Даниил Андреев

Конечно, после заметок об Эммануиле Сведенборге и Майстере Экхарте, о Льве Гумилеве и Данте Алигьери, о Булгакове и Платонове (все эти фрагменты нашего пазла довольно легко находятся поиском в нашем телеграмм-канале, но в будущем обещаю разместить в блоге нечто вроде указателя) было бы странно обойти вниманием Даниила Леонидовича Андреева.

Но, сразу скажу, подойти к написанию данного текста мне было трудно. Даже с учетом того, что впервые я читал "Розу Мира" еще в машинописных копиях в середине 80-х годов, больше тридцати лет назад...

Поэтому начнем, пожалуй, с небольшого предисловия, — как говорил Георг Лихтенберг, — пусть оно сыграет роль своего рода громоотвода.

В новелле «Операция „Burning Bush”» Виктор Пелевин от лица рассказчика рассказывает о роли Даниила Андреева в истории современной России и Америки довольно цинично, но весьма изобретательно: «Как и положено всякому русскому духовидцу, Андреев-младший провел лучшую часть жизни в тюрьме. В ней он создал грандиозную духовную эпопею „Роза мира”, где переписал историю творения и грехопадения в терминах, более понятных современникам Штейнера и Троцкого. Кое-какие сентенции Андреева о Боге я помнил. Но все дело было, как оказалось, в том, что он писал о сатане, которого называл „Гагтунгр”».

Описывая восстание Сатаны, он создал поистине величественный миф — им, очень может быть, начнут кормиться сценарные мафии западных киностудий, когда дососут последнюю кровь из вампиров. Андреев изобразил обитателей демонических миров с такой прозрачной ясностью, как будто сам долгое время жил с ними в одном доме на набережной. Но самое важное было в том, что он указал на связь главного демона нашего измерения, Гагтунгра, с товарищем Сталиным.

По словам Андреева, во время контактов с инфрамиром Сталин впадал в особый мистический транс, так называемую «хохху», позволявшую ему получать инструкции лично от Сатаны. Вот как рассказывает об этом сам Андреев:

... «Не знаю, видел ли его когда бы то ни было кто-нибудь в этом состоянии. В 30-х и 40-х годах он владел хоххой настолько, что зачастую ему удавалось вызвать ее по своему желанию. Обычно это происходило к концу ночи, причем зимою чаще, чем летом: тогда мешал слишком ранний рассвет. Все думали, что он отдыхает, спит, и уж конечно никто не дерзнул бы нарушить его покой ни при каких обстоятельствах. Впрочем, войти никто не смог бы, даже если бы захотел, так как дверь он запирал изнутри. Свет в комнате оставался затенен, но не погашен. И если бы кто-нибудь невидимый проник туда в этот час, он застал бы вождя не спящим, а сидящим в глубоком, покойном кресле. Выражение лица, какого не видел у него никто никогда, произвело бы воистину потрясающее впечатление. Колоссально расширившиеся, черные глаза смотрели в пространство немигающим взором. Странный матовый румянец проступал на коже щек, совершенно утративших свою обычную маслянистость. Морщины казались исчезнувшими, все лицо неузнаваемо помолодевшим. Кожа лба натягивалась так, что лоб казался больше обычного. Дыхание было редким и очень глубоким. Руки покоились на подлокотниках, пальцы временами слабо перебирали по их краям» (это реальная цитата из ч.4 "Розы Мира", в этом месте новеллы Пелевин цитирует Андреева, а мы, в свою очередь, цитируя Пелевина, тем самым обращаемся к первоисточнику).

Прочитав в 1949 году доставленные из Владимирской тюрьмы наброски «Розы Мира», Сталин несколько раз подчеркнул красным карандашом то место, где говорилось о его телепатическом общении с Гагтунгром и другими демонами темных иерархий, и распорядился оборудовать в Кремле специальное помещение, где он действительно мог бы впадать в описанный великим духовидцем транс".

