Cassedy S. A history of the concept of the stimulus and the role it played in the neurosciences //Journal of the History of the Neurosciences. – 2008. – Т. 17. – №. 4. – С. 405-432.

Статья Стивена Касседи представляет собой масштабное историко-научное исследование, посвященное генезису и трансформации одного из ключевых понятий нейронаук — «стимула». Автор ставит перед собой амбициозную цель: проследить эволюцию термина от его буквального, предметного значения в XVI веке до высокоабстрактного, философски нагруженного концепта в XIX-XX веках, ставшего краеугольным камнем для понимания восприятия, поведения и познания.

Центральный тезис Касседи заключается в том, что история термина «стимул» неразрывно связана с фундаментальными сдвигами в нейрофизиологии и теории познания. Сдвиг этот представляет собой движение от понимания стимула как конкретного физического объекта, провоцирующего механический ответ (сокращение мышцы), к его пониманию как любого — внешнего или внутреннего — события, инициирующего сенсорное или моторное действие, независимо от его «реальности» или «истинности». Эта эволюция, по мнению автора, достигла своей кульминации в работах Иоганнеса Мюллера и Германа фон Гельмгольца, которые, опираясь на философию Иммануила Канта, придали концепту стимула эпистемологическое измерение, отделив ощущение от объекта, его вызывающего.

Методология исследования сочетает в себе историко-лингвистический анализ (прослеживание употребления термина в латинских, английских, французских, итальянских и немецких текстах) с интеллектуальной историей науки. Касседи рассматривает научные дискуссии (например, дебаты о чувствительности и раздражимости между Альбрехтом фон Галлером и Робертом Уайтом) не изолированно, а в контексте философских идей своего времени, что позволяет ему выявить глубинные причины концептуальных изменений.

Касседи начинает с этимологии латинского stimulus (острый кол, стрекало) и демонстрирует его раннее, метафорическое использование в медицинских трактатах (Жан Фернель, Теофиль Боне). Ключевым моментом здесь является постепенная генерализация термина в рамках «волокнистой» (fiber) физиологии XVII-XVIII веков (Джорджо Бальиви, Герман Бургаве). Stimulus перестает быть только конкретным инструментом экспериментатора и начинает обозначать любой агент — механический, химический, термический — вызывающий изменение в «волокнах» организма. Этот процесс хорошо документирован автором на примерах из английской (Джон Арбетнот, Дэвид Гартли) и итальянской литератур.

Дебаты о чувствительности и раздражимости: точка бифуркации

Сердцевиной работы становится анализ вклада Альбрехта фон Галлера и его оппонента Роберта Уайта. Касседи мастерски показывает, как в этой дискуссии зарождаются два различных понимания стимула.

• Галлер настаивал на том, что раздражимость (irritabilitas) — это сугубо физическое свойство мышечной ткани, не зависящее от нервов или разума. Стимул для него — это прежде всего механический или химический агент, вызывающий сокращение. Его позиция была по сути механицистской и локализовала причину ответа в самой ткани.
• Уайт, вводя понятие «чувствующего принципа» (sentient principle), связанного с нервами и мозгом, существенно расширил концепцию. Он признавал, что мысль или психическое ощущение (например, звук волынки, вызывающий позыв к мочеиспусканию) могут выполнять роль стимула для непроизвольного движения. Здесь уже заложена идея о том, что инициирующим событием может быть не только внешний физический объект, но и внутреннее состояние. Касседи справедливо отмечает, что Уайт, хотя и не применял термин «стимул» к мыслям напрямую, подготовил почву для такой генерализации.

Особенно ценным является проведенный автором анализ лингвистической ситуации в Германии, где один корень Reiz стал использоваться для перевода и stimulus, и irritatio, что, по мнению Касседи, способствовало концептуальному смешению и повлияло на дальнейшее развитие немецкой нейрофизиологии.

