Что такое реакция

Мы продолжаем выкладывать кусочки из будущей книге о сущности фашизма. Она будет существенно богаче, чем уже знакомая вам серия статей «Георгий Димитров был прав», но мы используем тот же заголовок. В определении фашизма от Георгия Димитрова есть ещё один элемент, который многие считают просто пропагандистским эпитетом. Речь идет об обязательной реакционности фашистского режима. Слова «реакция», «реакционер», «реакционный» часто бездумно используются как банальные ругательства. Однако у них есть вполне определенное содержание, о котором мы и поговорим ниже.

Исправление имен

Большая советская энциклопедия определяет понятие политической реакции так:

Реакция (политическая) - сопротивление общественному прогрессу; политический режим, установленный для сохранения и укрепления отживших общественных порядков. Р. обычно проявляется в борьбе с революционным движением, в подавлении демократических прав и свобод, в преследовании прогрессивных политических и общественных деятелей, представителей культуры, массовом терроре и насилии, в расовой и национальной дискриминации, в агрессивной внешней политике. Крайняя форма Р. — Фашизм.

Сразу скажем, что это определение нам не нравится по чисто логическим причинам. Оно практически полностью дублирует понятие фашизма. Если мы его подставим в классическое определение фашизма, то получится тавтология. Кроме того, БСЭ трактует реакцию крайне узко, излишне привязывая это понятие к текущему политическому моменту и репрессивным политическим практикам. Меж тем, арсенал реакции куда богаче.

Чтобы исправить этот недостаток, давайте выбросим из определения лишнее и добавим недостающее.

Реакционным может быть не только политический режим, но и многие другие институты: политическое и социальное движение, религиозная или иная общественная организация, издание и так далее. Все эти силы могут ещё не захватить политическую власть, но оказывать на общество существенное влияние.

Да, реакция борется с революционным и любым прогрессивным движением, но функция полицейского подавления и насилия - это по ведомству террора. У реакции свои инструменты. Подавление демократических прав также выделим в отдельный пункт, как это и дается в определении фашизма. Дискриминацию отдадим шовинизму, а агрессивную внешнюю политику - империализму. Сказанное не значит, что реакционер не может поддерживать все эти нехорошие явления. Может, но далеко не обязательно.

Наконец, политическая реакция существовала и до появления фашизма и, разумеется, имела другие крайние формы. Да, русские фашисты XX века – явно продолжатели дела Константина Победоносцева. Но сам всесильный обер-прокурор Священного Синода фашистом не был и быть не мог. И уж тем более не могли быть фашистами католические теологи, которых высмеивали немецкие гуманисты начала XVI века в "Письмах темных людей". Меж тем, именно оттуда идёт само понятие «обскурантизм» и его русский аналог «мракобесие».

Что же нам остаётся?

«Реакция - это движение, направленное на сопротивление общественному прогрессу, возрождение, сохранение или укрепление отживших порядков.»

Обратите внимание, что мы кое-что добавили. Во-первых реакция - это движение. То есть, привязка к политическому режиму не обязательна. Во-вторых, мы добавили «возрождение» и далеко не случайно. Крайние реакционеры стремятся не только сохранить ещё живые старые мерзости, но и поднять из могилы то, что уже мертво и похоронено. Как, например, Никита "Бесогон" Михалков, мечтающий о своих крепостных.

Что такое социальный прогресс?

Но у этого определения есть слабое место, ведь понятие общественного прогресса потенциально допускает разночтения. Значит, нам нужно дать свою трактовку. На помощь нам приходит концепция Просвещения. Великий немецкий философ Иммануил Кант в своей работе «Что такое просвещение?» дает следующее понятие:

«Просвещение — это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого. Несовершеннолетие по собственной вине — это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! — имей мужество пользоваться собственным умом! — таков, следовательно, девиз Просвещения»

Опять же, нам придется отделить зерна от плевел, выбросив из в основе своей верной мысли лишнее. Состояние несовершеннолетия человека — далеко не всегда вина человека, которого мы стремимся просветить. Ребенок - вполне законный участник этого процесса. Взрослый также может не пользоваться своим разумом самостоятельно не только из-за недостатка мужества, но и по другим причинам. Загнать человека в омут мракобесия может и внешняя сила, будь то крайняя нужда или давление со стороны других общественных сил, в том числе и прямое насилие. Достаточно вспомнить, как в уже советской Средней Азии недобитые реакционеры и бандиты мешали организации школ и преследовали девушек, стремившихся к свету знаний.