Новеллу Пелевина при желании каждый может перечитать сам, далее сюжет повествует о том, какую роль сыграла эта "комната Гагтунгра" в судьбе Советского Союза (и современной нам России), но привел я эту цитату в первую очередь потому, что в ней очень точно передано опасливое и двойственное отношение к "Андрееву-младшему" целого поколения советской интеллигенции, детей и внуков того самого поколения, которое создало культ "Мастера и Маргариты" и "Альтиста Данилова", передавало с рук на руки Варлама Шаламова и Солженицына и создало нашей стране славу "самой читающей страны мира".

Причина такого двойственного отношения проста. Узкая и немногочисленная прослойка "творческой интеллигенции" выжила отчасти случайно, отчасти за счет способности мимикрировать и "двоемыслить", отчасти за счет того, что на определенном этапе репрессии против интеллектуалов были заменены на принуждение к рабскому, по сути, труду (в первую очередь это касается технической интеллигенции, особенно в военные и послевоенные годы). Привело это к тому, что наше, в частности, поколение выросло в отсутствие внятных ориентиров, особенно в сфере религиозных и духовных ценностей, практически все мы были "атеистами поневоле", а те, кто тянулся к религиозным первоисточникам, быстро натыкались на весьма специфические особенности "советской православной церкви".

Так называемый интеллигент в советское время, как правило, толком не знал никаких языков, кроме русского, был, в лучшем случае, специалистом в какой-то одной технической области, с философами был знаком в основном по работам Маркса и Энгельса; главные же качества интеллигента, — образованность и интеллектуальная свобода, — проявлялись в одном-единственном месте: на собственной кухне.

Собственно, немногое изменилось с тех пор ))

Конечно, образ пророка и духовидца никак не мог быть осознан и принят нашим поколением, не знакомым ни с Якобом Бёме, ни с Уильямом Блейком, ни с Флоренским, ни с Розановым...

А в связи с тем, что роман "Странники ночи" (из которого я взял несколько загаданных цитат), писавшийся с 1937 по 1947 год, был сожжен следователями Абакумова, место великого русского писателя рядом с Платоновым, Булгаковым и Пастернаком, которое по праву должен был занять Андреев-младший, тоже осталось вакантным.

Те цитаты, которые я привел, — взяты из первых двух глав этого романа, восстановленных Андреевым по памяти. Но качество этих двух глав свидетельствует о том, что супруга его, Алла Александровна, дожившая почти до наших дней, скорее всего, не ошибалась. Процитируем:

..."Это была самая настоящая беда русской литературы! Потому что роман был прекрасно написан, эпохальнейшая вещь. Русская литература лишилась одного из самых значительных произведений. Они стояли бы в одном ряду: «Доктор Живаго» Пастернака – это революция, правда? Булгаковские «Мастер и Маргарита – это 20-е годы. А «Странники ночи» – это 37-й год, как бы логически завершающий эту цепочку времен"…

Но опрометчиво будет относиться к Андрееву как к жертве, которой просто не повезло попасть под жернова "колесницы джаггернаута" имени Иосифа Виссарионовича. Жертвой он себя отнюдь не чувствовал, более того, именно в самых мрачных застенках он позволял себе писать следующие строки:

