Chapter 7: The Ugly Truth About Government
НеореакцияЧто насчёт второго класса политиков — всевозможных Тэтчер, Никсонов и Рейганов — у них лучше получилось распорядиться ситуацией с выгодой для себя. Их наступления на Собор не были тотальными: они были связаны лишь с теми вопросами, в которых у них была огромная поддержка. Иногда в рамках этих наступлений они даже на время добивались успеха: Рейган выбил своё наращивание армии, Тэтчер — дерегуляцию, Никсон победил Северный Вьетнам.
Конечно, администрация Никсона также создала EPA, запустила систему расовых привилегий и регулирование цен и ставок заработной платы, Тэтчер неразрывно связала Британию и ЕС. И так далее. Эти наполовину посторонние для Собора политики оказывают ему ценную услугу: противостоя некоторым его позициям, они утверждают все остальные, превращая их в двухпартийный консенсус, который должен поддерживать каждый приличный человек. Так они выполняют тяжёлую работу убеждения своих сторонников — людей, которые бы не стали читать Times, даже если бы они ей доверяли — измениться вместе с меняющимися временами. И времена всегда меняются. И разве мы можем просто взять и не поменяться с ними?
Если демократическая политика всё ещё существует в западном мире, она существует в форме двухпартийной системы. У партий могут быть разные имена, которые обычно достаются им по наследству от истории. Однако существуют только две партии: Внутренняя партия и Внешняя. Отличить одну от другой всегда просто.
Роль Внутренней партии — это делегировать все решения Собору. Роль Внешней партии — притворяться, что она противостоит Внутренней партии, на деле не представляя для неё никакой опасности. Иногда у функционеров Внешней партии даже получается избраться, и они могут даже добиться какого-то успеха в проведении в жизнь своих неправильных идей. Весь Многоугольник будет слаженно добиваться того, что их работа либо провалится, либо будет казаться широкой публике провальной. Поскольку официальная пресса — часть Многоугольника, и у неё есть более-менее прямой доступ к мозгам каждого, достичь этого несложно.
У Внешней партии и близко никогда не получалось навредить Многоугольнику или Собору. Даже Маккарти не был настоящей угрозой. У него получилось уволить нескольких человек, по большей части временно. Большинство из них были реальными агентами Советов того или иного рода. Они стали мучениками, и с того же момента их начали превозносить. Его целью была чистка Государственного департамента. Она и близко не удалась. Если бы у него каким-то образом получилось уволить каждого агента или сторонника Советов в американском правительстве, у него бы всё ещё не получилось нанести ему сколь-нибудь значительный урон. Как указал Кэрролл Куигли, Маккарти (и его сторонники) считали, что он ведёт борьбу с гнездом коммунистических шпионов, тогда как на деле он вёл борьбу с американским Истеблишментом. Не приходите на перестрелку с зубочисткой.
Маккарти и близко не задумывался над тем, чтобы попытаться распустить Государственный департамент — не говоря уж о Госдепе, Гарварде, Совету по международным отношениям, Фонде Рокфеллера и всем остальным институтам того же уровня. По моим подсчётам, если вы объедините все его усилия со всем феноменом маккартизма целиком, у вас получится примерно 10 миллигитлеров (и даже Гитлер в конце концов, конечно, не добился своего).
Абсолютно необходимый элемент «искусства убеждения» — систематическое распространение полностью обратного представления о мире. Приверженцы Внутренней партии и Собора глубоко убеждены, что Внешняя партия вот-вот обрушится на них и уничтожит их, устроив фашистский переворот. Они часто верят, что на деле партия власти — это Внешняя партия. Их легко запугать результатами опросов типа тех, которые были у Пауэлла и подобных. Можно провести кучу страшных опросов, результаты которых — если бы они на деле влияли на выборы, победителям которых на деле доставалась бы власть — были бы довольно неприятными. Вот вам и демократия.
Однако власть в нашем обществе не принадлежит демократическим политикам. Она и не должна. Да, интеллигенция — меньшинство, да, они живут в демократической стране и, да, в теории, их образ жизни висит на волоске. Однако если вы немного отстранитесь и рассмотрите историю на протяжении любого значительного периода, вы увидите, как они становятся сильнее и сильнее. Это их взгляды распространяются на весь остальной мир, не наоборот. Когда сторонникам Внешней партии приходят в голову разные глупые идеи, никому не нужно беспокоиться: Внешняя партия никогда не побеждает. Когда Внутренняя партия сходит с ума, пора начинать переживать. Безумие и власть не очень хорошо сочетаются друг с другом.
И так мы видим, какую роль играет «демократия» в Прогрессивную эру. Стросс говорит:
Демократия предоставляет инакомыслящим клапан для сброса давления. Если находящуюся во власти партию через несколько месяцев или лет ждут перевыборы, их оппоненты могут сжать зубы и напомнить себе, что это тоже пройдёт… и ждать, пока у них не появится возможность выгнать её из власти на избирательных участках. Демократии обычно не порождают оппозиционных партий, занимающихся насилием, потому что у оппозиционных партий есть надежда на то, что они смогут получить власть ненасильственными средствами.
Это в теории. Однако поскольку у избираемых политиков в системе Собора, как мы видели, настоящей власти нет, мы видим не клапан для сброса давления, но поддельный клапан для сброса давления. Постоянная смена партий у «власти» убеждает вас, дорогой избиратель, что если Государство начнёт по-настоящему сходить с ума, клапан сработает, партия потеряет власть, и всё снова будет в порядке.
На деле мы прекрасно знаем, чем будет заниматься Вашингтон через двадцать лет. Явно не чем-нибудь, имеющим отношение к «политике». Он будет заниматься воплощением в реальность идей, которые сейчас преподаются в Гарварде, Йеле и Беркли. Мемы распространяются по системе с небольшой задержкой: более старые и мудрые госслужащие увольняются, и их место занимают более молодые и фанатичные. Однако эта задержка становится всё короче и короче. И по стандартам среднего избирателя сорок лет назад (не говоря уж о восьмидесяти), Вашингтон уже по-настоящему сошёл с ума. Какова вероятность того, что по вашим стандартам — сколь прогрессивными бы они ни были — Вашингтон спустя сорок лет не будет столь же безумным? Боюсь, она довольно небольшая.