Дали глазами современников

Мы вдоволь наслушались самого Дали. Пора взглянуть на него со стороны. Может быть, у художника есть какая-то невидимая для широкой публики грань?

Французский книгоиздатель, коллекционер живописи Пьер Аржилле познакомился с Дали в 30-х годах. Потом издавал гравюры мастера, выполненные в виде иллюстраций к известным произведениям мировой литературы. В Музее сюрреализма, созданном Аржилле, хранится около 160 таких гравюр. Это самая большая коллекция во Франции. Аржилле организовал первую выставку работ художника в СССР, на которой, естественно, его атаковали журналисты с вопросами о Дали.

«Это был необыкновенный человек, – вспоминал Пьер Аржилле. – По существу, малоизвестный широкой публике, которая судила о нем по его картинам и эксцентричному поведению. В близком же общении Дали был простым, обаятельным, с ним легко дружилось и работалось. В отличие от других художников, с которыми я сотрудничал, с Дали у меня никогда не возникало сложностей при доработке его гравюр.

Мир часто судил о Дали по тому, что читал о нем в газетах и журналах. А те зачастую давали представление о нем как о, мягко говоря, странном человеке.

Но это же совершенно неверно. В противоположность тому, что можно было бы о нем подумать, если судить по публикациям в прессе, Дали являлся человеком мыслящим, скрупулезно и долго работавшим над своими картинами. Он обладал большим запасом терпения и мог провести целый день, выписывая на холсте какую-нибудь деталь. У Дали был вкус к работе, причем к упорной, и желание придать ей завершенность, что, на мой взгляд, отличает его от многих современных художников. Дали был великим тружеником…»

Прервем рассказ Аржилле и процитируем самого Дали: «Если бы я не работал, что бы я делал здесь, на земле? Скучал бы, как устрица. Поэтому я терпеть не могу устриц».

«Он много читал, был очень образован. И далеко не поверхностен, а ведь именно таким его представляют газеты, – продолжал свои воспоминания Пьер Аржилле. – Ему доставляло удовольствие подпитывать журналистов курьезами, дразнить, ошеломлять их. Принято считать, что это, дескать, Дали искал себе рекламу. На самом же деле репортеры постоянно охотились за ним, выискивая его повсюду. Они караулили его, где бы он ни находился – в Испании, в Париже, в Америке. Когда я к нему приходил в гости или же по издательским делам, всегда сталкивался в лифте или в подъезде дома с людьми, вооруженными фотоаппаратами, теле- и кинокамерами, магнитофонами. Они ждали от мастера новых высказываний, неожиданных реплик.

Многие поверхностно знавшие его люди считали, что он сноб. Это не так. Вообще надо различать, каким казался Дали и каким был в действительности. Он играл роль безумца, на самом же деле был человеком глубоким, думавшим – особенно о проблемах метафизики, о смерти. Он постоянно и много читал. Немногие знали его с этой стороны. Это был человек высокой культуры, прекрасно знавший литературу, особенно поэзию. Недаром им созданы великолепные иллюстрации к стихам Ронсара, Аполлинера, к «Фаусту».

Он был человеком живым, веселым и отличался стопроцентной честностью. Он всегда говорил только то, что думал, хотя это порой производило на окружающих странное впечатление, даже эпатировало их. Но ему не было дела до их мнения. Для меня это является образцом свободы. Был он прав или нет – он говорил то, что думал. Должен особенно подчеркнуть: художник не был злым. Напротив, я его помню предельно доброжелательным и незлопамятным. Злые люди глупы. У него на злобу не было даже времени – он всю жизнь проработал, работал много и легко. Знаете, без труда, без огромного труда нельзя достичь того уровня, которого добился Дали. Он писал что хотел и как хотел, и это доставляло ему удовольствие. Бывают живописцы, работающие тяжело, туго, и картины у них получаются вымученные. У Дали всегда было миллион идей, он ими сыпал как из рога изобилия. Мне самому с ним было легко, весело и приятно работать, это даже не было похоже на труд, одно сплошное удовольствие…»

Естественно, журналисты не могли не задать Пьеру Аржилле вопросы о Гале, на что Аржилле ответил так:

