Что-то большее, часть 3
– Бриггз! – крикнула она. – Да Бриггз же! Где тебя носит?!
Из другого фургона торопливо вывалился пожилой мужчина. Сегодня он был одет как полагается, но Аркрайт узнал вчерашнего конферансье.
– Где Гаркат?! – потребовала Строганофф. – Она ни разу не уходила, не сказавшись!
Бриггз округлил глаза в страхе.
– Я не знаю, мадам! Я… Я сейчас!
Несколько минут Аркрайт и Строганофф с забытой папиросой в зубах стояли и смотрели, как конферансье оббегает фургоны, нервно стучась в каждую дверь. Наконец запыхавшийся Бриггз вернулся с докладом.
– Её нигде нет, мадам! – с жалким видом сообщил он. – И Виктора с Венди тоже.
Аркрайт вздохнул про себя. Вот вам и бдительные полицейские. Так хорошо здесь всё охраняют, что мышь не проскользнёт, да-да.
– Госпожа пиротехник говорит, Венди и Вик с утра копались в её запасах, – добавил Бриггз. – Она их шуганула, и больше их сегодня никто не видел.
Пиротехника. Как интересно.
– Проклятье! – Строганофф в сердцах топнула ногой. – Мало того, что одна дура в тюрьме, ещё и эти!..
Она наконец бросила потухшую папиросу, и Аркрайт осознал две очень любопытных вещи.
Во-первых, Строганофф не злилась на Ирэну за то, что та навлекла на труппу неприятности. Она искренне о ней волновалась. Так мать или старшая сестра от страха и любви сердятся на девочку, попавшую в беду.
Во-вторых, Строганофф была не в курсе, что Ирэна сбежала.
И, к тому же, Гаркат… Гаркат. Имя фокусника, создававшего из воздуха голубей и цветы.
– Госпожа Строганофф, – сказал Аркрайт. – Эти Гаркат, Виктор и Венди… Они дружны с Ирэной?
Она посмотрела на него так, словно успела забыть, что он всё ещё здесь.
– Да, – сказала она. – Да, дружны. Хотите бросить и их за решётку?
Аркрайт мгновение поразмыслил, взвешивая варианты.
– Госпожа Строганофф, Ирэна больше не за решёткой. Она сбежала, но не одна. Ей кто-то помог. Я видел верёвку, спущенную с крыши, и, знаете, если ваших воздушных гимнастов нет на месте, это наводит на определённые мысли.
Строганофф мотнула головой.
– И? Чего вы от меня хотите?
– Они все могут быть в большой беде, – сказал Аркрайт. – Это огромный незнакомый город, их будет искать полиция, и нам лучше её опередить. Вы не знаете, куда они могли пойти?
Строганофф задумалась, кусая губы. Потом словно решилась на что-то.
– Понятия не имею, – призналась она. – Но мы их найдём.
Думал ли Аркрайт, что когда-нибудь пройдёт по городским улицам в компании двух тигров? Жизнь определённо не готовила его к такому. А вот Строганофф шагала рядом непринуждённо и легко, словно была полностью в своей стихии.
– Надо же, – сказал Аркрайт, не обращая внимания на встречных прохожих, которые, разинув рот, провожали глазами Кали и Раджеша. – Я думал, слова про их нюх – байки для публики.
– Отчасти, – не стала отпираться Строганофф. – Я солгала про то, что он в семьдесят раз сильнее, чем у собак.
Она лукаво взглянула на Аркрайта.
– На самом деле, он сильнее в целых сто раз.
Аркрайт закатил глаза.
– Может, мне стоит поверить, что у вас и усы настоящие?
– Неприлично задавать женщине такие вопросы, – заметила Строганофф. – Я ведь не спрашиваю, за что вы уволили своего помощника.
Аркрайт стиснул зубы и отвернулся.
– Ох, – голос Строганофф неожиданно стал мягче. – Так это правда? Бриггз, кажется, что-то видел. Он не решился сказать полиции, но ему показалось, будто этот юноша взял… За это вы его и прогнали?