Кант акцентирует внимание на собственной лени и трусости непросвещённого человека не случайно. Это самооправдание философа и тех общественных сил, которым он служит. Если совсем упростить его мысль: «быдло само виновато в своем положении».

Кроме того, определение Канта грешит излишней поэтичностью. Попробуем исправить этот недостаток и раскроем то здравое зерно, которое есть в кантовском понятии просвещения:

Просвещение - это движение, направленное на расширение способности каждого человека быть самостоятельным, активным и сознательным участником общественной жизни.

Поясним свои изменения и дополнения. Самостоятельность и сознательность есть ещё у Канта, хотя и в другой формулировке. А вот активное участие в общественной жизни мы добавили сами и не случайно. Мы убеждены, что сама природа человека требует от него социализации и преобразования мира вокруг себя.

С нашим определением просвещения согласится не только марксист, который явно увидит в нём элемент коммунистического социального идеала. Его примет и редкий ныне либерал старой школы, для которого конкуренция, рынок и собственность не заслонили окончательно свободу, равенство и братство. А всё потому, что марксизм, как ни крути – это неотъемлемая часть традиции просвещения.

Наконец, наше определение просвещения можно прямо подставлять в определение прогресса, ведь просвещение в широком смысле слова и есть социальный прогресс. Это вполне правомерно, ведь у европейских просветителей эти понятия шли рядом. Само учение о прогрессе было создано Антуаном Кондорсе, одним из титанов французского просвещения. При всех своих заблуждениях насчёт законов развития общества, просветители стремились не только раскрепостить общественное сознание, но и изменить социальные условия, это самое сознание воспроизводящие. Проще говоря, их волновала разруха не только в головах, но и в клозетах.

Занятно, но БСЭ дает более узкое и, потому, худшее понятие просвещения в широком смысле слова. Едва ли европейские философы XVII – XVIII века собирались присвоить себе понятие просвещения. Но нечто подобное происходит в определении от БСЭ, где отправной точкой движения просвещения является именно европейское Новое Время. Однако просвещение как общественный процесс началось задолго до того, как его субъективно осознали и подняли на своё знамя прогрессивные мыслители Нового Времени.

Зато Большая Советская Энциклопедия даёт неплохое понятие просвещения в узком смысле слова:

Просвещение – распространение знаний, образования; система воспитательно-образовательных мероприятий и учреждений в каком-либо государстве.

Немного поправим БСЭ: просвещение в узком смысле слова может осуществляться не только государством и не только в рамках государственных границ. Более того, международные негосударственные просветительские проекты существовали уже давно, до написания Энциклопедии. Ещё в XVII веке учёный-иезуит Афанасий Кирхер создал одно из первых международных научных обществ. Всевозможные международные сетевые образовательные платформы – лишь перенос давно существующей практики на новые технические средства.

Так что дадим исправленную версию:

Просвещение в узком смысле слова – это общественное движение по распространению знаний, образования и воспитания.

Зачем мы вспомнили про просвещение в узком смысле слова? Затем, что именно существование этого значения оправдывает разделение понятий просвещения и прогресса. Ведь в своих широких понятиях они полностью синонимичны. Так что будем в дальнейшем употреблять слово «просвещение» только узком смысле. Прогрессу же отдадим определение просвещения в широком смысле слова. Итак:

«Социальный прогресс - это движение, направленное на расширение способности каждого человека быть самостоятельным, активным и сознательным участником общественной жизни»

Мракобесие и реакция

В одном из старых материалов "Вестника Бури" автор даёт определение мракобесия от противного, как антоним понятия просвещения.

«Пойдём от противного: мракобесие учит нас отказываться от собственного разума, уповать на чуждые нам внешние силы и отказываться от личной ответственности за происходящее. Оно хочет оставить человека и человечество навеки в состоянии младенчества. И, естественно, для этого нужно ограничить распространение знания среди большинства»

Учитывая сказанное выше, такое понятие мракобесия антонимично скорее понятию социального прогресса, чем собственно просвещению. Попробуем распространить логику предыдущей главы на мракобесие и реакцию.