«Эта женщина обладала необычайной притягательностью. Ее первый муж Элюар до самой своей смерти писал ей нежнейшие любовные письма. И только после того как он умер в 1942 году, Дали и Гала официально поженились. Сальвадор без конца ее рисовал. Честно говоря, она была не так уж и молода для натурщицы, но художники, сами знаете, народ непростой. Коль скоро она его вдохновляла…

Гала вела все дела Дали, вносила в них организованность. Она освободила его от всего, кроме живописи, и он имел возможность полностью отдаться творчеству. Это очень важно, особенно для такого беспомощного человека, как Дали. Представьте, он ни разу не сел за руль автомобиля, а простое дело – купить билет на самолет – превращалось для него в целую историю. Вообще, его отношения с механикой, назовем это так, были очень странными. Он даже стремился избегать вставлять ключ в замочную скважину: боялся того, что скрывается за дверью. Он всегда пропускал вперед кого-нибудь. Почему так? Не знаю, он вообще был очень пуглив. Ему казалось, что какие-то недобрые силы хотят ему навредить…»

Так рассказывал о Сальвадоре Дали его давний знакомый, коллекционер и издатель Пьер Аржилле.

После смерти художника группа журналистов из западногерманского журнала «Штерн» посетила Порт- Льигату, дом, похожий на несколько вложенных друг в друга коробок, где жил Сальвадор Дали со своей музой Галой.

«Собственно говоря, с 1950 и до 1982 года они проводили в этих стенах каждое лето», – рассказывала репортерам донья Пакита, прислуга, домоправительница, а потом хранительница опустевшей обители знаменитого человека. Ее муж Артуро, по профессии парикмахер, был у Дали дворецким, телохранителем и шофером одновременно, а последнее время и пробовал подаваемую еду, потому что Дали панически боялся отравиться.

Дом в Порт-Льигате пустует с 1982 года, с тех пор как здесь умерла Гала. С того самого дня Дали не переступал порога этой своей обители, столь близкой его сердцу. Многое в доме растащено на сувениры. Секретари, советники, закадычные друзья сменяли здесь друг друга как в калейдоскопе. «Это была куча шакалов», – заявил американский миллионер и ценитель художника Райнолдс Морс. Время роковым образом сказалось и на любимых вещах Сальвадора Дали. В саду разваливается на куски гипсовый верблюд, у ног которого тот рядился в восточные одежды для своих «арабских ночей». Наполовину сгнил деревянный шезлонг, воспроизводящий формы человеческой фигуры и сделанный по эскизам Дали. Световые рекламы фирмы «Пирелли», придуманные Дали, больше не горят. Сад медленно, но верно дичает.

Сальвадор Дали, который так охотно распространялся о своей особе, никогда не говорил с Пакитой и ее мужем о своем «параноидально-критическом» искусстве. Он просто был для них хозяином – сумасшедшим, непонятным, не любящим мыться и обожавшим свои чудные усы. А еще был трудягой, работал с утра до ночи – собственно говоря, работал всегда. За это Пакита его уважала. Да и вся вилла – его рук дело, включая чучело огромного медведя, в одной лапе державшего фонарь, а в другой – знаменитую каталонскую шляпу, в которой так любил фотографироваться Дали.

Летняя резиденция Сальвадора Дали и Галы представляет собою причудливый домашний «пейзаж». Еще в 1935 году без помощи архитектора, наняв местного каменщика, экстравагантная пара перестроила под жилье большое помещение, где хранились лодки. Оно принадлежало двум братьям-шизофреникам, и молодой тогда Дали немного им сочувствовал.

Единственным «художественным» украшением нового жилища послужил молочный зуб Сальвадора, который выпал у него необычайно поздно (тоже признак гениальности?). Укрепленный на нитке, зуб свисал с потолка. Кроме этого, в доме не должно было быть ничего – ничего, кроме гения Дали и эротичности Галы. С годами, правда, в доме появились и другие материальные субстанции. В спальне – ковер с изображением улыбающегося папы Иоанна XXIII. В углу стоит японский лакированный комод. У входа в ателье художника возвышается футляр, в котором находятся два искусственных пениса внушительных размеров. Все это и многое другое создает особую ауру обители мэтра сюрреализма.

