Chapter 8: A Reset Is Not a Revolution
НеореакцияСуществует и менее очевидная причина, по которой Внешняя партия представляет из себя цирк уродов: консерваторам и реакционерам, политические позиции которых должны зависеть от принципов, нежели оппортунизма (ведь если бы они были оппортунистами, им всегда было бы проще быть прогрессистами), трудно договориться. Прогрессистам договориться всегда легко: как вы, возможно, заметили, их споры — это почти всегда споры о тактиках или личностях, и почти никогда о принципах. На то есть причина.
У прогрессистов есть преимущество спонтанной координации, клея, который в принципе удерживает Собор от распада. Их формула — pas d’ennemis à gauche, pas d’amis à droite [1], и любому беспристрастному наблюдателю остаётся лишь поаплодировать тому, как гладко она у них работает. Их коалиции обычно выживают, а коалиции их врагов обычно распадаются. Зло сильнее добра, потому что зло никогда не беспокоят или путают угрызения совести.
Третья причина: достигнувшие хоть какого-нибудь успеха политики Внешней партии постоянно находятся под искушением достичь ещё больше успеха, заменяя свои принципы прогрессивными и объединяясь с прогрессистами. Поскольку этот альянс позволяет им с лёгкостью обойти своих более принципиальных соперников, лишь у людей очень убеждённых получается избежать его. В лице древнего, ухмыляющегося панциря сенатора Маккейна эта стратегия явно была доведена до всякого возможного предела — или, по крайней мере, так кому-то могло бы показаться. Впрочем, опять же, так кому-то могло бы бы показаться и про исходного «сердобольного консерватора».
Наиболее экстремальную версию этой стратегии можно наблюдать в жалких пертурбациях, происходящих с одной из внешней партий Внешней партии: либертарианца Лью Роквелла, которых со смертоносной точностью нашампуривают на VDare и поджаривают до тонкой корочки на VFR. Я не то чтобы полностью согласен с деталями остеровского анализа либертарианства (вот мой), но мы приходим к одному и тому же выводу: проблема либертарианства заключается в том, что либертарианство — это форма виговства, и первым вигом был Дьявол (более того, идея выставить доктора Пола, который, насколько я понимаю, просто очень приличный пожилой мужчина, этаким публичным интеллектуалом, и подписать его именем книги, явно написанные кем-то другим, сильно отдаёт духом политики двадцатого столетия).
Причина четвёртая: существует ещё один способ добиться успеха во Внешней партии. Его можно назвать планом Хакаби. Чтобы добиться успеха по плану Хакаби, необходимо быть как можно более глупым. Это привлекает не только на удивление большое число избирателей, которые могут быть столь же глупыми — или даже более глупыми: сторонники Внешней партии — не то чтобы самые сливки общества, но и внимание Собора, любимый спорт которого — рекламировать самых отвратительных кандидатов от Внешней партии. Как это часто случается с Собором, это следствие банального снобизма, нежели какого-то зловредного заговора, однако это всё ещё работает. Писать интересный широкой публике очерк о по-настоящему чудном крестьянине всегда весело — особенно если этот крестьянин участвует в гонке за президентское кресло. [после 2016-го года этот абзац выглядит особенно точно — прим. пер.]
И пятая причина: сами существование и деятельность Внешней партии, этой абсолютно липовой и полностью неэффективной псевдо-альтернативы — бесспорно, основной мотиватор активистов Внутренней партии, которые верят, что она — ужасная угроза всему их миру. Не пытайтесь доказать мне, что они не верят в это. Я сам верил в правую угрозу — regs gevaar, так сказать — всю первую четверть столетия своей жизни.
Без Внешней партии система Собора мгновенно распознаётся как то, чем она и является: однопартийным государством. Обратите внимание: когда Советский Союз распался, он распался не потому что кто-то организовал оппозиционную партию, которая начала побеждать на их псевдо-выборах. Более того, многие поздне-коммунистические государства (такие, как Польша и Китай) поддерживали существование фиктивных оппозиционных партий ровно по той же самой причине, по которой у нас есть Внешняя партия: чтобы «народная демократия» выглядела как настоящее политическое соревнование, прямиком из девятнадцатого столетия.
Без Внешней партии легионы молодёжных активистов Внутренней партии, которых мы видим повсюду, перестанут скрывать своё истинное обличье комсомольцев. Они — молодые, амбициозные люди, которые служат Режиму, чтобы вырваться вперёд. Более того, зачастую их цель — это не вырваться вперёд, а ворваться в чью-нибудь постель. Как только всем станет очевидно, что Внутренняя партия — это просто государство, из этой затеи исчезнет всё веселье. Существуют и другие способы врываться в чужие постели; большинство из них не настолько скучны и бюрократичны.
Если бы республиканцы смогли каким-то образом окончательно и бесповоротно самораспуститься, это бы оказалось самым жестоким ударом, какой кто-либо когда-либо только наносил по демократам. Этот удар превратил бы Оби-Вана Кеноби в Чада Вейдера. Как я объясню дальше, пассивное сопротивление — это не только ваша единственная возможность, но она и в тысячу миллионов раз лучше, чем активизм в рамках Внешней партии. Не поддерживайте Внешнюю партию.
Давайте признаем это: политическая демократия в Соединённых Штатах Америки мертва. Она умерла четвёртого марта 1933-го года, в момент произнесения следующих слов:
Однако в том случае, если Конгресс не сумеет принять один из этих двух курсов, и в том случае, если страна по-прежнему останется в критическом положении, я не уклонюсь от ясного, предначертанного долгом курса. Я буду просить у Конгресса единственный оставшийся инструмент решения кризиса: широких властных полномочий для борьбы с чрезвычайной ситуацией, столь же неограниченных, как полномочия, которые мне были бы даны в случае настоящего вторжения иноземного врага.
В заслуги ФДР часто приписывают «сохранение демократии». Он «сохранил демократию» примерно так же, как русские сохранили Ленина. Точнее, его оппоненты сохранили законсервированный труп демократии, когда ФДР снова и снова выступал с подобными примитивными угрозами, и они не поймали его на блефе (судье Ван Девантеру есть много за что ответить).
Демократия — отстой. Она не работала изначально. Победоносцев понял её механизм абсолютно точно. Если вы посмотрите на описания американской демократии в девятнадцатом столетии за авторством британских путешественников — когда она уже была у нас, а их система была всё ещё сильно аристократичной — феномен будет выглядеть ужасно и по-варварски. Более того, его описание отчётливо напоминает нам нацистов. И откуда, как вы думаете, нацисты научились управлять толпой? У Бетховена, может быть? У Гёте?
И поскольку демократия мертва, идея о том, что её можно восстановить, звучит вдвойне причудливо. Если вы хотите восстановить что-то мёртвое, хотя бы восстанавливайте нечто очевидное мёртвое. Куда более простой — и явно более продуктивной затеей — была бы реставрация династии Стюартов.
[1] «Ни друга справа, ни врага слева» — фр.