«Известно, что Сталин был весьма озабочен реабилитацией некоторых страшилищ прошлого, например, Ивана Грозного, Малюты Скуратова. И, однако, о том же Грозном он пренебрежительно заметил под конец: «Казнит горстку бояр, а потом две недели молится и кается. Хлюпик!». Да, назвать Грозного хлюпиком имел право, пожалуй, только он... Он был кровожаден как истый демон. Какими соображениями государственной пользы, хотя бы и искаженно понятыми, объяснишь систему периодически производившихся массовых кровопусканий? В первый раз он это позволил себе в начале коллективизации, когда кулачество, точнее - зажиточное крестьянство, ликвидировалось, по его предначертанию, «как класс». Толпы людей лишались средств к существованию и в условиях, гибельных даже для скота, перебрасывались в необжитые районы, где и отдавали Богу свои души... Вслед за первой гекатомбой воздвиглась и вторая: жертвы разгрома религиозных конфессий. Короткая передышка, пока полчища Гагтунгра переваривали великолепную порцию гавваха, - и вот уже несется новое блюдо на пиршественные столы в Гашшарве и Дигме: два или три миллиона жертв ежовщины. Еще немного - и начинает расти гекатомба жертв Великой Отечественной... Едва начинает в 1945 году иссякать этот источник гавваха, как человекоорудие Урпарпа уже спешит озаботиться о новом... цифры погибших в лагерях с 1945-го по 1953 год составляют несколько миллионов... Пытаясь осмыслить происходившее, люди становятся в тупик».

Тюремная камера и нечеловеческие условия заключения не сломили его дух и не сделали его рабом, проклинающим свою участь на манер Иова.

 «Как могу я не преклониться с благодарностью перед судьбой, приведшей меня на целое десятилетие в те условия, которые проклинаются почти всеми, их испытавшими, и которые были не вполне легки и для меня, но которые вместе с тем послужили могучим средством к приоткрытию духовных органов моего существа? Именно в тюрьме, с её изоляцией от внешнего мира, с её неограниченным досугом, с её полутора тысячами ночей, проведённых мною в бодрствовании, лёжа на койке, среди спящих товарищей – именно в тюрьме начался для меня новый этап познания... Длинные ряды ночей превратились в сплошное созерцание и осмысление. Глубинная память стала посылать в сознание всё более и более отчётливые образы, озарявшие новым смыслом и события моей личной жизни, и события истории и современности…»

Биография Даниила Андреева, с одной стороны, выглядит типичной для его поколения.

Детство пришлось на первую мировую войну и революцию.

Юность — на двадцатые годы.

Написание основных книг, которые, будь они каким-то чудом изданы, сделали бы его одним из великих русских писателей двадцатого века, — пришлись на 30-е годы, особенно в этом плане отличился год 37-й, когда он встретил свою будущую супругу и начал "Странников ночи".

Зрелость Даниила Андреева прошла на фронтах второй мировой войны и во Владимирском централе, в котором и был создан, возможно, самый неоднозначный текст русской культуры — "Роза Мира".

С другой стороны, все в этой биографии доведено до некоего абсолютного и мрачного совершенства.

Мало того, что ребенок родился в семье одного из самых демонических авторов Серебряного века Леонида Андреева, — но ведь и обстоятельства рождения самые трагические.

Мать ребенка, Александра Велигорская (между прочим, внучатая племянница Тараса Шевченко), умирает от послеродовой горячки через несколько недель после рождения сына и страдающий отец не находит ничего лучшего, чем обвинить в смерти жены полуторамесячного младенца.

Бабушка, Евфросинья Варфоломеевна Велигорская (урожд. Шевченко; 1846—1913) увозит мальчика из Берлина, в котором он был рожден, — в Москву, в семью другой своей дочери, Елизаветы Добровой. 

Бабушка умрет, когда Даниилу будет шесть лет, заразившись от него дифтерией. Тем же летом, на даче под Петербургом, шестилетний ребенок попытается покончить с собой, чтобы увидеть вновь маму и бабушку...