Ломаться не было смысла.
– Да, – коротко бросил Аркрайт, хоть это было и не её дело. И вдруг неожиданно для себя добавил:
– Чёрт побери, я убил на него шесть лет!..
Это вырвалось как-то само собой. Он не хотел произносить этого вслух. И всё же… Шесть лет! Все раскрытые вместе дела. Все драки, где Эндрю не раз прикрывал Аркрайту спину. Он вдруг вспомнил, как увидел Эндрю впервые: четырнадцатилетний бездомный пацан с умными живыми глазами, острый на язык, соображающий быстрее новомодных вычислительных машин.
В тот день Аркрайт взглянул на него и решил, что из парня может выйти толк.
Так смешно. Аркрайт сегодня успел испугаться, что Эндрю погибнет – а в итоге вышло гораздо хуже. Если твой напарник умирает честным человеком от вражеской пули, это тоже обидно, но, видит бог, не настолько. Не настолько!
– Я вам сочувствую, – негромко произнесла Строганофф, и это не был тон обычной дежурной вежливости.
– Чего ради? – Аркрайт пожал плечами. – Мне всё равно.
Она чуть улыбнулась.
– Жаль. Если человеку не всё равно, это хотя бы значит, что он живой.
Как ни странно, их путь по городу обошёлся почти без происшествий. Когда нужно было перейти улицу, Строганофф сделала тиграм знак рукой, и те послушно дождались, пока на светофоре загорится зелёный свет. Кэбмэнам, остановившимся пропустить странную компанию, пришлось сдерживать перепуганных лошадей; водители автомобилей снимали очки-консервы, не веря своим глазам.
К Аркрайту подскочил бледный полисмен, надзирающий за порядком на перекрёстке.
– Что… К-как… – заикаясь, выдавил он. – Что вы себе п-позволяете?! Н-немедленно уберите животных!
Аркрайт с бессердечным удовольствием наблюдал, как страж порядка покрывается испариной.
– Извините, офицер, – очень спокойно сказал он. – Я что-то не припомню ни одного закона, запрещающего появляться на улице в компании питомцев.
У полисмена на лице отобразился напряжённый мыслительный процесс.
– Это… Это нарушение общественного порядка! – наконец придумал он.
Строганофф очаровательно улыбнулась из-под своих безупречных усов.
– Так арестуйте меня, – предложила она.
Бедный полицейский конвоировал их до самого центрального участка – ну, или так он, наверное, думал. На самом деле Строганофф с тиграми просто шли, куда им нужно, а полицейский трусцой бежал следом, стараясь не отставать. Когда Аркрайт со всей этой честной компанией вошли в участок, Марта пролила на себя кофе.
– Что за… Аркрайт! Ты с ума сошёл?!
Он пожал плечами.
– Нас арестовали и препроводили сюда. Ничего не знаю. Кстати, будь добра, дай ключ от камеры, где сидела та девчонка.
Марта то ли совсем растерялась, то ли не решилась огорчать внимательно слушающую их разговор Кали, но ключи Аркрайту она дала без вопросов.
В камере ничего не трогали. Кровать всё так же валялась в углу, погнутые прутья взорванной решётки походили на скульптуру какого-нибудь слишком современного художника, которого публика сможет понять только лет через сто. Кали и Раджеш без спешки обошли комнатку, втягивая воздух большими плоскими носами. Нюх привёл Кали к окну; она поставила на раму передние лапы, высунулась наружу, а потом, к удивлению Аркрайта, выбралась в окно целиком.
– Куда это она? – спросил он у Строганофф.
– Вы сами сказали, что Виктор и Венди могли увести Ирэну по крышам. Значит, и след нужно искать именно там.
Аркрайт хотел было возразить, что тигры не пауки, чтобы лазать по стенам, но тут же сам усомнился в своих словах: Кали прыгнула вверх с подоконника и исчезла, оставив болтаться на виду только хвост. Аркрайт подошёл к окну: тигрица уверенно лезла по стене, используя для опоры оконные рамы, карнизы и каменные барельефы, украшающие здание.