Испанский журналист Антонио Д. Олано выпустил книгу «Странные привязанности гения», в которой отмечает, что Сальвадор Дали тщательно скрывал свое истинное лицо от людей, оберегая собственный внутренний мир, мир человека по имени Сальвадор Дали, придуманный им же самим еще в ранние годы. Однако известно, что Дали обожал испанского короля и королеву. Неоднозначно относился к Гитлеру и Франко. До знакомства с Франко считал его солдафоном, но, познакомившись, изменил свое мнение и часами беседовал с Франко о Веласкесе. Особые отношения у Дали были с Гарсией Лоркой, ну и, конечно, с Галой.

У Антонио Д. Олано спросили:

– Почему Дали никогда не хотел иметь детей?

– Он боялся, что может родиться умственно неполноценный ребенок, – последовал ответ.

У Сальвадора Дали была многолетняя дружба с итальянской семьей Джузеппе и Марой Альбаретто, их дочь Кристина стала крестницей Дали. Вспоминает Кристина Альбаретто:

«Ребенком я очень любила смотреть, как работал мой крестный отец, великий Сальвадор Дали. Вдохновение являлось к нему внезапно. Помню его горящий, почти магнетический взгляд, его загнутые кверху усики, его эксцентрическую манеру одеваться. Сидя в мастерской, я тоже пыталась что-то рисовать. Но чаще всего мыла его кисти – очень хотелось быть ему полезной. И в то же время требовала, чтобы мне за это платили. Он не отказывался и все норовил расплатиться со мной каким-нибудь рисунком, но я хотела только песеты. А еще он дарил мне подарки – помню, однажды преподнес детеныша оцелота, я назвала его Бабу, он жил у нас очень долго, и сегодня по дому родителей бродят его потомки – три огромные пятнистые кошки. Они тоже напоминают нам о Сальвадоре Дали, гении, который был нашим большим другом…

Ему нравилось играть со мной, – продолжала свой рассказ Кристина. – Может быть, он любил меня, как любил бы собственную дочь, если бы она у него была. Мы вдвоем ходили купаться в заливчик недалеко от его дома, и Дали вместе со мной карабкался на надувной матрасик. Если мне покупали новую игрушку, я старалась спрятать ее подальше – мой крестный отец очень любил игрушки и часто крал их у меня. Он был такой, Дали, – очень похожий на капризного ребенка. Уже тогда весь мир воспринимал его как гения, экстравагантного клоуна, а для меня многие годы он был незаменимым товарищем по играм».

Рассказ Кристины дополняет ее отец, Джузеппе Альбаретто:

«Мало кто это знает, но именно мы были настоящей семьей художника. А все потому, что его отец и сестра, строго исповедовавшие все каноны католической веры, никогда не могли простить ему брака с Галой… Он любил эпатировать всех и вся. И был большим нарциссом – любовь к себе стала его манией.

Мара Альбаретто:

«Он был предельно эксцентричен, экстравагантен. Когда его спрашивали, почему он изобразил любимую жену Галу с двумя отбивными на спине, ответил просто: «Я люблю мою жену и люблю отбивные; не понимаю, почему не могу нарисовать их вместе». Это верно, он обожал Галу, самого себя, а еще очень любил золото: оно было для него фетишем, которому он беззаветно поклонялся. Мы подарили ему золотую корону, выложенную изнутри мехом горностая, – она ему очень нравилась. Он постоянно носил на шее на шнурке золотой слиток, часто ложился спать с этим украшением – расставание с золотом приносило ему физические страдания… Бывшая шахиня Ирана Фара Диба хотела заплатить за портрет драгоценными камнями. Художник оскорбился, восприняв это как знак неуважения: все знают, что великий Дали принимает только золото и доллары. Сказал, что рубины и изумруды – это цветные стекляшки, и он никогда не променяет на них ни одно свое произведение».

Рассказанное Марой Альбаретто дополним воспоминанием нашего соотечественника Николая Федоренко, который встречался с Дали и Галой в начале 60-х годов в Нью-Йорке. Вспоминая о встрече, Федоренко недоумевал:

«Богатство? Зачем оно было Галине Дмитриевне? Ведь при Сальвадоре Дали она и без того была миллионершей!» Его сомнения развеяла сама Галина Дмитриевна (она же Елена, она же Гала):

«Мы все время охотимся за деньгами. Нам приходится содержать виллу в Испании, дом во Франции, квартиру в Нью-Йорке, да еще бесконечные отели. Одно разорение!..»