В августе 1921 года 14-летнему Даниилу открылось то, что впоследствии он назвал "метаисторическим озарением" (просьба не пропустить параллели с Львом Гумилевым):

"Это случилось в Москве, на исходе дня, когда я, очень полюбивший к тому времени бесцельно бродить по улицам и беспредметно мечтать, остановился у парапета в одном из скверов, окружавших Храм Христа Спасителя и приподнятых над набережной. Московские старожилы ещё помнят, какой чудесный вид открывался оттуда на реку, Кремль и Замоскворечье с его десятками колоколен и разноцветных куполов. Был, очевидно, уже седьмой час, и в церквах звонили к вечерне... Событие, о котором я заговорил, открыло передо мной или, вернее, надо мной такой бушующий, ослепляющий, непостижимый мир, охватывавший историческую действительность России в странном единстве с чем-то неизмеримо большим над ней, что много лет я внутренне питался образами и идеями, постепенно наплывавшими оттуда в круг сознания. Разум очень долго не мог справиться с ними, пробуя создавать новые и новые конструкции, которые должны были сгармонизировать противоречивость этих идей и истолковать эти образы. Процесс слишком быстро вступил в стадию осмысления, почти миновав промежуточную стадию созерцания. Конструкции оказались ошибочными, разум не мог стать вровень со вторгавшимися в него идеями, и потребовалось свыше трёх десятилетий, насыщенных дополняющим и углубляющим опытом, чтобы пучина приоткрывшегося в ранней юности была правильно понята и объяснена".

Но достаточно, наверное, о биографии.

Добавлю только, что все тексты, написанные Андреевым в 30-х годах, были впоследствии уничтожены в печах Лубянки и восстановлено было только несколько коротких фрагментов из них. Ни одно из произведений Андреева не было издано при его жизни.

Протокол допроса арестованного Андреева Даниила Леонидовича // Андреев XX. С. 291–293.

"ВОПРОС: Укажите, где находятся написанные вами антисоветские произведения?

ОТВЕТ: Этого я следствию не скажу.

ВОПРОС: Почему?

ОТВЕТ: Над романом "Странники ночи" я работал десять лет. Эта работа мне слишком дорога, и я не могу сознательно обрекать ее на уничтожение.

Другие мои антисоветские произведения спрятаны вместе с этим романом. Поэтому я не могу указать их местонахождение.

ВОПРОС: Значит, вы отказываетесь выдать свои антисоветские труды?

ОТВЕТ: Да, отказываюсь. Во всяком случае сейчас я этого не скажу.

ВОПРОС: Следствие расценивает это как продолжение вашей борьбы против советской власти. Учтите это"

"Террористы", задумавшие покушение на товарища Сталина, находились и при Ягоде, и при Ежове, и при Абакумове, и при Берии. Всезнающие "органы" умели обнаруживать и уничтожать "террористические группировки". Найдя кандидатов на роль "террористов", следствие начинало с того, что сочиняло сюжет сценария и дописывало его на ночных допросах, заставляя действующих лиц исполнять предназначенные роли, выбивая подробности, поощряя импровизации, требуя убедительных самооговоров. Типовые сценарии разнообразием не блистали. И хотя, как правило, писатели шли по статье "антисоветская агитация и пропаганда", обвинение в подготовке теракта на основании художественного произведения чекисты практиковали давно. К любым, самым нелепым фантазиям на тему покушений и нападений они относились с беспощадной серьезностью.

А случай с романом "Странники ночи" оказался из ряда вон. В одной из глав его второй части "в деталях в стиле Достоевского описывалось покушение на Сталина. Получив этот материал, органы ахнули — в их интерпретации это было не художественное произведение, а инструкция к действию" (из воспоминаний Василия Налимова)

Изображенное в "Странниках ночи" "антисоветское подполье" — группа Глинского, собравшего "вокруг себя группу единомышленников, объединенных неприятием всего, что было навязано стране: коммунизма, социализма, атеизма, ведущих к духовной гибели народа".

В романе даже определялась задача группы: "…Ночь над Россией неминуемо кончится рассветом, а рассвет этот обнаружит крайнюю степень духовного голода народа, и те, кто это понимает, должны быть готовы этот голод начать удовлетворять". Речь здесь шла, квалифицировало следствие, о подготовке к "антисоветской пропаганде и агитации".