– И что теперь? – спросил он. – За ней следом?
К счастью, им самим не было необходимости карабкаться на крышу. Строганофф позвала Раджеша и спустилась обратно на первый этаж. Там уже собрался весь участок. Да уж, не нужно быть гадалкой, чтобы предсказать, о чём сегодня вечером будет судачить весь город…
Хоть в холле и толпилась пара дюжин полицейских, ни одному из них так и не хватило духа остановить Строганофф с очень вежливым и милым тигром в качестве охраны. Да и за что их задерживать? В конце концов, они же не делали ничего плохого.
– Раджеш, – сказала Строганофф, оказавшись на улице. – Где Кали? Веди!
Тигр уверенной неторопливой рысью побежал по улице, и Аркрайт краем глаза заметил, как на крыше банка, соседствующего с полицейским участком, мелькнула светлая шкура. Кали бежала по крышам, а Раджеш – внизу, не обгоняя и не отставая, словно её тень или отражение в мокрой от дождя мостовой. Аркрайту и Строганофф только и оставалось, что поспевать за ними.
Не замедляя шага, не отвлекаясь ни на гудки автомобилей, ни на перепуганные крики прохожих, Раджеш следовал за Кали, дом за домом, квартал за кварталом, пока она наконец не скрылась из виду. Аркрайт остановился, переводя дух.
– Куда она делась?
Строганофф молча указала на чердачное окно одного из высоких многоэтажных домов.
Раджеш нашёл чёрный ход так легко, как будто сам жил в этом доме с детства. Строганофф прямо-таки взлетела по узкой лестнице, а вот Аркрайт отстал на несколько пролётов – да уж, с курением, похоже, пора завязывать. Дверь на последней лестничной клетке была заперта изнутри, но Строганофф рванула её так, что выломала старый засов с мясом.
Аркрайт вошёл следом за ней, но в глубь чердака пока проходить не спешил. Единсвенным источником света было то самое крошечное окошко – и как только Кали смогла в него протиснуться? – так что здесь, на пороге, полумрак укрывал Аркрайта от посторонних глаз. Правда, с этого ракурса он сам тоже не видел бо́льшую часть помещения, зато слышал прекрасно.
– Гаркат! – рявкнула Строганофф. – Гаркат, старая ты дура! Ты вообще соображаешь, что творишь?! Взяла и ушла! А если бы тебя кто-нибудь увидел?!
– Анна, пожалуйста! – пискнул звенящий от волнения девичий голосок, – Не сердись на неё, она… Она говорит, что не могла бы жить, зная, что я из-за неё попала в беду, и… Вчера, тот мужчина, ну, тот, который… Она говорит, она увидела его – и всё, она знала, что это единственный шанс, что он больше никогда-никогда не будет так близко от неё, и что нельзя дать ему уйти, а то…
У Ирэны – Аркрайт догадался, что это она – кончился воздух, и она наконец замолчала.
– Ох, боже, Гаркат, – устало сказала Строганофф. – Ну и кашу ты заварила.
Сама Гаркат почему-то так и не произнесла ни слова. Немая она, что ли?
Аркрайт решил, что подслушал достаточно. Этим людям явно придётся кое-что ему объяснить.
Не стараясь ступать тихо, он вышел из теней и сказал:
– Добрый день, дамы.
Они все застыли на месте, словно мыши, когда зажигаешь на кухне свет. Гаркат в своей жуткой маске, Ирэна – всё ещё во вчерашнем платьице, но с накинутой на плечи мужской курткой, которую, должно быть, одолжил Виктор. Близнецы тоже были тут, и Аркрайт с удовлетворением отметил, что брат с сестрой – всё-таки два раздельных человека.
Строганофф сказала:
– Всё в порядке. Мы пришли вместе. Это…
Она вдруг посмотрела на Аркрайта.
– Эй, ты ведь даже имени своего не назвал.