И еще Николаю Федоренко запомнилась фраза музы Дали: «Живу среди чужих и сама чужая. Чужая страна, чужие люди, вечно в окружении чужих…»

Ну что ж, подробный рассказ о Гале совсем скоро, запаситесь немного терпением. А пока еще одно воспоминание о художнике, оно принадлежит известной певице Аманде Лир, которая познакомилась с Дали в 1965 году, когда «неистовый Сальвадор» перешагнул 60-летний рубеж:

«Дали был наполовину лысый и к тому же толстоват. Он держался слегка высокомерно и в конце концов был даже смешон со своими загнутыми вверх усами и в своем золотом жилете. Всякий раз, произнося какую-нибудь фразу, он поднимал трость с позолоченным набалдашником. Его разношерстная свита состояла наполовину из так называемых «мальчиков» и педерастов… Мальчиков он называл “филе камбалы”…»

Во второй раз Аманда Лир отважилась сказать Дали, что собирается стать художницей.

«Он посмотрел на меня с большим удивлением:

– Вы рисуете? Это ужасно. Что может быть хуже, чем женщина-художник! У женщин нет ни малейшего таланта. Талант – это привилегия мужчин.

– А Леонор Фини? – спросила я тихо.

– И она… Правда, она немного лучше всех остальных. Но талант находится в яйцах, а у женщин их нет. Вы согласны?

С этим я была согласна.

– Вы слышали когда-либо о какой-нибудь великой художнице, равной Веласкесу или Микеланджело? Они – мужчины. Талант, творческая сила заключена в мужском семени. Без яиц творить нельзя. Для женщин творчество проявляется в способности воспроизводства себе подобных, ей надо рожать детей. Но женщина никогда не сможет создать Сикстинскую капеллу!»

Еще один отрывок из воспоминаний Аманды Лир:

«Дали рассказывал о своих приключениях на одной эротической вечеринке, где девушки-«рабыни» подвергались бичеванию для удовольствия эротоманов. Меня разочаровывала в Дали эта позиция «наблюдателя», но я замечала, что его пугали крайности в сексе. Он признавался, что он импотент, и компенсировал это разговорами о сексе и созданием эротических произведений…»

Дали в России

В молодые годы Дали привлекала революционная Россия. Она была для него «притягательной и таинственной страной», как и ее лидеры, которых он включил в свою сюрреалистическую иконографию. В 1931 году художник создал картину с характерным для него и непочтительным для коммунистов названием «Видение Ленина на рояле». До этого он носился с идеей написать «лирическую ягодицу Ленина».

Дали всегда мечтал побывать в нашей стране и утверждал: «Глупо враждовать с Россией. Незнание русской истории и культуры, которым на Западе нередко бравируют, – признак дурного тона, недостаток культурности. Списывать со счетов русскую культуру просто несерьезно».

Русская история и культура – это одно, а вот режим, который был в стране, – это принципиально другое. Сальвадору Дали принадлежит следующий весьма язвительный афоризм: «Социализм как нельзя лучше подходит для тех африканских стран, где нет различия между моим и твоим, где не имеют понятия о собственности. Да что там говорить, если у них нет даже нотариусов».

И все же побывать в африканской России Дали очень хотелось. Летом 1953 года он предложил своим друзьям и домашним совершить такое путешествие. Свое прибытие на яхте к русским берегам Дали виделось так: «…встречать меня выйдут 80 юных девушек. Я немного поломаюсь. Они будут упрашивать. В конце концов я уступлю и сойду на берег под оглушительный взрыв аплодисментов».

Да, фантазии у Сальвадора Дали были действительно необузданные. Какие девушки?! Какие аплодисменты?! Для Советского Союза Сальвадор Дали был персоной нон грата. Власти долгое время не показывали его картины советским людям, опасаясь за художественную девственность своих граждан: это, мол, их нравы, это, мол, их загнивающее искусство, это, мол, их сумасшедший гений. Параноик. Мистик. Жуткий развратник. И прочее, и прочее. Нам, разумеется, такие гении не нужны! (Бессмертный выкрик спортивного комментатора Николая Озерова: «Нам такой хоккей не нужен!», когда мы впервые встретились с канадскими профи.)