Рассуждения героев романа о возможных методах борьбы с бесчеловечной властью принимались за реальные руководящие инструкции. На допросе приводились строки из второй части "Странников ночи", с указанием страницы рукописи — 311, действительно, крамольные: "Первое — самая тщательная маскировка. Отказ от каких бы то ни было единичных антисоветских выступлений, чтобы не выдать себя. Второе — активная подпольная работа. Временный блок со всеми антиправительственными группировками, какие только удастся нащупать".

Зачитав их, следователь спрашивал романиста: "Говорите, что практически вами сделано в этом направлении?"

30 октября 1948 года все участники "группы" Андреева, то есть всем тем, кто мог теоретически услышать или прочитать хотя бы крохотный кусочек текста "Странников ночи", были осуждены на разные сроки заключения, от 10 лет и выше.

В постановлении, в частности, говорилось: "Андреева Даниила Леонидовича, за участие в антисоветской группе, антисоветскую агитацию и террористические намерения заключить в тюрьму сроком на двадцать пять лет, считая срок с 23 апреля 1947 года. Имущество конфисковать".

Пожалуй, пора уже заканчивать эту заметку.

Добавлю только еще несколько деталей из истории написания "Розы Мира".

Естественно, писать что бы то ни было заключенным во Владимирском централе было запрещено.

Даже письма родным узники имели право написать только два раза в год (из-за чего долгое время Андреев не мог списаться с женой и ничего не знал об ее участи).

Но, по словам одного из его сокамерников, Парина: "невзирая ни на какие внешние помехи, он каждый день своим четким почерком покрывал волшебными словами добываемые с трудом листки бумаги. Сколько раз эти листки отбирали во время очередных "шмонов"<…>, сколько раз Д<аниил>Л<еонидович>>снова восстанавливал все по памяти" 

Четыре раза текст "Розы Мира восстанавливался Даниилом Андреевым по памяти, и только чудом можно объяснить то, что эта рукопись, спрятанная среди личных вещей, была выдана на руки его жене в 1957 году, когда он был этапирован на очередной пересмотр дела.

Последние 23 месяца жизни после освобождения тяжело больной Андреев, ставший в тюрьме инвалидом, занимается тем, что дописывает "Розу мира", а по факту, — просто печатает на машинке текст, хранящийся в его памяти, изредка сверяясь с сохранившимися черновиками.

12 октября 1958 года, в поселке Горячий Ключ на Северном Кавказе Даниил Леонидович допечатывает две машинописные копии романа, одну из которых Алла Андреевна кладет в бидон и зарывает в землю.

"Нашла поблизости триангуляционную вышку, которую уж точно не снесут, и отсчитала от нее по диагонали 13 шагов в лес. Там на раздвоенном дереве я ножом вырезала крестик и надежно закопала под корнями бидон с экземпляром «Розы Мира». Он и сейчас там лежит – но уже не надо волноваться: эта книга напечатана. И одна женщина мне хорошо сказала: вот вы ее в горах зарыли – а она по всей стране проросла…"

Книга была издана в 1991 году.

Естественно, всем рекомендую прочитать и составить самостоятельное мнение, что это за текст, и имеет ли он какую-то художественную или иную ценность.

Главными с точки зрения сборки нашего пазла являются те пять книг (из двенадцати), которые посвящены метаистории русской культуры.

P.S.

Из воспоминаний Аллы Александровны

"Однажды Даниил перечитывал "Розу Мира", а я что-то делала по хозяйству, выходила на кухню, потом вошла. Даниил закрыл папку, отложил ее и сказал:

— Нет. Не сумасшедший.

Я спросила:

— Что? Что?

— Не сумасшедший написал.

Я обомлела, говорю:

— Ну что ты!

А он отвечает:

— Знаешь, я сейчас читал вот с такой точки зрения: как можно к этому отнестись, кто написал книгу: сумасшедший или нет. Нет, не сумасшедший"