«Что меня не убивает, делает меня сильнее»: что делает подростков устойчивыми к военным травмам

Полномасштабное вторжение России в Украину — крупнейшая война в Европе, беспрецедентная по объему и частоте травмирующих событий, которые распространяются далеко за прифронтовые зоны. Она представляет собой непосредственную и растущую угрозу жизни и благополучию 7,5 миллионов несовершеннолетних украинцев. Есть ли у подростков шанс преодолеть свой травматический опыт? И если есть, то как мы можем помочь им?

Данные исследований суммировала Настя Травкина, ведущая телеграм-канала «Настигло» и инстаграма travkinson

Военная психологическая травматизация — тотальный опыт

На войне травматизируется больше людей, травматических эпизодов больше, а степень их тяжести — выше, чем при стихийных бедствиях. Отличительный признак именно военной травматизации — экстремальный уровень насилия. Войны повышают вероятность возникновения тревожных и посттравматических стрессовых расстройств, депрессии и самоубийств у тех, кто оказывается на территории военного конфликта.

Войны вызывают стойкие негативные чувства у задетых ими людей: вину, гнев, печаль, тоску и одиночество — их эффекты сохраняются и в долгосрочной перспективе. Французское исследование показало, что последствия войны в Шри-Ланке все еще ощутимы в разговорах родителей с детьми даже спустя годы после этого события. 

Ещё в 2017 году, после 3 лет войны на Донбассе, 60% живших в прифронтовых городах молодых украинцев стали свидетелями вооруженных столкновений, 14% стали жертвами насилия и 28% были вынуждены оставить свои дома. По сравнению с подростками центральных регионов Украины, они имели более высокий риск развития ПТСР, сильной тревожности и умеренно тяжелой и тяжелой депрессии.

По некоторым данным, после начала полномасштабного вторжения России в Украину 24 февраля 2022 года, признаки травматизации наблюдаются уже у 75% детей всей страны.

Что может нанести военную психологическую травму

Существует десяток типов травматических событий, которые может пережить подросток на этой войне: тяжелая утрата близких и друзей, наблюдение за насилием с насильственной смертью; ранения и травмы, в том числе с ампутациями; пребывание под обстрелами или под завалами ; внутреннее перемещение или эмиграция; разлука с родителями, насильственный вывоз на территорию РФ, прохождение допросов в российских фильтрационных лагерях; жизнь под оккупацией, заключение и пытки оккупационной властью и так далее.

Кроме непосредственно ужасов войны существуют вызванное ею снижение уровня жизни, разрушительное для здоровья детей и подростков: отсутствие постоянного жилья и личного пространства, прерывание или полная невозможность продолжать образование, заниматься спортом и иметь досуг, недоедание и подверженность инфекционным заболеваниям в связи с отсутствием доступа к воде из-за ракетных обстрелов гражданской инфраструктуры. 

У подростков, которые живут в относительно безопасных городах Украины  далеко от фронта или эвакуировались в Европу и другие страны, наблюдается симптомы травматизации в том числе от чтения новостей.

Такой «травме свидетеля» подвержены даже подростки из граничащих с Украиной стран, таких как Чехия, где 60% несовершеннолетних проверяют новости о войне минимум раз в день. Больше трети подростков демонстрируют умеренные (22%) и тяжелые (14%) симптомы тревожности. Каждый пятый имеет симптомы депрессии средней тяжести, а 7% — тяжелой депрессии.

Беженцы в других странах могут испытывать трудности с доступом к информации из-за языковых различий; трудности с адаптацией из-за социокультурных различий со странами, в которых они получают убежище; не доступностью медицинской и социальной помощи из-за перегрузки местных систем здравоохранения и волонтерских групп. 

Нет никаких сомнений, что опыт войны травматичен и не может быть позитивным для подростков.

Однако не всякие стрессовые события вызывают острую стрессовую реакцию, не всякий острый стресс является травмой и не каждая травма (даже военная) приводит к посттравматическому стрессовому расстройству. 

Почему так происходит и можно ли помочь подросткам «вырасти» над своим травматическим опытом?

Факторы, усиливающие вероятность травматизации

Дети и подростки — особо уязвимая группа для травматизации в связи с особенностями развития мозга. В подростковом возрасте резко меняются физиологические и нейроэндокринные системы и реорганизуются части нервной системы, отвечающие за исполнительные функции, обработку и регуляцию эмоций и социальных отношений. Меняется чувствительность к эмоциональным стимулам миндалевидного тела (отвечающего за обработку негативных эмоций, страх и тревогу) и полосатого тела (связанного с обучением на основе поощрения). Считается, что эти изменения в сочетании незрелостью лобно-теменных областей мозга (участвуют в когнитивном контроле и регуляции эмоций), частично отвечают за рост случаев аффективных расстройств в подростковом возрасте и безо всякой войны.