Для логичности мы сузим понятие мракобесия до антонима просвещения в узком смысле. То есть, мракобесие – это общественное движение, направленное на ограничение распространения знаний, образования и воспитания.

А вот определение от «Вестника Бури» больше подходит для реакции как более широкого понятия. Но его надо, опять же, несколько переформулировать.

«Реакция – это общественное движение, противодействующее социальному прогрессу, то есть направленное на увековечивание зависимого, пассивного и бессознательного состояния человека»

Идеал реакции – это человек как объект истории, игрушка внешних ему сил, а не субъект общественного процесса.

Итак, у нас есть два определения реакции. Одно - очищенное определение от БСЭ, другое получено нами из определения просвещения, каким его видели просветители XVIII века. Можно ли их совместить? Едва ли, потому что второе определение указывает нам на ещё один фатальный изъян первого. Определение от БСЭ, даже очищенное от шелухи, излишне привязано к историческому контексту. Оно помещает все надеваемые на человека оковы и шоры исключительно в прошлое. Меж тем, современность породила новые формы реакции, работающие рука об руку со старыми.

Поэтому мы со спокойной совестью берём за основу второе определение реакции. Тем более, что оно позволяет нам качественно разложить по полочкам разные формы и инструменты реакции. Этим мы дальше и займёмся.

Сорта ушной лапши

Но для начала надо разделить реакционные практики по методу воздействия.

Мы не зря выделяли мракобесие как отдельное понятие. Мракобесие прямо воздействует на общественное сознание, поощряя распространение лжи и заблуждений, а также мешая распространению общественно-полезного знания и культурных ценностей.

Таким образом, само мракобесие можно разделить на активную и пассивную форму. Первая забивает голову массам вредными идеями. Типичный пример – пропаганда антивакцинаторов.

Пассивное мракобесие же мешает распространению здравых идей. С помощью обмана и принуждения человека заставляют отказаться от стремления к свету знаний. Лучший пример - уже упоминавшееся противодействие местных реакционных кругов распространению светского образования в Средней Азии, особенно среди женщин.

Есть и более изощрённые формы пассивного мракобесия. Например, наука может подвергаться проклятию по якобы прогрессивным соображениям. Тут мы позаимствуем пример из "Интеллектуальных уловок постмодерна" Жана Брикмона и Алана Сокала. В их книге фигурирует испано-бельгийская феминистка Люс Иригарей, договорившаяся до того, что нужно создать особую, женскую физику и логику. Дескать, существующая наука насквозь пропитана сексизмом, так что нечего женщинам её изучать. Мария Кюри, Софья Ковалевская и Эми Нётер дружно ворочаются в гробах, питая за счёт этого небольшую электростанцию.

Приведённое выше разделение в известной мере условно и носит сугубо служебный характер. Ведь на практике сдерживание распространения знания тесно переплетено с пропагандой лживых идей.

Но и у самого мракобесия есть пара, которую мы условно назвали социальной реакцией. Если мракобесие прямо бьёт по мозгам, то социальная реакция скорее загоняет человека в такие общественные условия, которые лишают его субъектности. Социальная реакция тесно переплетена с террором, шовинизмом и борьбой с демократией и рабочим движением.

Так, террор внушает обывателю страх и неверие в свои собственные силы. Реакционные идеологи благословляют террор уже тем, что перекладывают вину на его жертв. Шовинизм, разделяя угнетённых между собой, лишает массы солидарности – единственного действенного инструмента социальных изменений. Перекрытой оказывается дорога и к свету знаний. Шовинистическая пропаганда, воздействуя на самые низменные побуждения человека, блокирует рациональное мышление. В главе про шовинизм мы более подробно раскрывали, как шовинизм вредит просвещению.