Аркрайт пропустил мимо ушей вольное «ты».
– Я представлялся, – сухо сказал он. – Детектив Аркрайт.
Строганофф склонила голову к плечу.
– А мама тебя тоже так называла?
Аркрайт не ответил. Мама называла его дармоедом и негодным мальчишкой, а отец, когда ему нужно было выплеснуть на ком-то пьяную злость, и вовсе звал сына просто «эй ты». Ничто из этого не имело отношения к делу.
– Госпожа Гаркат, – твёрдо сказал он.
Услышав своё имя, Гаркат вскинула голову. Аркрайт хотел было спросить её о Маверике, но её бесформенная сутулая фигура в чёрном плаще вдруг мгновенно – слишком быстро – оказалась рядом. Одна рука-ветка крепко вцепилась Аркрайту в рукав, другая ухватила его за ухо, разворачивая голову. В этих жестах не было ни агрессии, ни вызова, и Аркрайт вдруг понял, что Гаркат просто хочет внимательно его рассмотреть.
Пустые глазницы её маски впились ему в лицо, и Аркрайт осознал, что не может отвести взгляд. Тёмные провалы засасывали, затягивали в себя, в непроглядную черноту, за которой, он готов был поклясться, вообще нет никаких других глаз, потому что эти дыры и есть глаза, и…
Гаркат отвернулась, разрушая странные чары. Заклёкотала и защёлкала по-птичьи, глядя на Ирэну. Та озадаченно нахмурилась. Похоже, девушка понимала этот странный язык.
– Другая сестра, – сказала Ирэна. – Она повторяет раз за разом: «Другая сестра, другая сестра. Мальчик. Другая сестра».
Строганофф подняла брови.
– У тебя есть другая сестра, Аркрайт?
Тот пожал плечами.
– Нет у меня сестёр. Может, это о ком-то из вас?
Виктор смущённо улыбнулся, поднимая ладони.
– На меня не смотрите. У меня всего одна.
Аркрайт деликатно, но твёрдо отвёл от себя руки Гаркат. Обратился к Строганофф:
– Она что, никогда не снимает маску?
Строганофф и её артисты как-то странно переглянулись.
– Это не маска, господин детектив, – сказала Ирэна.
Строганофф сделала знак тиграм, покорно ждущим приказа, и те легли на пол. Строганофф устроилась у Раджеша на спине, как будто собиралась рассказать длинную историю. Не хватало только костра или камина.
– Ты веришь в сказки? – спросила она.
Аркрайт насмешливо фыркнул.
– Ну и зря, – спокойно сказала Строганофф. – Из-за таких, как ты, Гаркат – одна из последних в своём роде.
Гаркат беспокойно заговорила на своём птичьем наречии. Венди, словно утешая, взяла её за руку.
– Она гарру́та, – пояснила Строганофф. Вид у неё был невозмутимый и серьёзный. Чтобы увлечённо врать с таким лицом, нужно много таланта. – Слышал о таких? Когда-то очень давно их было много, но их время прошло. Не встреть я Гаркат, сама не поверила бы, что легенды не возникают на ровном месте. Ты видишь Венди и Виктора, они никакие не единственные в мире близнецы, да и Кали с Раджешем – просто звери. Да, умные, да, прекрасно выдрессированные, но всё равно звери и не более того. Все мы в нашем цирке просто притворяемся невероятными – такая работа. И только Гаркат не лжёт. И я тоже не лгу, когда обещаю, что она покажет публике настоящее волшебство.
Аркрайт понял, что у него нет никаких сил слушать весь этот бред без папиросы. Он нашарил в кармане свою последнюю каплю никотина, зажал в зубах, хотел было достать зажигалку…
Гаркат протянула руку и забрала у него окурок. Аркрайт даже не успел среагировать, когда она спрятала его в кулаке, а потом вытянула вперёд обе руки – как уличный шарлатан, предлагающий угадать, в которой он держит шарик.
Аркрайт смотрел на неё, не понимая, к чему она ведёт.
