Цитата из Дарлин Эренберг

Дарлин Эренберг – яркая представительница интерперсонального психоанализа (хотя относит себя и к реляционным аналитикам), она отстаивает более активное участие терапевта в терапевтических отношениях, включая самораскрытие и работу «на краю близости», как она ее называет, с постоянным вниманием к тому, что может бессознательно разыгрываться во взаимодействии, и исследованием того, что здесь-и-сейчас происходит.

Цитата:

«Если эмпатическая установка или «холдинг» используются в качестве позиции по умолчанию, это может способствовать не установлению связи, а отдалению, в сравнении с позицией, в которой терапевт готов эмоционально вовлекаться и быть уязвимым, а затем конструктивно работать со всем, что возникает (будь то что-то позитивное и/или негативное). 

Например, если мы стараемся оставаться в эмоциональном контакте, даже если это непросто, и способны конструктивно обходиться с трудными чувствами, это может привести к открытию, что это вообще возможно. Для некоторых пациентов может оказаться откровением осознание того, что в отношениях с другим человеком можно иметь дело с тяжелыми чувствами и что это может привести к важным урокам и взаимному росту.

…

Когда мы позволяем ситуации стать «беспорядочной» (messy) и трудной, пациент получает возможность осознать пределы своих собственных и наших разрушительных сил, пределы беспомощности и уязвимости, а также способы, с помощью которых мы можем влиять друг на друга и как мы можем быть уязвимыми друг с другом. Этого не произойдет, если аналитик остается слишком защищенным и «неприкасаемым», а работа остается слишком «чистой».

…

Такой способ работы включает в себя умение эмоционально присутствовать, быть доступным и уязвимым в отношениях с пациентами. Это отличается от предположения, что мы можем знать, в чем нуждается пациент в любой данный момент, и пытаться это обеспечить. Слишком часто принятие этой роли больше связано с фантазиями о пациенте и/или аналитике и включает в себя определенный уровень разыгрывания и сговора, который оба не осознают. 

Например, некоторым пациентам может понравиться идея о том, что их аналитик является «знающим» авторитетом или бесконечно «сопереживающим», и это может соответствовать желанию аналитика быть всем этим. И пациент, и аналитик могут получать удовольствие, играя эти комплементарные роли и не осознавая, что это скорее консервирует терапевтический процесс, чем продвигает его вперед. 

Другие пациенты могут очень негативно реагировать на такую терапевтическую позицию и чувствовать себя уменьшенными или находящимися под покровительством, причем ни пациент, ни аналитик могут не иметь ни малейшего представления о том, в какой степени это может быть проблемой между ними. 

…

[что касается подходов, предполагающих создать пространство, чтобы пациент использовал его по своему усмотрению] Если пациент не знает, как это сделать, а аналитик ничего не говорит, пациент может просто продолжать ходить одними и теми же старыми кругами. 

Таким образом, ключевой вопрос заключается в том, как помочь пациенту разобраться с тем, почему он не может «использовать» аналитика или кого-либо еще «так, как ему нужно». … если ограничения пациента свободно «использовать пространство» порождаются внутри него самого, молчание аналитика может быть формой оставления. 

В таких случаях бывает важно вмешаться, чтобы прояснить, как пациент ограничивает аналитическое пространство со своей стороны, сам того не осознавая. 

…

Как от аналитика, так и от пациента всегда требуется определенная степень смелости и риска, если они хотят создать пространство, в котором будет место как для «хороших», так и для «плохих» чувств. Они могут включать тревогу, ужас, амбивалентность, слабость, хрупкость и замешательство с обеих сторон. Там также может быть страх перед позитивными чувствами и теми опасностями, которым они нас могут подвергнуть. Достаточно глубокая эмоциональная связь допускает риск «сумасшествия» и примитивных чувств. Там, где это происходит, деконструкция того, кто на кого что проецирует, или что от кого интроецирует, проясняет бессознательную динамику в моменте взаимодействия.

Такая работа «в тесном контакте» позволяет прояснить, кто за что несет ответственность, а кто отрицает свою агентность (agency), включая отрицание этого отрицания. Когда мы можем быть полезны такими реальными способами, мы помогаем нашим пациентам почувствовать больше контроля над своей жизнью. Поскольку они могут больше доверять собственному восприятию, они больше не чувствуют себя беспомощными и сбитыми с толку, как это могло бы бывать раньше. Это помогает им попытаться справиться с последствиями травм, от которых они, возможно, все еще страдают, но к которым никогда раньше не чувствовали себя в достаточной безопасности открыться. Между тем, опыт этих новых и реальных отношений с аналитиком позволяет осознать, что все могло бы быть по-другому, по-новому взглянуть на прошлое и провести важный процесс оплакивания (mourning) того, что могло бы быть, если бы все было иначе».