Пропаганда от искусства, искусствоведы в штатском клеили ярлыки: «декадентская живопись», «болезненное восприятие мира», «извращенная буржуазная эстетика» и т. д. И долгие годы имя Дали служило у нас неким зловещим символом современного буржуазного лжеискусства.

Но вот железный занавес пал. Впервые работы Сальвадора Дали (графика и гобелены, но без всяких живописных полотен) были показаны в 1988 году – выставка открылась 15 апреля в Музее им. Пушкина. Многие зрители, отравленные многолетним ядом пропаганды, конечно, вздрогнули от ужаса («страшный монстр», «жестокий безумец» и другие подобные определения). Однако нашлось и немало таких, которые воздали должное художнику – главным образом за его неожиданные фантазии, великолепный артистизм и изысканную технику.

После распада СССР наступили совсем иные времена. Коммунистическая партия перестала играть роль идеологической силы, подавляющей инакомыслие и инаковкусие. Все запреты и табу разом рухнули. И на этих берегах неограниченной свободы Сальвадор Дали предстал уже во всем своем блеске и сумасшедшем великолепии. Стали появляться в печати статьи и исследования о некогда запретном художнике, издаваться его книги и альбомы с картинами. Сальвадору Дали прекратили вменять в вину «реакционные представления о бессмысленности бытия». Художник из сферы идеологической спокойно перекочевал исключительно в сферу эстетическую. Он уже не политик, а только артист.

В конце лета 1994 года в Центральном Доме художника прошла выставка-продажа «Dali без границ». У касс выстроились длинные очереди москвичей и гостей столицы, несмотря на высокие цены билетов. Пришедшие на выставку с жадным любопытством и удовольствием взирали на присланные дары. Всем надоело ясное и чистое искусство социалистического реализма, всем вдруг захотелось чего-то остренького, и Сальвадор Дали со своими картинами – безумными снами и видениями – был весьма кстати.

Различные предметы, не представляющие особой ценности, но связанные с Дали – оттиски, копии, афиши, отпечатки на шелке, ковры, «сюрреалистические объекты», портреты художника и прочее, – все было раскуплено вчистую. По этому поводу даже появилась газетная заметка «Дали беспредела» в рубрике «Затемнение».

Затемнение, паракультура, квази, эрзац – ругаться можно без конца, но дело сделано: Сальвадор Дали вошел в массовое сознание россиян. В конце XX века русские интеллигенты стали бредить Дали, как в 50-60-е годы упивались Хемингуэем.

В заметках «Сюр» Андрей Вознесенский писал:

«Молодая Москва становится в очередь на Дали… «Сюр» зеркально читается как «рюс». И тогда, когда возникло это самое креативное сердцевинное движение века, Россия была проблемой для мира. Она восхищала, ужасала, как и сейчас, кто с сочувствием, кто с презрением, но все обсуждают нас. И на всех композициях присутствует Россия в образе его русской жены Галы, в виде ее профиля, улыбки, взгляда. Нос Гоголя принюхивается к носу парфюмерного флакона.

Испания и Россия – два симметричных окончания Европы, у них много общего в менталитете, в понимании поэзии и живописи как религии.

Рюс – сюр…» («Известия», 4 августа 1994).

Дали и секс

Эротика всегда казалась мне отвратительной, искусство – божественным, а смерть – прекрасной (Сальвадор Дали).

Как известно, ощущения, связанные с сексуальностью, приходят к нам в детстве, она может приманить, а может и отвратить. В своей книге «Тайная жизнь» Сальвадор Дали приводит сцену из детства: ему пять лет, он гуляет с тремя хорошенькими дамами, причем одна из них ему очень нравится. Сальвадор еще ничего не понимает, но он от нее млеет. И вот именно она во время прогулки, «наклонив голову, раздвигает ноги, при этом изящно подбирая юбки до высоты бедер. В полной тишине проходит почти минута, как вдруг сильная струя бьет из-под юбок, тотчас образуя между ее ногами пенистое озерцо… Дама под вуалью так поглощена, что не замечает моего остолбенелого внимания. Дамы хохочут. Еще две струи орошают почву… Мне ужасно стыдно…»

