Chapter XIV: Rules for Reactionaries | An Open Letter to Open-Minded Progressives
НеореакцияДорогой прогрессист широких взглядов: я надеюсь, что вам понравился этот странный экскурс.
Каждому хочется считать, что он человек открытых взглядов, однако далеко не у каждого хватит духу снюхать любой странный порошок, который может оказаться у него под носом. Вы вступили в эту элитную команду. Тринадцать частей назад вы были простым космо-кадетом. Теперь вы как минимум космо-лейтенант, а то и космо-капитан или космо-майор. И перед нами простираются столько необъятных галактик!
Но для начала: решение.
Вернее, для начала — проблема. В конце концов, это блог. Нам совсем не стоит ожидать, что читатель познакомился со всеми предыдущими частями. Повторение — мать учения. Когда настоящий космо-лейтенант натыкается на Склизкое чудовище из системы Веги, он переключает свой кислотный бластер на режим автоматического огня и начинает вкачивать массивные дозы своего вооружения под зелёную клейкую кожу зверя ещё до того, как он понимает, что случилось. Ему не нужно мыслить, чтобы реагировать: ему нужна только натренированность — апофеоз практики.
Наша проблема — демократия. Демократия — это опасная и злокачественная форма правления, которая склонна вырождаться в тиранию и хаос. Иногда медленно, но иногда — шокирующе, душераздирающе быстро. Вас приучили поклоняться демократии. Потому что вами правит демократия. Если бы вами правило Склизкое чудовище из системы Веги, вы бы поклонялись этому Склизкому чудовищу (более приземлённым сравнением был бы коммунизм или «народная демократия»; заявления её апологетов о том, что она была более прогрессивной, чем её западная сестра, были абсолютно правильными, если под «прогрессивной» понимать «прогрессирующей» («прогрессирующая лейкемия»)).
У демократии есть две основные проблемы: проблема первого и проблема второго порядка.
Проблема первого порядка: поскольку территория, которой управляет государство — это капитал (т.е., ценный актив), она порождает прибыль. Участие в управлении государством — это также по определению власть, которую жаждут получить все мужчины и весьма немало женщин. В лучшем случае демократия — вечная гражданская война с запретом на применение оружия, война за эту гигантскую кучу денег и власти (в худшем случае люди забывают про запрет). У каждой демократической фракции есть стимулы разбазаривать всё государство ради увеличения своей доли.
Ной Уэбстер не до конца понимал эту проблему, однако в своём памфлете 1794-го года, посвящённом Французской революции, он идеально описал её симптомы. Этот текст был написан во время квази-монархической федералистской реставрации, когда американцы убедили самих себя, что республика без политических партий — это не оксюморон. Федералисты считали, что основной проблемой демократии были «фракции» — во многом как и их прогрессивные последователи, которые постоянно говорят о «пост-партийной» демократии. Обе эти группы правы. Однако жаловаться на то, что демократия слишком политизирована — это всё равно что жаловаться на то, что Склизкое чудовище из системы Веги слишком склизкое.
Уэбстер пишет:
Поскольку большинство жителей этой страны, состоящих в подобных объединениях, скорее всего, не до конца понимают, к чему они ведут, и поскольку многие эти жители — граждане наверняка благонамеренные, может оказаться полезным проследить, как со временем дух разделения на партии приводит к фракциям, и затем, конечно — к тирании.