2.3. Оптика и когнитивный поворот: обобщение стимула

В следующем разделе Касседи показывает, как исследования зрения стали катализатором для дальнейшей абстракции концепта. Работы Дэвида Гартли, Роберта Дарвина (отца Чарльза) и пионеров трихроматической теории (Джордж Палмер, Томас Юнг) сместили фокус с внешнего источника света на внутренние процессы в сетчатке и зрительном нерве. Явления послеобразов, зрительных иллюзий, «обманов зрения» наглядно демонстрировали, что ощущение света может возникать без соответствующего внешнего объекта — от удара, давления или электрического тока. Это требовало термина, который охватывал бы как «реальные» световые лучи, так и эти иные причины возбуждения нерва. Касседи убедительно аргументирует, что именно в работах по физиологической оптике понятие «стимул» начало отрываться от обязательной связи с внешним материальным объектом.

2.4. Иоганнес Мюллер: оформление парадигмы

Апогеем этого процесса, согласно Касседи, стал закон специфических энергий чувствительных нервов Иоганнеса Мюллера. Автор детально разбирает формулировки Мюллера из его работ 1826 и 1834-1837 гг. Суть закона в том, что характер ощущения (свет, звук, вкус) определяется не природой внешнего агента, а спецификой самого нерва. Зрительный нерв, возбуждённый электричеством, ударом или светом, даст одно и то же — ощущение света. Таким образом, природа стимула становится «безразличной». Стимул — это любое событие, способное перевести нерв из состояния покоя в состояние активности. Касседи подчёркивает, что Мюллер сделал решающий шаг к философскому идеализму в нейронауках: наши ощущения говорят нам не о мире, а о состоянии наших нервов.

2.5. Герман фон Гельмгольц: философское обоснование и окончательная абстракция

Завершающим аккордом исследования становится анализ вклада Германа фон Гельмгольца. Касседи фокусируется на ключевом отрывке из «Руководства по физиологической оптике», где Гельмгольц явным образом описывает операцию абстрагирования, ведущую к формированию понятия стимула. Учёный показывает, что, отвлекаясь (abstrahieren von) от качественных различий различных агентов (удар, ток, давление), которые возбуждают нерв, и концентрируясь лишь на факте, что они вызывают специфический для данного нерва эффект (ощущение), мы и приходим к обобщённой категории «стимула».

Касседи блестяще связывает этот методологический ход с кантианской философией, сторонником которой был Гельмгольц. Абстрагирование позволяет «заключить в скобки» вопрос об объективной реальности или истинности источника возбуждения. Стимул становится чистым гносеологическим понятием, связующим звеном между непознаваемой «вещью в себе» и субъективным ощущением. Работа Мюллера, по оценке Гельмгольца (которую цитирует и анализирует Касседи), стала «эмпирической реализацией» кантовской теории познания. В рецензии отмечается, как Касседи прослеживает эволюцию взглядов Гельмгольца через его Кантовскую лекцию 1855 года к поздним изданиям «Оптики», где учёный открыто заявляет о невозможности опровергнуть крайний субъективный идеализм, а реалистическую гипотезу рассматривает лишь как «полезнейшую и плодотворнейшую».

2.6. Эпилог: XX век и за его пределами

В заключительной части статьи Касседи кратко, но содержательно намечает судьбу концепта в XX веке, показывая его центральную роль в рефлексологии (Чарльз Шеррингтон), бихевиоризме (Джон Уотсон) и учении об условных рефлексах (Иван Павлов). Автор делает важное наблюдение: даже в этих, казалось бы, механистических направлениях, сохраняется абстрактно-таксономическое понимание стимула, унаследованное от Гельмгольца и Мюллера. Павлов, говоря о «жестоких оскорблениях» как о стимулах, явно использует термин в самом широком смысле.

В целом, Касседи убедительно доказал свой тезис: история концепта стимула есть история фундаментального сдвига от натурфилософского и механистического взгляда на организм к физиологически обоснованному идеализму, в котором познаваемая реальность конструируется нервной системой в ответ на безразличные к своему происхождению «стимулы». Эта работа не только объясняет прошлое, но и предлагает важную рефлексивную рамку для критического осмысления настоящего нейронаучного дискурса.