Canædian Le Pacifique

Знаете почему в 2018 году Диккенс не заходит? Во-первых, длинно (вы и здесь поди не дочитываете); во-вторых, по ящику уже начали крутить рекламу соса-солы про праздник к нам приходит, а у Чарльза непрестанно умирающие от голода дети (тошно думать о подростковой смерти, когда встает выбор между колбаской и говядинкой для оливье); и в-третьих, духи рождества — это какая-то некапитализируемая бесовщина, не то что 28 памфиловцев. Это я про себя, не знаю как у вас там. Может вы вообще телефон в руки взяли, чтобы в словаре перевод посмотреть. А то читаете в оригинале, и лексика-то устаревшая, а тут канальчик уведомлился. Если так оно и вышло, то те бриттские дети никуда не денутся — помрут, так помрут. А у нас рождественский поезд из рекламы приезжал на полчасика. Каждый год одно и то же. Мы сходили. Там практически как у Диккенса: перезвон монеток в картонной коробке, плохая музыка и полуживые дети. 

На самом деле, поезд называется Holiday train, а не Christmas и даже не New Year. То есть к Санта Клаусу это прямого отношения не имеет, хотя у деда есть канадский паспорт и канадский же почтовый индекс (HOHOHO). Паспорт дает ему доступ к системе государственного здравоохранения, а индекс просто милый. В то же время ему нет никакого дела до поезда, который последние двадцать лет с конца ноября курсирует по маршруту от Магавских резерваций в Квебеке до юго-восточной станции в Ванкувере. И вообще есть второй поезд-дублёр, который сворачивает в Америку. Там его досматривают на наличие следов травы, недавно полностью легализованной на всей территории Канады, и он проезжает несколько северных штатов, где на каждой остановке состав встречают толпы родителей и сидящие на их плечах дети. Такая себе гастролирующая третья сцена Нашествия. Ну там же тоже кто полегче сидят на плечах у тех, кто нет, плохая музыка, сырые ноги и всеобщее счастье. 

Вы наверное уже привыкли к нытью в этом телеграмме, но тут язык не поворачивается. Праздник правда хороший. Хороший, потому что лишен всякого официоза. Вход, что называется, свободный. Никаких тебе рамок и очередей. Менты вместо того, чтобы похлопывать три раза по вашему рюкзачку в поисках стеклянного — восседают подобно римским легионерам на выглядящих здоровыми лошадках и поощряют детей похлопать животное по гладкой шее. Дети тянутся. Родители ассистируют. Как только ладошка касается лошади — детишки одергивают руку, прижимают к себе, оборачиваются к родителям и восторженно смеются, будто только что получили свой первый в жизни шенген. Поезда тем временем все нет, хотя пора бы уже. Но это оказывается частое. Недавно региональные железные дороги сменили название с RTM на EXO. А я ж даже ещё не ездил на электричке ни разу. Стал гуглить как это все работает. Нашел заметку на сайте городской газеты. Говорят: суть одно и то же, плати и ехай к бабушке в деревню. Но в конце короткий опрос (вам без интерактива совсем никак, даже в кофейне сами себе сахарок хотите положить и перемешать): какие нововведения вас устраивают\не устраивают. А последний ответ: мне срать — все равно эти бастарды никогда не приходят вовремя. Наверное так и есть. Сейчас вообще непогода — пути начало заметать. По рельсам пока ездят пикапы на паровозных колесных парах (я покажу), а потом будут и спецпоезда. Шумно, снег во все стороны — завораживающее зрелище. А тем временем Поезда все нет. Зато заранее смонтировали вышку с освещением, приехало телевидение, разбили палатки. В палатках под навесом продают горячий шоколад, хот-доги и бургеры. Тебе поджаривают котлетку, а ты уже сам приправляешь её маринованными огурчиками, луком и кислой горчицей (оказывается, русская горчица — it’s a thing!). Все эти ништяки стоят по рублю — по два, а всю выручку отдают в контору, которая два раза в неделю подкармливает всех нуждающихся, выдаёт им продуктовые корзины, проводит кулинарные мастер-классы и много чего ещё. То есть все, кто наливает\жарит\выдает, работают бесплатно и ради безвозмездной помощи нуждающимся. Это не решает проблему структурно, но всё же — хорошо и правильно. А заплатить 100 рублей на наши деньги, получить за это сосиску в булке и горячий какаво, да еще и поучаствовать в благотворительности — дело плевое даже для законченного мерзавца. Поезда всё ещё нет.

Лошадок мы погладили, кинули два доллара в коробку, которая уже отзвякивала назад, а не отвечала глухим картонным звуком. Ноль на улице противно холодал. Снежок вмиг замешивался в жижу и проникал сквозь малейшие трещины в старых ботинках. Дети, сидящие на плечах, начали широко зевать, как моя собачка, которой я каждый вечер пытаюсь зачитать памятные даты и юбилеи, отмеченные в википедии, но она громко со шлепком открывает пасть, потом быстро моргает и уходит в ноги, где терпеливо воспринимает любые пинки и тычки в бок как массажный сеанс. Вот и детишки, заждавшись поезда в темноте осеннего вечера и ноябрьской слякоти, зевали и посматривали в сторону, откуда должен был прийти поезд — вправо.