Мальчиком Дали очень будоражила картина Вермеера «Кружевница», особенно торчащая из холста иголка. Как и любого другого ребенка, Сальвадора переполняла внутренняя чувственность. Он, например, вертелся почти голым перед молодой служанкой, чтобы обратить на себя ее внимание. Но, вступив в пору полового созревания, Дали категорически отказывался от любой сексуальной связи. Однажды его все-таки соблазнила дочь женщины, прислуживающей в их доме. Она легла на постель и притянула к себе Сальвадора. Вместо возбуждения он испытал отвращение и глазами начал искать тяжелый предмет, чтобы ударить соблазнительницу.

Студентом Дали познакомился с очаровательной девушкой, ассистенткой профессора. Он был красив, и девушка с удовольствием приняла его предложение прогуляться. Он повел ее в пустынное место, где она не раздумывая, «очень белая, с красивыми грудями», улеглась на землю, растянувшись во весь рост и предлагая тем самым взять ее немедленно. Но дело ограничилось поцелуями, что вызвало в ней горькое разочарование. По свидетельству Дали, они встречались не раз на протяжении пяти лет, во время свиданий он «вдыхал тонкий запах ее подмышек, напоминавший смесь гелиотропа, овцы и жареного кофе», целовал, гладил ее груди и просто смотрел в глаза. Увы, больше ничего не происходило. Когда она возмущалась его бездействием, Дали в ответ начинал унижать ее и доводил до слез.

Сальвадор Дали был анти-Казановой. Чужое тело его пугало, и он быстро нашел заменитель – «это», как он написал в своей книге, то есть онанизм. И все же женщины продолжали его манить. В Париже он посещал бордели, но как! «Если внутреннее убранство борделей очаровывало меня, то девушки – наоборот… К этим я не притронусь, пообещал я себе, увидев их появляющимися одна за другой, заспанных и перепуганных, как будто их только подняли с постели».

И все же желание слиться с женщиной не покидало Дали, и он бродил по парижским бульварам в поисках какой-то особой красотки, но, очевидно, вид его пугал их, он выглядел слишком исступленным, и они бежали от него прочь. «Смертельно изнуряя себя четверть часа раздраженной рукой, – откровенничает Дали в книге «Тайная жизнь», – я наконец с животной силой вызывал последнее наслаждение, смешанное с горькими слезами. Сколько было женских ляжек в Париже! И ни одной я не заполучил в свою кровать…»

Не случайно Дали одну из своих картин 1929 года назвал хлестко и без всякой оглядки: «Великий мастурбатор».

Мастурбатор – в этом Дали признавался сам, но был ли он еще и гомосексуалистом? В книге о нем Яна Гибсона отмечается, что в студенческие годы болезненно застенчивого от природы Дали связывала странная дружба с Гарсией Лоркой и Луисом Бунюэлем. Спектр их личных взаимоотношений включал в себя духовную и физическую близость и горечь ссор и расставаний. Поэт Лорка – и это подтверждено недавно опубликованными письмами – нежными и чувственными – был безумно и безутешно влюблен в молодого Дали, который отвечал ему взаимностью, хотя опасался прослыть гомосексуалистом. А Бунюэль, ревнуя, не только многое сделал, чтобы рассорить обоих, но и яростно ненавидел русскую жену художника Галу.

Со встречей в августе 1929 года Дали с Галиной Дьяконовой студенческий триумвират окончательно распался. Сексуальная, нет, точнее – эротическая ориентация Сальвадора Дали окончательно переключилась на Галу. Она стала центром всех эротических фантазий художника.

– Насколько был важен для Дали секс? – спросили автора книги «Странные привязанности гения».

Антонио Д. Олано на это ответил так:

– Дали говорил, что нисколько. Возможно, секс сам по себе и не был чем-то важным, но тем не менее Сальвадор устраивал грандиозные оргии. Секс ему очень нравился, хотя он и не практиковал его.

