмоции такими словами, которые каждый раз оказывались единственно верными и окончательными. Ни добавить, ни убавить. Ей удавалось передавать характер наших отношений так, как у меня никогда не получится. Смотрите сами.
А самое большое впечатление произвел на меня ее подарок на мой первый день рождения, который мы провели вместе. Она подарила мне свою картину. До этого Ляля никогда не создавала масштабных полотен, тем более маслом. Это очень сложно для новичка, но она смогла. На кар-
тине Ляля изобразила женщину с раскинутыми руками-крыльями на фоне огромной безмолвной Луны — женщина то ли взлетала куда-то в небеса, то ли, наоборот, падала. Я стал свидетелем рождения чего-то нового в жизни моей любимой — и это было очень ценным, как и тот факт, что свое самое первое творение она решила преподнести именно мне.
Чуть позже Ляля описывала весь процесс написания этого полотна: как она смешивала краски, как подбирала сюжет, перерисовывала начатое. Поскольку она никогда раньше не писала маслом, на работу ушло много времени — почти восемь месяцев. Я был до глубины души потрясен этим фактом.
Лайла сделала свою картину, похожей на большую открытку, кроме собственно изображения на ней были нанесенные теми же масляными красками стихи.
Того, без кого не представляешь жизни
Любви было слишком много. В душе моей бушевал настоящий пожар, я метался, рвался и распадался на части будто нескладывающийся пазл. Мне хотелось проводить с ней как можно больше времени — и одновременно с этим в тот же период неуклонно росло количество даваемых мной концертов. И я никак не мог отказаться от своей работы, от единственного призвания в жизни. 
Ляля это прекрасно понимала. Но в глубине души она не могла смириться с тем, что я сам себе не принадлежу и не в состоянии проводить с ней столько времени, сколько хотелось бы нам обоим. Я не мог притормозить этот разогнавшийся эшелон. У меня, как и у всякого человека, имелся лишь стоп-кран — возможность бросить все и сразу. Продолжая метафору, скажу, что подобная остановка состава означает, что он сойдет с рельс — раз и навсегда. Оставшиеся в живых пассажиры расползутся, а сложная машина для движения вперед превратится в тонны разъедаемого коррозией железа. Я бы не пошел на такую жертву, а Лайла бы ее не приняла.
Наверное, в глубине души я понимал с самого начала эти отношения — не навсегда. Это не значит, что я был готов расстаться с Лялей, как раз напротив. Просто я чувствовал, что здесь что-то не так, неправильно, это сжигает дотла, а так не должно быть. Но вместе с тем Ляля открыла для меня целый мир. В ее лице я соприкоснулся с философией мегаполиса и сразу стал иначе воспринимать действительность.
Я вообще не люблю податливых. Когда просишь девушку сделать что-нибудь — и она смотрит тебе в рот и бежит делать... Не надо. Мне нравится, когда со мной спорят. Вот Ляля — да, она была девушкой моего типа. Правда, из-за прений мы не всегда могли долго выдерживать друг друга. Вместе тесно, врозь скучно... Впервые мы расстались почти на два месяца — как бы желая взять тайм-аут, сделать передышку. Эти два месяца в разлуке были невыносимы...
Иногда нам удавалось вырваться из бешеного ритма и куда-нибудь съездить. Недалеко и ненадолго, но это неважно. Я до сих пор вспоминаю нашу поездку в Анапу, эти несколько дней в раю, веселых и безумных, как вся наша с Лялей жизнь. Я тогда выцыганил у Лени Нерушенко летнюю майку и носил ее с чувством приобщения к чему-то звездному. Правда, майку следовало бы сперва постирать, она пахла потом...
А вот еще один из эпизодов нашего затянувшегося сумасбродства. Перед Новым 2004 годом у меня был назначен концерт в «Метелице». За пару дней до этого мы с Лялей поссорились, потом случился мой день рождения, мы помирились... Но примирение, как всегда, было настолько бурным, что мы оба пропали на три дня, отключив все средства связи. Позднее я обнаружил у себя на телефоне пятьдесят пропущенных звонков. До меня добрались непосредственно перед концертом. И когда я появился в «Метелице», притащив с собой Лялю, Айзеншпис был вне себя от ярости.
— ГДЕ ТЕБЯ НОСИТ?!! — заорал он на грани ультразвука. — У НАС ЖЕ КОНТРАКТ!! НА СЦЕНУ!! БЫСТРО!!!
Переодевшись, я выбежал выступать. А когда вернулся, обнаружил, что Ляли нет.
— Где она? — спросил я у Айзеншписа.
— Там, где и должна быть, — ответил он. — Дома.
Ребята, которые были в зале и видели случившееся, рассказали мне, что Айзеншпис чуть ли не с кулаками набросился на Лялю, наорал на нее, после чего она в слезах покинула клуб. Дозвониться до Ляли я в тот вечер не смог. Она не брала трубку.
И вот наши отношения стали давать сбой. Ляля все больше расстраивалась, просила меня больше бывать с ней — чего я делать не мог, потому что моя популярность росла, а с ней увеличивалось количество работы. Если раньше музыкальные проекты откусывали от моего свободного времени по кусочку, то теперь они его откровенно сжирали.
Однажды Ляля объявила, что едет отдохнуть с мамой в Марокко — на месяц. Такова была ее официальная версия. Я поверил и с легким сердцем отпустил свою девушку. Как оказалось, напрасно.
Первое время я жил ожиданием. Но вот минул месяц
Женщины бальзаковского возраста в порно (82 фото) секс фото
Красивые девушки горничные (60 фото) секс фото
Милфа Шеридан любит ебаться в пизду

Report Page