В процессе обработки травматического опыта огромную роль играет тип нервной системы и мозга и особенности генетики. Согласно теории психиатра Томаса Бойса, уже с раннего детства люди различаются по чувствительной или устойчивой реакции на стресс. Устойчивые дети (одуванчики) демонстрируют слабый кортизоловый и вегетативный ответ на стрессовые ситуации, в то время как чувствительные дети (орхидеи) сильно реагируют даже на слабый на стресс, что сказывается на вероятности травматизации и сложности восстановления после неё для психотипа «орхидей».

Влияние предыдущего опыта на обработку военной травмы — ещё один фактор, который стоит учитывать. Вероятность травматизации и развития ПТСР выше у людей, у которых в детском анамнезе уже есть история насилия. Также принадлежность к женскому гендеру по ряду исследований увеличивает шансы травматизации с последующим развитием симптомов ПТСР и депрессии.

Часто это связано с более высокой частотой детского насилия над девочками, чем над мальчиками (биологические причины большей подверженности девочек раннему развитию депрессии пока что исследуются). 

Прошлые факторы необходимо учитывать, чтобы верно оценивать ресурс устойчивости каждого подростка. Необходимо оказывать особую помощь тем из них, кто находятся в повышенной зоне риска: им требуется большая безопасность, более длительная терапия, более предсказуемая среда и большая вовлеченность взрослых для того, чтобы справиться с травматическим опытом.

Факторы, повышающие травматическую устойчивость

Подростки и молодые взрослые до 25 лет находятся в уникальной зоне нейропластичности мозга, когда он активно адаптируется к среде через постоянное пассивное обучение (обучение без намерения учиться). Это может иметь ключевое значение для нашего понимания потенциала посттравматического устойчивости и восстановления подростков после психологической травмы.

Ученые считают, что посттравматическая устойчивость — это не просто сумма взаимодействия травматичных событий и компенсирующих их факторов, а продукт сложного взаимодействия между биологией, социально-экологическим контекстом и особенностями развития личности. Более того, устойчивость во многом специфична для каждой культуры, а не универсальна.

Вероятность получить психологическую травму сильно повышается по объективным причинам — если человек наблюдает жестокое насилие или становится его жертвой.

Однако главные компоненты травматизации субъективные: переживание ужаса и беспомощности — именно они являются стойким предиктором получения травмы. Ни травма, ни посттравматическое расстройство не являются исключительно объективными биологическими процессами — в них вовлечены также субъективные психологические и внешние социальные факторы. 

Исследования подростков, переживших военные конфликты в разных странах, не слишком многочисленны. Но они дают инсайты о том, что можно назвать «факторами устойчивости», которые облегчают обработку травматического опыта и выход из него с минимальными рисками развития ПТСР, которые мы могли бы использовать уже сегодня.

В целом устойчивость была связана с принадлежностью к мужскому гендеру, ориентацией на активное решения проблем, наличием интересного досуга и родителей, которые проводили время со своими подростками и поддерживали их в учебе.

Девочки с более высокой вероятностью страдали от ПТСР, которое чаще переходило в большое депрессивное расстройство, особенно если они не могли посещать школу.

Вот другие факторы устойчивости:

• Родительская поддержка. Те подростки, о которых заботятся их родители, страдают от меньшего количества негативных последствий и способны эффективно справляться с последствиями травм, если у них есть поддержка семьи. 

• Состояние и копинг-стратегии  опекуна. Опекуны — жизненно важный источник информации, социального познания и регулирования эмоций. Родительская тревога напрямую передается подросткам — но её можно смягчить верным наставничеством родителей. Родительское ПТСР само по себе связано с детским дистрессом и проблемами поведения, а особенно — когда и родитель и ребенок подвергаются насилию. Нарушение регуляции материнских эмоций увеличивает риск развития симптомов посттравматического стрессового расстройства у ребенка, в то время как более низкие уровни дистресса родителей и посттравматического стрессового расстройства после травмы ребенка предсказывают более благоприятные исходы для ребенка. 

• Социальная поддержка (в частности поддержка сверстников) могут и облегчать симптомы посттравматического стрессового расстройства, и служить защитным фактором против депрессии. Непосещение школы для травмированных подростков 15-17 лет часто связано с повышенным риском развития депрессии.

• Духовное измерение. Исследования военных беженцев из Сирии и Ливана имеют свою культурную специфику, но всё же показательно, что мусульманские беженцы показывали большую устойчивость, если у них были активны позитивные религиозные нарративы: безопасные отношения с Богом, прощение и вера в то, что в жизни можно найти смысл. Очевидно, что для секулярной культуры наиболее близкие к этим копинг-стратегиям идеи можно найти в экзистенциальной терапии и логотерапии, которые помогают находить смысл жизни в контексте смерти и страданий.