Антидемократическая и антирабочая политика также прямо или косвенно вредит просвещению и, шире, прогрессу. Лучшие примеры здесь можно взять из «России, которую мы потеряли». Наиболее топорный вариант – знаменитый «Циркуляр о кухаркиных детях», ограничивающий доступ к образованию для представителей социальных низов. Долгое время существовавший запрет на создание студенческих организаций имел скорее политический характер. Однако он мешал и распространению знаний, а также имел своей целью перемолоть не в меру активных студентов в дезорганизованную людскую пыль.

Ещё один косвенный момент: репрессивное рабочее законодательство крайне осложняло для рабочих борьбу за лучшие условия жизни и труда. А через это и мешало распространению просвещению и культуры в рабочей среде. Можно только восхищаться нашими предками, которые тянулись к свету знаний, культуры и свободы даже в таких условиях.

Однако наиболее законченный пример реакционной социальной политики - комплексной и последовательной, даёт современный неолиберализм. Идеологи этого движения даже не скрывали своей цели перетереть массы пролетариата в разобщённую, безмозглую и безвольную людскую пыль. Как там говорила Маргарет Тэтчер "нет никакого общества".

Куда громче даже самых циничных слов говорят дела. Повсюду неолиберализм последовательно разрушал социальное государство, лишая массы общедоступной системы здравоохранения, образования и социальной помощи. С особой жестокостью неолибералы расправились с наукой, превратив мощнейшую производительную силу общества в ещё одну служанку капиталистической идеологии. Обслуживающие неолиберальный капитализм «философы» и вовсе прямо предали проклятию просвещение.

Поэтому любой, кто поддерживает неолиберализм в экономике и социальной сфере – по определению реакционер. Оговорочки и «прогрессивные» рюшечки вроде приверженности буржуазной демократии, феминизму или правам ЛГБТ сути дела не меняют. Поддерживаешь демонтаж социального государства – значит мракобес. И точка.

Рабы бога и капитала

Идеал реакционера – зависимый человек, не изменяющий своему "чувство ранга". Другое дело, что господин, которому надо лизать сапоги, может быть очень разный. Им может быть боженька, а может - невидимая рука рынка. И даже, как это бывает у наших «красных консерваторов» - Иосиф Виссарионович Сталин, ворочающийся от такого отношения в гробу.

Реакционная идеология стремится увековечить и сам принцип господства одного человека над другим. В этом плане современные либералы, говорящие о вечности и незыблемости социального неравенства, радикально отличаются от их исторических предшественников - просветителей XVIII века и либералов начала-середины XIX века. Те были социальными оптимистами, в этом плане настоящие продолжатели дела предков современных либералов именно марксисты.

Пропаганда «традиционных» патриархальных семейных ценностей — тоже инструмент реакции. Ведь если неравенство в семье положено нам от века, то и всё прочее неравенство – тоже. «Семейные ценности» – одна из самых универсальных духовных скреп реакционных и прямо фашистских режимов. Ведь установив и освятив иерархию в семье, власти и господствующая идеология, наиболее доходчивым образом объясняют массам якобы незыблемость общества, основанного на эксплуатации человека человеком. На этом примере хорошо видно, как взаимодействует мракобесие и социальная реакция, подкрепляя друг друга.

Но защищать «семейные ценности» можно и с другого идеологического фланга. Мы имеем в виду буржуазный феминизм в его крайних формах. Например, феминистский сепаратизм провозглашает тот же патриархат, только с другим знаком. Кроме того, такие формы мнимой борьбы за права женщин льют воду на мельницу шовинизма, о чём мы уже говорили в соответствующей главе.

Реакционна и сама идея об абсолютной благотворности рыночной конкуренции. Ведь она увековечивает право сильного жрать слабого. И слабых по такой логике будет обязательно на два порядка больше, чем сильных.

Радикально рыночный идеал общества – такая же утопия родом из прошлого, как и идеал «России, которую мы потеряли» отечественных монархистов. Классические реакционеры вздыхают по феодализму на разных его стадиях, условно говоря, от XI до XIX века. Рыночные же фундаменталисты помещают свой потерянный рай в Англию и Северную Америку XVII – XVIII века. При этом, оба проекта утопичны не только потому, что полный возврат в прошлое невозможен. Куда важнее то, что описываемые ими идеалы никогда даже близко не существовали в прошлом. Подробнее мы говорим об этом в главе про корпоративизм. В любом случае, для реакционера типично мечтать о восстановлении славного прошлого, которого никогда не было.