На перрон не пускают с самого начала, поэтому все толпятся на огороженном участке дороги перед станцией. У нашего человека есть ведь такой мистическо-религиозный рефлекс: выходить на середину дороги, чтобы углядеть приближающийся автобус, или заходить за желтую линию, чтобы первым заметить фонарь электрички. Если не выглянуть, то тот и не приедет. Останется разве что закурить. Здесь как-то не заведено. То ли не верят в свои магические силы, то ли штрафы большие. Но Поезд всё равно приехал. Сначала послышался колокольчик, потом чух-чух, потом к перрону прибыл сам поезд, щедро украшенный неоновыми узорами канадских флага и карты, санта-клаусами и всякой подобной новогодней мишурой. Дети вылупили глаза и замерли в середине очередного зевка. Ни лошади, ни благотворительность больше никого не волновали. Мимо, замедляясь, проехал один вагон, второй, третий, и через несколько секунд поезд полностью остановился, пшикнул тормозами и менты на перроне, убедившись, что угроз нет, начали пилить селфики на фоне гирлянд. Мы стоим напротив центра состава, перед вагоном с большим логотипом “СР”. Ну вы понимаете иронию, да? Ведь нет на свете партии скучнее Справедливой России: на их съездах так же зевают дети и мокнут ноги. Это вам не социалисты-революционеры, чье левое крыло сто лет назад устроило вооруженный мятеж, а на пятидесятилетний юбилей Юлий Карасик снял кино, в котором Ленин заряжал пистолет и прятал его в карман пиджака, как Итон Хант перед ответственным заданием. Посмотрите-посмотрите. 

Потом глаза привыкли к мерцанию огней, и на логотипе кроме СР проступили очертания бобра, и показалось, что всё обернется весельем. И может быть не будет напыщенных долгих речей о социальной справедливости от бывших беретов. И правда. Еще минут через пять пустили дым как на концертах Дип Перпл. Стенка центрального вагона медленно откинулась. За ней показалась мобильная сцена, и началось. Говорили мало. Поприветствовали всех собравшихся на двух языках (так положено). То есть два раза подряд прочитали трехминутную речь: сначала на английском, потом на квебекском. Хлопали только в первый, после второго местные националисты просто не стали растягивать заготовленные плакаты против понаехавших и за свои ущемленные франкофонные права. Потом заиграла группа. Мы ее не знаем. Вы вообще слышали что-нибудь из канадской музыки? Ну не Селин Дион и Коэна, те принадлежат миру и хранят деньги в офшорах, а вот местную сцену? Может и есть что у них хорошее, но я так и не нашел. В музыкальном секонд-хэнде огромные стеллажи с местным шансоном из 70-80х — не берут. Потом в 90х была Мориссетт. Я ее слушал украдкой в школьные годы, хотя всем говорил, что слушал тот самый дип перпл (“Only dorks listen to Purple”,— говорит Вяльде в “Мисс Голубые Джинсы” — и это тоже посмотрите). Врал. Потом Мориссетт пропала, а традиция женского голоса с хрипотцой под гитару осталась. Но почему-то наложилась на американское кантри. Казалось бы, где “Aйм брейв, бат айм чикен шит”, а где мужики в ковбойских шляпах с загнутыми полями? А вот и сошлись. Так и живут не в пример. Но родаки раскачивались в такт, а дети раскачивались по инерции.

Затем на сцену конечно выходит мэр. Не Монреаля, а боро. Но не того, что в прошлый раз (тот наверное потерялся на пустынной парковке), а Монреаль-вэста. Выходит и вручает огромный (по габаритам) чек на 5 тысяч долларов (канадских конечно) организации, что бесплатно кормит людей. Все аплодируют. Кончили аплодировать. Мэр улыбается и жмет руку ответственным лицам. Никто не запомнил его имени. Мэра хоть и выбирают, но все его полномочия ограничиваются перерезаниями ленточек, планировкой собачих парков (в этом Монреаль-вэсте знаете какой хороший песий парк? Там травка, а не гравий. Собачники все в солнцезащитных очках, и вход по пропускам. У нас такого нет) и вручением неимоверно больших чеков. Снова играет группа, теперь со скрипкой. Дети начинают затыкать уши. 

Поезд стоит на станции примерно 30 минут. За это время все успевают попить горячего шоколада, послушать заводное кантри и похлопать официальным лицам. В конце сцена так же механистично скхлопывается. Все грузятся обратно по вагонам, тормоза снова шипят, и состав отправляется на Запад в сторону Ванкувера. Снегопад расходится. Мы замерзли и промокли. Толпа редеет и стекается к выходу. Мы пригибаемся, проходя под тяжелыми от снега ветками. Шлагбаум через пути открывают, но собравшаяся пробка не рассасывается, потому что менты поднимают ладонь вверх и пропускают нас на другую сторону. Люди монотонно переходят дорогу, уставившись в телефоны и отправляя далеким родственникам вертикальные видео. Мы идем домой пешком — нам тут совсем близко. Дома ждет заспанная собака, которая на рефлексах радуется и бежит встречать нас к порогу. Собираю ее на прогулку. Радость улетучивается. Пойдем смотреть как возрождается Сугроб. Я и вам покажу. В следующий раз.