[…]
Второе замечание: чем менее важен рассматриваемый вопрос (или чем более он далёк от общественного счастья), тем более жёсткими будут межпартийные распри вокруг него. Когда предлагается принять решение огромных масштабов с очевидной для всех пользой, обычно подавляющее большинство выступит в его поддержку, и наоборот; и значительному большинству обычно удаётся успокоить любое сопротивление. Однако когда вопрос менее важен или менее очевидно полезен, силы партий, занимающих противоположные по нему позиции, могут оказаться почти равными. В таком случае их противостояние будет зависеть от их силы; каждая партия будет уверена в себе в силу самого факта того, что она не слишком слабее другой; обе считают, что они правы; уверенность в себе влечёт за собой дерзость и надежды на успех; аргументы начинает заменять гордость; страсти разгораются; реальная общественная полезность предлагаемых мер отходит на второе место; победа становится целью, а не средством по достижению общего блага; в конечном счёте одна из партий с незначительным перевесом побеждает; добившиеся своего становятся заносчивыми и начинают чувствовать себя завоевателями; их противники исполняются обиды; и так эта борьба порождает самые бурные чувства, которые обязательно ещё напомнят о себе во время следующей аналогичной перебранки. Так со временем развивается дух разделения на партии; так из-за единственного вопроса появляются партии, которые будут существовать поколениями; так те же самые люди или их последователи будут спорить друг с другом по другим, не имеющим ни малейшего отношения к изначальному, вопросам.
Из этого наблюдения следует моё третье замечание: нет ничего более опасного для дела истины и свободы, чем дух разделения на партии. Если люди по какой-либо причине объединяются — не важно, какова именно форма их союза или причина его появления — это объединение порождает предвзятость и кумовство в отношении членов соответствующих партии или сообщества. Коалиция, вне зависимости от своей цели, порождает в отдельных членах партии приверженность себе и воодушевляет их; этот эффект не исчезает после решения породившего его вопроса; напротив, он продолжает жить и подчиняет себе все остальные сферы общественных отношений.
Так, мы видим, что люди, согласные по вопросам религиозным, обычно согласны и по вопросам политическим. Жители одной и той же страны, живущие в другой стране, могут объединиться и создать отдельное частное сообщество. Масоны чувствуют привязанность друг к другу даже когда живут в разных частях света.
То же самое можно сказать о епископальцах, квакерах, пресвитерианцах, католиках, федералистах и антифедералистах, обществах ремесленников, торговых палатах, обществах якобинцев и демократов. В конечном счёте вопрос того, какие именно обстоятельства свели людей в сообщество, оказывается нематериальным: объединяются ли они вокруг церкви, циркуля и наугольника, креста или фуражки — общий результат будет всегда одним и тем же: пока это объединение существует, его члены будут ощущать особую склонность друг к другу, из-за чего они будут верить друг другу, сопереживать друг другу и координироваться для решения важных для них вопросов.
Отсюда появляется так называемая «нетерпимость», или «нелиберальность». Объединившиеся, какова бы ни была причина их объединения, более склонны верить мнениям, популярным в их сообществах, нежели мнениям, популярным в других сообществах. Они больше интересуются убеждениями своих обществ (и более склонны верить в них), чем других. Поэтому члены любого сообщества уверены, что они правы, а раз они правы, другие, конечно, неправы. Возможно, поэтому я могу сказать, что свой вид нетерпимости существует в каждом сообществе на Земле — и даже в убеждении каждого конкретного человека. Если у человека или сообщества есть свои суждения — и они не более чем именно суждения — они будут жить в мире, гармонии и взаимопонимании. Однако стоит только человеку или сообществу войти в противостояние с мнениями, популярными у других людей или других сообществ, и даже его аргументы начинают пылать страстями; людям противоположных убеждений нелегко спорить друг с другом, не предаваясь эмоциям. И когда одна партия пытается повлиять на мнение другой, насилие редко оказывается плохим инструментом для этого.
Обратите внимание: Уэбстер а) предполагает, что проблему фракций в принципе можно решить; б) предполагает, что у избирателей в целом будет правильное представление о проблеме государственного управления; в) предполагает, что избиратели не будут формировать коалиции с банальной и грязной целью ограбления государства, т.е., «достижения социальной справедливости», и, конечно, г) демонстрирует словарное использование слова «нетерпимость».
Все его предположения в 1794 году могли хотя бы звучать правдоподобно. Но не сейчас. (И список «нетерпимых» ныне настолько разнообразен, насколько только возможно). Однако джаггернаут демократии продолжает катиться вперёд. Ему нужны новые оправдания; ему находят новые оправдания.