Ты ничего не изменишь!

Реакция стремится не только закабалить человека, но и сделать его пассивным инструментом в чужих руках. Общее место реакции, как традиционной, так и неолиберальной: массы якобы не являются субъектом политики. Им подпевают и «красные консерваторы», поднимающие на щит вождизм, и даже «евролевые» с их отрицанием большинства в пользу потенциально бесконечного числа меньшинств. Не так уж важно, как клеймят массы: пассивным «ватным» быдлом, заложниками страшных масонов и рептилоидов или послушной армией победоносного «красного» вождя. Суть одна – поддержать пассивность в маленьком человеке, приучить его терпеливо ждать спасителя в сияющих доспехах.

Наиболее циничный образчик скотского отношения к массам продемонстрировал нам известный псевдолевый экономист Михаил Хазин в своей популярной книге «Лестница в небо». Поделие Хазина и его соавтора Щеглова мы разбираем в главе про корпоративизм. Не поленитесь изучить как саму главу, так и исходник. Не менее важно знать, что концепция «героя и толпы» - очень старая, она идёт ещё от известного британского консерватора Томаса Карлейля. А от Карлейля через Ницше ниточка тянется, куда бы вы подумали, к самому Адольфу Гитлеру.

Реакции недостаточно лишить массы роли главного субъекта истории, нужно нейтрализовать и индивидуальную волю маленького человека. Сделать это можно как жесткими, так и мягкими методами. Мягкий вариант – дать человеку мнимую альтернативу в виде, например, теории малых дел. Дескать, бастовать всё равно бесполезно, ты лучше дерево во дворе посади. Таким образом человеку навязывается ложный выбор. На самом деле, важно и нужно делать и то, и другое.

Есть и более топорные методы, давно знакомые всем ведущим религиям. Фатализм и покорность судьбе можно воспитывать совершенно разным путём. В этом плане буддийская концепция иллюзорности бытия, исламская доктрина предопределения и православное учение о промысле божьем вполне стоят друг друга. И дело тут вовсе не в злом умысле теологов, а в одинаковом социальном запросе, который веками отрабатывали попы, муллы и ламы. Да, мы знаем, что многие верующие понимают догматы религии, наоборот, в духе личной ответственности и активности. Но в целом их религии как социальные институты, связанные с правящим классом, предпочитают реакционные толкования вопроса о человеческой свободе.

Отдельный пунктик для любого реакционера: критика революции как вредного, искусственного и заведомо бесполезного явления. В ход идут и превратные трактовки истории, и даже извращённое понимание теории эволюции. В последнем случае делается акцент на том, что природа якобы не делает скачков. Между тем, современная биология не сомневается, что развитие живого мира идет не строго постепенно, а через череду революций и катастроф. К сходным выводам в физике пришла теория сложных систем. Многим современным ученым старшего поколения, с презрением называвших одну из важнейших работ Ленина "Марксизм и эмпириоонанизм", очень не мешает перечитать эту книгу. Они бы очень удивились тому, насколько она современна.

Особый жанр реакционной мысли - антиреволюционная конспирология. Больше всего достаётся, конечно, Великой Октябрьской Революции, хотя и Великой Французской Революции прилетает. При всём разнообразии вариантов, от немецкого генштаба и англосаксов до жидомасонов и рептилоидов, суть одна: революция это результат действия внешних сил, а не объективный продукт обстоятельств и усилий масс.

Впрочем, излишнее увлечение объективными факторами в ущерб субъективным тоже может лить воду на мельницу реакции. Когда начался мировой экономический кризис, некоторые экономисты просто призывали сидеть и ждать, когда очередной цикл Кондратьева сделает всю работу за нас. По такой же логике либеральные экономисты в Российском правительстве говорили о том, что достигнув определенной точки падения, экономика отскочит от нуля и сама по себе начнет расти. Но если Набиуллина говорит подобную дичь чтобы снять с себя ответственность, то первый сорт ждунов хочет успокоить массы. Дескать, не надо бузить и бухтеть, всё само устаканится. Ага, а ещё в следующем году Путин сделает левый поворот, а клятый доллар непременно рухнет! Уже сто лет в обед, а вранье не меняется. Увы, но похожую логику включают и многие левые – раз, дескать, коммунизм неизбежен, то можно просто сидеть на попе ровно и ждать, когда капитализм сам себя съест.