Гаркат разжала пальцы. На обеих её ладонях лежало по половинке папиросы. Они были одинаковые – абсолютно, от бумажного мундштука со следами зубов до каждой крошки пепла на подожжённом конце.
Аркрайт забрал обе папиросы, поднёс к глазам. Он отчаянно пытался и не мог найти хоть одно отличие.
– Теперь веришь? – сказала Строганофф. – Она может воссоздавать то, что недавно потрогала. Не навсегда, ты сам видел, что случилось с ножом. Но на какое-то время эти копии так же реальны, как и оригинал.
– Маловато для волшебства, – хмыкнул Аркрайт. – Скорее, тянет на какой-то хитрый фокус.
Строганофф пожала плечами, словно говоря: «не хочешь – не верь».
Аркрайт наконец закурил. Настоящая или нет, на вкус папироса была такой же, как всегда.
– Получается, ты убила Маверика, – сказал он Гаркат. – Потрогала за сценой нож Ирэны, потому что это было единственное оружие под рукой, а потом наколдовала его у нашего приятеля в груди. Так?
Гаркат кивнула, вполне по-человечески. Она и не думала отпираться.
– Это из-за детей? – на всякий случай уточнил Аркрайт.
Кивка не последовало.
– Тогда из-за чего?
Гаркат молчала, неподвижно глядя на него провалами глаз.
– Не наседай на неё, – вступилась за неё Строганофф. – Она очень древняя, у неё разум работает не так, как у людей, и даже нам до сих пор бывает трудно с ней общаться. Она, похоже, не до конца понимает, как работает наш язык. У неё он свой собственный, но, я так думаю, она иногда просто посылает свои мысли нам в головы или что-то вроде того.
– Иногда это слова, – вмешалась Ирэна, – но чаще просто образы и чувства, и… Это как гадать на кофейной гуще. Попробуй разбери.
Аркрайт вздохнул. Час от часу не легче.
– Хоть кто-то из вас, – он обвёл взглядом всех присутствующих, – в курсе, чем ей не угодил Маверик?
Артисты молчали.
– Может, хотя бы догадки?
Ирэна с грустью покачала головой.
– Она не сделала бы этого, не будь у неё веских причин, – сказал Виктор. – Она не злая.
– Она чудо, – тихо добавила Венди.
Аркрайт сделал последнюю затяжку, едва не обжёг пальцы и бросил папиросу на пол. Затушил каблуком.
Тогда-то он и услышал музыку.
Она звучала откуда-то издалека и казалась совсем не к месту на этом пыльном богом забытом чердаке. Аркрайт напряг слух. Он не особо разбирался в разных искусствах, но, похоже, играли на духовых.
– Вы это слышите? – спросил он.
Ирэна вскочила на ноги.
– Да! Я слышу!
– Я тоже, – сказал Виктор. – Это тромбон.
Аркрайт попытался понять, откуда идёт звук. С одного из нижних этажей? С улицы?
Казалось бы, какая разница? Может, где-нибудь неподалёку проходит шествие с оркестром или чёрт знает что ещё. Но музыка не давала Аркрайту покоя. Он для пробы закрыл уши ладонями: звук не изменился.
Тромбон как будто играл у него в голове.
Можно было бы посетовать, что, связавшись с сумасшедшими циркачами, недолго и самому лишиться рассудка, но Аркрайт мыслил так же ясно, как в любой другой момент. Пытаясь разобраться, что к чему, он прошагал по чердаку, подошёл к окошку, выходящему на море городских крыш.
И тут Аркрайт понял.
– Это не тромбон, – сказал он, не обращаясь ни к кому в особенности. – Это труба.
Трубы завода Маверика возвышались над городом, словно мачты, на которых полощутся дымные флаги. Конечно. И как он не догадался сразу?
– Фабричные трубы, – Аркрайт повернулся к Гаркат. – Ты это хотела сказать, ведь так? Там нужно искать ответы?
Гаркат кивнула. Может, иногда её и вправду было трудно понять, но сейчас её ответ был вполне однозначен.