• Значимая связь с сообществом и культурой оказались одним из источников устойчивости детей-солдат из Колумбии. Культура и традиции местного сообщества, ощущение себя частью группы с общей моралью и ценностями помогают выработать общий нарратив смысла травматического опыта, в котором важными понятиями оказываются достоинство и надежда.

Исследователи беженцев из Афганистана, однако, отмечают, что влияние культуры на устойчивость может быть противоречивым: культура может выступать источником нравственности, достоинства, чести и чувства единства, но она также может стать источником конфликта и фрустрации, если ей присуще насилие, разобщенность и бедность.

• Ощущение контроля и чувство свободы действия важны для формирования отношения к произошедшему как к опыту роста, а не травме. То же исследование показало, что понимание травматического опыта как испытания и опыта преодоления формирует у подростка убеждение в собственной агентности. Это избавляет от восприятия себя как бессильной жертвы и снижает вероятности развития ПТСР. Для подростков оказывается важным ощущать себя способными производить позитивные изменения в общественной жизни: видеть свою роль в послевоенном восстановлении, перспективы политической активности и возможности реализации в образовании. 

• Восстановление нормальности. Исследователи обнаружили, что подростки воспринимают успешную адаптацию после военной травмы как восстановление довоенной повседневной жизни — того, что мы называем «нормальностью». Очевидно, «нормальность» жизни может казаться воюющему обществу в некоторой степени неэтичной — однако она оказывается фактором защиты молодежи от развития психических расстройств.

Возможен ли курируемый посттравматический рост?

В психологии есть теория посттравматического роста, родившаяся на основе наблюдения за людьми, которые смогли обработать свой травматический опыт так, что это привело не к дисфункции и потери адаптации, а к позитивным изменениям в видении мира и себя. Важно отметить, что переживание травмирующего жизненного события само по себе не приводит к посттравматическому росту. Скорее, эмоциональная реакция человека на травмирующее событие и его последствия имеет важное значение для долгосрочного результата травмы.

Пока не ясно, что именно приводит к посттравматическому росту. Была найдена связь между таким ростом и самоосознанностью, открытостью, экстраверсией, и приятностью (по Пятифакторной системе).

Вероятно, потому что приятность (доверие, альтруизм, уступчивость, честность и скромность) и экстраверсия помогают обращаться за поддержкой к сообществу. Открытость — любопытство, готовность к новому опыту и эмоциональная отзывчивость к окружению — помогает пересматривать свои убеждения и ценности. А самоосознанность связана с лучшей саморегуляцией, контролем импульсам, стремлением к достижениям, ориентацией на решение проблем и переосмыслением. Все эти находки соответствуют факторам устойчивости, найденным в исследованиях подростков, бежавших от войны.

Как правило, о посттравматическом росте говорят в контексте взрослых людей, так как для него требуется высокий исполнительный контроль мозга, внимательная работа с контекстом и нарративом своей жизни и высокая эмоциональная гранулированность. Всего этого подросткам как раз недостает в связи с особенностями развития мозга. 

Исследования мозга говорят, что при ПТСР у подростков наблюдается стабильное снижение объема вентромедиальной ПФК, которая участвует в регуляции эмоций и контроле внимания, в том числе отвечает за оценку угрозы и снижение тревожной реакции миндалевидного тела. А дорсолатеральная ПФК, отвечающая за планирование и контроль импульсов, показывает задержку развития по сравнению с подростками без травматического опыта.

Такие изменения могут быть не столько нарушением, сколько адаптацией мозга подростка, которая помогает лучше обнаруживать угрозы и дольше сохранять нейропластичность и повышенную обучаемость, чтобы подстроиться под непредсказуемую среду и избежать новых травм в будущем.

Вероятно, этот эффект воздействия травмы можно рассматривать как «окно обучения» устойчивости и тренировки затронутых травмой отделов исполнительных зон мозга: организм выделяет дополнительный ресурс для пластичности и обучения правильной оценке угроз и умению вырабатывать план взаимодействия с ними. 

Благодаря фазе уникальной нейропластичности и содействию хорошо просвещенных взрослых некоторые подростки, вероятно, способны освоить инструменты посттравматического роста.  

Травма ориентированная когнитивно-поведенческая терапия (TF-CBT) предполагает как раз совместную работу и взрослых опекунов и подростков с развитием навыков, которые напоминают одновременно факторы устойчивости и стремление к посттравматическому росту: она работает и с просвещением о работе мозга при ПТСР, и с навыком вербализировать и коммуницировать свои эмоции, и с переработкой нарративов о травматическом событии. Такая терапия показывает, что при вовлечении родителей в обучение и снижении симптомов ПТСР у них, улучшения происходит и у их подростков.

Возможно, такая терапия помогает взрослым «делиться» ресурсом своих зрелых исполнительных зон мозга с подростком, чья нервная система находится в исключительной готовности к такому научению.

Настя Травкина, ведущая телеграм-канала «Настигло» и инстаграма travkinson