Да, Сальвадор Дали и Гала вместе организовывали свои нашумевшие «хэппенинги», эротические зрелища с привкусом скандала. Желающих принять в них участие было хоть отбавляй. Слава художника привлекала к нему многих женщин. Когда-то они проходили равнодушно мимо, а затем от них не было отбоя, так бывает довольно часто со знаменитыми людьми. Дамы, с именем или без оного, добивались свиданий с Дали. Зачастую он соглашался, но все эти свидания проходили по сценарию художника. Так, одну даму-датчанку художник любовно раздел, а потом долго украшал омарами и другой морской живностью. В итоге получилось красиво. Дали остался доволен и мило попрощался с женщиной. Осталась ли довольна она – вопрос. Известен и другой случай. Опять же раздевание, любование обнаженным телом и украшение его, на этот раз вареными яйцами. И никакого сексуального контакта. Таков был Сальвадор Дали. Художник и импотент.

В этой связи интересно прочитать рассуждения из авторской книги «Тайная жизнь Сальвадора Дали»:

«В ту пору я возымел интерес к элегантным .женщинам. А что такое элегантная женщина? Я понял это однажды в кафе, наблюдая одно из несомненных воплощений элегантности.

Итак, элегантная женщина, во-первых, вас презирает, а во-вторых, чисто выбривает подмышки. Когда я впервые увидел чисто выбритую подмышку, меня потряс ее цвет – отдающий в голубизну: изысканный и чуть порочный. Я решил поглубже изучить проблему и изучил – досконально, ибо все, что я делаю, делаю основательно.

Я никогда не встречал женщины одновременно красивой и элегантной – это взаимоисключающие характеристики. В элегантной женщине всегда ощутима грань ее уродства (конечно, не ярко выраженного) и красоты, которая заметна, но не более того. Ее красота всего-навсего заметна, но не исключительна. Элегантная женщина может и должна обходиться тем немногим, что ей выделила природа: лицо ее не блещет красотой, настырной, как трубный глас. Лицо ее отмечено печатью уродливости, усталости и нервности (а уж элегантность возводит эти составляющие в качественно новую, возвышающую степень манящего и властного цинизма).

Итак, лицу элегантной женщины не нужно красоты, зато руки ее и ноги должны быть безукоризненно, умопомрачительно красивы и – насколько возможно – открыты взору. Грудь же не имеет ровным счетом никакого значения. Если она красива – прекрасно, если нет – прискорбно, но само по себе это неважно. Что касается фигуры, то я предъявляю к ней одно непременное для элегантности требование – это рисунок бедер, крутых и поджарых, если позволительно так выразиться. Их угадаешь под любой одеждой, они словно бросают вызов.

Вы, наверное, полагаете, что не менее важен рисунок плеч? Ничего подобного. Я допускаю любой, лишь бы волновал. Глаза? Это очень важно! Глаза обязательно должны хотя бы казаться умными. У элегантных женщины не может быть глупого выражения лица, как нельзя более характерного для красавицы и замечательно гармонирующего с идеальной красотой. Наглядным примером тому – Венера Милосская. В очертаниях рта элегантной женщины должна непременно сквозить отчужденность, высокомерная и печальная. Но иногда – не часто – в минуты душевного волнения лицо ее вдруг преображается, исполняясь неземной нежностью. Нос?

У элегантной женщин не бывает носов! Это привилегия красавиц. А волосы у элегантной женщины должны быть, причем здоровые. Это единственное, чему в организме элегантной женщины надлежит быть здоровым. Элегантная женщина, единожды подчинившись ярму своей элегантности, должна с достоинством выносить ее гнет вкупе с нарядами и драгоценностями. Элегантность должна стать стержнем ее бытия и в то же время причиной ее изнеможения.

Потому элегантная женщина строга и не сентиментальна, и душа ее оттаивает лишь в любви, а любит она сурово, отважно, изысканно и жадно. Только такая любовь ей к лицу, равно как драгоценности и наряды – их роскошь рифмуется с высокомерной роскошью пренебрежения, которой она нас одаряет.

Никогда не довольствуйтесь элегантностью в первом приближении! Ничего хуже почти элегантной женщины и представить себе невозможно. Вообразите, что вам суют лекарство и уверяют, что оно почти сладкое – это то же самое, если не гаже».

Так считал и писал Сальвадор Дали. Кого он имел в виду под совершенной элегантной женщиной? Возможно, свою русскую музу - Галу, к рассказу о которой вы прочитаете в основной статье: Фантазии и безумства.