– Ты пойдёшь туда? – вдруг спросила Строганофф. Аркрайт не ответил.
– Что у тебя за «благие причины», Аркрайт? – потребовала она. – И эти дети. Ты всё время говоришь про каких-то детей.
Аркрайт посмотрел на неё и понял, чего она хочет. Аннализа Строганофф давала ему шанс заполучить её в союзники.
Нужно ли ему это? Что на самом деле на уме у этой странной женщины, повелительницы тигров и жителей древних легенд?
– Я ищу одну девочку, – сказал Аркрайт. – Эмили Уоррен. В последний раз её видели на вашем представлении, а вчера твоя добрая Гаркат убила на том же месте человека, у которого все руки в царапинах от детских ногтей.
Он посмотрел на трубы.
– Да. Я туда пойду.
Мгновение или два Строганофф напряжённо размышляла, а потом улыбнулась.
– Так и быть, – сказала она. – Побуду сегодня твоим напарником. Судя по книжкам, вы, великие детективы, в одиночку вообще ничего не можете.
Строганофф спросила, знает ли Аркрайт, где им можно будет войти. Необъятную территорию завода Маверика окружал неприступный забор, зато Аркрайт давно уже разведал, где находятся несколько запасных ворот, которыми почти никто не пользуется. Как знал, что когда-нибудь пригодится.
Запасные входы и выходы, конечно, всё равно были заперты надёжнее некуда, но, когда Аркрайт упомянул эту проблему, Строганофф только отмахнулась, отыскала клочок бумаги и черкнула на нём несколько слов. Венди должна была отнести записку обратно в цирк, а Виктор с Ирэной вызвались посидеть здесь с Гаркат: ей было опасно покидать чердак среди бела дня.
Естественно, о том, чтобы взять Гаркат с собой на завод, не могло быть и речи. Она была бы обузой. Аркрайт размышлял об этой иронии, пока они со Строганофф шли по грязным мокрым улочкам. Тигры следовали за ними, но Строганофф велела им быть незаметными. Огромные зверюги бесшумно бежали по крышам там, над головой, так, что их не было ни видно, ни слышно, спускаясь лишь тогда, когда было необходимо, и при первой же возможности снова скрываясь из виду.
– Никак не возьму в толк, чего ради вы её держите, – сказал Аркрайт. – Ну, волшебство, ну, магия. Но от неё же наверняка расходов больше, чем пользы. Опять же, прятать её от всех любопытных. Наняли бы обычного фокусника, чтобы вытаскивал кроликов из шляпы – народ бы разницы не заметил.
Строганофф помолчала.
– Аркрайт, – наконец сказала она. – Если бы к тебе в руки попало чудо. Настоящее, древнее, бесполезное чудо. Что бы ты сделал? Выбросил его в канаву? Просто прошёл мимо?
Аркрайт промолчал о том, что, скорее всего, поступил бы именно так.
– Когда мы нашли её, – сказала Строганофф, – от неё вообще почти ничего уже не оставалось. Она погибала, ты понимаешь? Это уже потом я целые ночи сидела в библиотеках, листала такие старые книги, что у них страницы рассыпались в пыль, читала про то, кто такие гарруты, откуда взялись и что раньше могли. А тогда… Я тогда знала только одно: мы ей нужны. А потом как-то незаметно оказалось, что она нужна нам. Мы её спасли, и, знаешь… Мне кажется, без неё труппа никогда не была по-настоящему целой. И не могла быть. Нам её не хватало, просто раньше мы этого не понимали.
– Спасли её? – хмыкнул Аркрайт. – Какой прок быть волшебным созданием, если даже о себе позаботиться не можешь?
– Гарруты особенные, – без тени обиды объяснила Строганофф. – Они подкрепляются верой. Раньше, когда её было много, они могли делать поистине невероятные вещи, а потом… Чем меньше веры, тем меньше у них сил. В конце концов люди, которые не верят совсем, даже перестают их замечать, а после этого гаррута обречена. Если только ей не посчастливится встретить кого-то, кто поверит изо всех сил.