Также у реакционеров есть очень хорошая приманка: лишая маленького человека субъектности, они снимают с него ответственность. Этот приём очень стар, настолько, что нам сложно сказать, когда он возник. Но в Средние Века он уже точно существовал. Да, возможно, фраза крестоносца Арно Амори, аббата Сито "Убивайте всех, Господь узнает своих" - это апокриф. Но в в средневековом религиозном сознании действительно существовала масса способов свалить свою ответственность на сверхъестественные силы и сильных мира сего. Как нам кажется, наиболее изящную схему дал буддизм: ты иллюзия и всё, что ты делаешь - тоже. А значит не надо мучаться угрызениями совести, когда ты жжёшь дом соседа, потрошишь военнопленных или насилуешь жительниц захваченного твоей армией города. Тебе всё это кажется.

Правда клюнувший на подобную приманку обыватель в итоге оказывается в дураках. Просто потому, что корпоративное общество работает совершенно обратным образом. Ответственность и издержки движутся не снизу вверх, а сверху вниз. Лучший пример тому – крах Третьего Рейха. Адольф Гитлер постоянно говорил, что берет всю ответственность на себя. Этим он давал индульгенцию всем – от своих приближённых до последнего рядового эсэсовца. Но, как мы знаем, фюрер избежал наказание, равно как и многие высокопоставленные нацисты и, особенно, стоявшие за ними монополисты.

Что до господа бога, то даже если он и существует, то ни одна земная букашка не может предъявить ему никакого обвинения. Так что в любом случае отдуваться приходится маленькому человеку, причем в этой, а не следующей жизни.

Прощай, разум!

Многие примеры того, как реакция борется с просвещением в узком смысле слова, мы уже привели выше. Поэтому здесь мы только дополним и систематизируем картину. Оболванивание масс - процесс многоступенчатый. Для полного описания всей пирамиды мракобесия потребовалась бы отдельная книга. Так что мы ограничимся примерами, которые иллюстрируют её сложность.

Отдельные идеологемы транслируются сверху вниз на разном уровне сложности и для разной целевой аудитории. Например, одна из важнейших функций познания, без которой трудно сознательно преобразовать общество – обобщение.

Поэтому мракобесы всех сортов очень любят принцип "не обобщай". На философском уровне мы имеем разные формы партикуляризма. Философия позитивизма во всех его, как минимум, пяти поколениях отрицает самоценность теоретического, то есть обобщённого знания. Иногда эта критика носит частичный характер и указывает на реальные проблемы познания. Но иногда в мейнстриме позитивизма оказывается радикальный антитеоретизм. В таком случае позитивисты смыкаются с откровенными мракобесами – правыми экзистенциалистами, представителями "религиозной философии" и просто попами. Не случайно мы взяли в заголовок название книги Пола Фейерабенда "Прощай, разум!", где матёрый позитивист договаривается до прямых похвал лженауке и "альтернативной" медицине.

С небес философии партикуляризм нисходит на кафедры ВУЗов, в школьные и университетские учебники, в популярную и художественную литературу. Привычные жить в маленьком, замкнутом мирке буржуазные интеллигенты охотно подхватывают девиз "не обобщай". За ними следует публика попроще, тем более, что иногда от этого принципа бывает польза. Но раз в год, знаете ли, и метла стреляет.

Но в основном выводы из философского и житейского партикуляризма крайне вредны. "Нет никакого общества и общих интересов" – говорит неолиберальный министр и пускает под нож очередной институт социального государства. "Нет никакой капиталистической эксплуатации, проблема в отдельных недобросовестных дельцах" – увещевает недовольных рабочих наемный журналист. "Ваша теория эволюции – всего лишь теория" – вещает мракобес, которому бизнес и власти дали хорошую трибуну в СМИ и интернете. Болтуну невдомёк, что грамотнее здесь употребить слово «гипотеза», если так уж хочется пнуть Дарвина сотоварищи.