– Подкрепляются верой? Они что, какие-то языческие божки, существующие до тех пор, пока их не забыли?
– Не совсем. Гаррутам не обязательно, чтобы верили именно в них. Просто… во что-то большее.
Аркрайт поднял брови.
– Большее, чем что?
Строганофф дёрнула подбородком, словно указывая на всё вокруг сразу. На разбитую мостовую, на серые дома, в которых как будто никогда не сумела бы поселиться ни одна капля радости. На редких хмурых прохожих, с опущенными головами бредущих куда-то сквозь ноябрь; на весь неприютный, бесцветный мир.
– Чем это, – сказала она. – Чем тоска, равнодушие, безвыходная бедность – или пресыщенность богатых, которым некуда себя девать. Чем повторение одинаковых дней год за годом, до самого конца.
– А, – догадался Аркрайт. – То есть свет в окошке, истинная любовь и прочие «долго и счастливо».
Строганофф оставила его сарказм без внимания.
– В том числе, – спокойно согласилась она. – Но не только. Мне кажется, ответов ровно столько, сколько людей в мире. Это… про всё, что угодно, если оно делает жизнь хоть чуточку менее пустой. Всё, ради чего хоть немного есть смысл вставать по утрам. У каждого что-то своё. Например, поэзия. Или глупейшие дешёвые романчики, которые зато дают на минутку погрузиться в другую жизнь. Первая улыбка твоего ребёнка, вкус кофе, запах первых смолистых почек весной. Рождественские огни в витринах магазинов, даже если ты никогда ничего не сможешь там купить. Ночь с тем, кто тебе нравится, чувство, что ты благороден и щедр, когда кидаешь монетку нищему, взгляд собаки, которая весь день дожидалась тебя с работы.
Она улыбнулась.
– Или, скажем, цирковое представление, которое заставляет тебя ахнуть от удивления и восторга.
Так вот к чему она на самом деле вела.
– Вот оно что, – усмехнулся Аркрайт. – То есть вы не просто развлекаете народ за деньги, вы на самом деле возложили на себя великую миссию. Жаль, правда, что ваше «большее» – это обман. Я допускаю, что твои тигры, блёстки и пиротехника могут поразить кого-нибудь впечатлительного в самое сердце, вот только представление закончится, и все эти люди снова вернутся в реальный мир. Если тебе нравится думать, что ты творишь добро, пожалуйста, я не против, но ты ведь на самом деле не можешь сделать чью-то жизнь лучше.
– Могу, – возразила Строганофф. – На минуту или две. Это тоже считается. Разве чудо перестаёт быть чудом только потому, что не длится вечно?
Она помолчала, а потом сказала:
– Если я могу напомнить хоть одной девчонке, которая всю жизнь только и делала, что стирала чужое бельё, что на свете существует что-то кроме грязных носков и кальсон, я считаю, что живу не зря. Гаркат даёт им крошечный кусочек настоящего волшебства, пробуждая в них веру, что не всё в этом мире отвратительное, злое и серое, и эта вера в свою очередь позволяет ей жить дальше и снова творить волшебство. Это круговорот, и я рада, что могу внести в него свою лепту.
За этой бесспорно увлекательной беседой они как раз добрались до места. Аркрайт внимательно оглядел массивные ворота. Им уже повезло, потому что замок здесь висел не изнутри, а снаружи, однако взломать его… Аркрайт давно освоил кое-какие навыки медвежатника, в его работе они приходились весьма кстати, но здесь он не взялся бы даже пробовать. На безопасности Маверик не экономил.
– Да уж, мне всего этого не понять, – в продолжение разговора сказал Аркрайт, внимательно изучая тщательно смазанные дверные петли и колючую проволоку по верху. – Я один из тех, кто не верит.
– Странно слышать это от человека, который выбрал своей профессией раскрывать преступления, – заметила Строганофф. – Это ведь, как-никак, своего рода борьба со злом.