Самая же главная беда в том, что интересующая нас идеологема воспроизводится также и усилиями самих обманутых масс. Выходит очень опасный заколдованный круг. К счастью, даже самый темный обыватель волей-неволей занимается обобщениями каждый день. Иначе бы он просто не смог выжить.

Противодействие просвещению и его проституирование – широкое поле для сотрудничества бизнеса, государства, религиозных организаций и квазиобщественных структур. Когда мы разбирали разнообразных шарлатанов, мы постоянно обнаруживали у них широкие связи в бизнесе и власти. Те же лжеакадемии – это не просто сборище никому не нужных фриков. Туда охотно вступают бизнесмены и чиновники, которым уже всё равно, какую медальку на грудь вешать.

Пандемия коронавируса показала, что союз власти, бизнеса и лженауки – явление далеко не случайное. Дело Виктора Петрика продолжили десятки контор, во многих из которых приняли самое живое участие люди из высших эшелонов власти. Наиболее характерный пример: афера с чудо-прибором от Covid-19 «Тор», который продвигал целый замминистра промышленности Василий Шпак. И немудрено, ведь предлагающая сие чудо контора ООО "Концерн "Гранит" через своё руководство и учредителей была связана с командующим Росгвардии Золотовым и друзьями и однокурсниками Владимира Путина.

В деловых кругах также стало модно создавать фальшивые исследовательские учреждения и учебные заведения. Они нередко взаимодействуют с лжеакадемиями или просто транслируют их повестку. Наконец, ещё один участник этого нечестивого союза – религиозные организации. Например, замешанная в истории с «Тором» высокопоставленная чиновница от связи Анастасия Оситис – не только руководит шарашкиной конторой «Международная Академия Связи», но и является профессиональной православной кликушей. В 2016 году эта дама на старости лет окончила свежесозданный теологический факультет Рязанского Государственного Педагогического Университета. Что опаснее всего, мадам Оситис долгое время состояла в общественном совете при Роскомнадзоре.

Впрочем, есть у нас и хорошие новости. Трудно распространять лживые идеи, когда сам в них не веришь. Для этого нужно быть очень умным циником, а такие люди редки. Поэтому распространители мракобесия чем дальше, тем больше сами становятся жертвами своих идей. Всерьёз уверовав в свой бред, они утрачивают связь с реальностью. Нетрудно догадаться, что в условиях обострения социальной борьбы подобный самообман прямо вредит интересам правящего класса.

Старое и хорошо забытое старое

Выше вы уже, возможно, заметили сочетание старых и новых форм реакции. Идеи и практики прямиком из Средневековья и раннего Нового Времени соседствуют с новейшими изобретениями. Однако, как и в случае в шовинизмом, многие новинки оказываются хорошо забытым старьём.

Мы уже упоминали позднейший позитивизм с его критикой теоретического знания и стремлением «отделить науку от государства». Но сам корень подобных идей лежит очень глубоко. Можно вспомнить не только епископа Джорджа Беркли из XVII века, но даже древнегреческого скептика Пиррона и софистов.

Разделение общества на крохотные меньшинства – тоже кажется чем-то новым только на первый взгляд. Не факт, что имело место прямое заимствование, но всё это подозрительно похоже на кастовую систему средневековой Индии в её самой сложной форме. То, что такое дробное деление общества очень удобно для угнетателей, европейцы хорошо знали. Не случайно, британская администрация в Индии поддерживала и освящала своим авторитетом кастовую систему.

Что касается неолиберализма, то его создатели прямо ностальгировали по прошлому, хоть и не столь далёкому. Когда та же Австрийская Экономическая Школа ещё не была в мейнстриме, господствовавшие на западе кейнсианцы смотрели не неё как на кучку ностальгирующих романтиков.

В любом случае, отсылка к далекому прошлому – далеко не главный признак реакции. Повторимся, реакционные идеи и практики могут рядиться в самые футуристические одежды. В этом плане очень символично, что рупором крайне реакционных идей является газета под названием «Завтра». У автора даже родился рекламный слоган: «Хочешь жить как позавчера – покупай газету «Завтра!».