«Что есть истина»
Белый шум
Однако и эти северогерманские национал-социалисты, кадившие во внутрипартийной борьбе божку социализма, должны были убедиться, что боги умирают и оставляют по себе лишь одно воспоминание. Уже в 1926 г. Штрассер начинает отходить от социализма своего брата не только на словах и на деле, но и в собственных своих взглядах. Он уже считает, что надо «преодолеть дух материализма» и развить совершенно новое экономическое мышление; надо понять, что в народном хозяйстве речь идет не о доходности и прибыли, а исключительно об удовлетворении потребностей народа, не о сверхпродукции, а о душах людей; надо понять, что труд выше обладания материальными благами.
В 1926 г. Штрассер требует, чтобы каждый немец один год работал на государство, причем не на дорожных работах и т. п., а изучая какое-либо ремесло. Лучшие же должны поступать добровольно на военную службу, причем этим воинам полагается на выборах по десять дополнительных голосов. Штрассер, видите ли, глубоко убежден в том, что люди не равноценны; солдаты для него — самые ценные люди. Иллюзия равенства угрожает убить культуру; священный порядок вытекает из той дистанции, которую создает между людьми их неравенство, но это неравенство не имеет ничего общего с нынешним строем, так как должно покоиться единственно на деятельности и заслугах людей. Фактически люди не равны от рождения: неравенство растет в их последующей жизни, и поэтому их положение в обществе и государстве должно быть неодинаковым. Это государство не знает свободы, «мы желаем заменить капиталистическую свободу социалистической связанностью!» — восклицает Штрассер, но зато оно печется о гражданах, точнее — об их душах. «Знают ли еще люди нашего века, что такое жизнь? Они мечутся и бьются, как рыба об лед, надрывают свои силы, изводят себя, несут непосильную барщину — и все это только для того, чтобы жить жизнью, пустота которой может привести в ужас... Мы должны уразуметь, что понятия «мировое хозяйство», «торговый баланс», «расширение экспорта» относятся к отживающей эпохе. Мы должны понять всю ложность спекулятивного производства, создающего искусственный спрос всеми средствами разнузданной рекламы, мы должны понять, что это обман и издевательство над человеком и его жизнью. Хозяйства могут преследовать только одну цель — удовлетворение потребностей людей, они должны отказаться от производства продуктов, спрос на которые вызван искусственно, должны отказаться также от стимула и бича доходности и прибыли».
Это, конечно, не социальные требования социал-демократии, а между тем было время, когда Штрассер готов был «в полной мере сохранить» эти последние. Это также не социализм его брата Отто. Возможно, что кто-либо из этого круга читал «Республику» Платона и это отразилось на его взглядах с той разницей, что во главе штрассеровского государства, берущегося изменить человеческие страсти, стоят не философы, а солдаты. Этот идеал государства под стать любому гарнизонному священнику. Это не социалистическое государство грядущего человечества и не государство-опекун эпохи абсолютистского прошлого. Это, так сказать, государство духовных пастырей во главе с генеральным штабом армии.
«В понятие освобождения рабочего, — утверждает тем не менее Штрассер, — должно входить участие в прибылях, в собственности, в руководстве». С другой стороны, однако: «Если не остановиться на этом и не подчеркнуть значения той революции умов, которая толкает нас против духа нынешнего строя, то это значило бы мерить все старой мерой. Мы сознательно противопоставляем критерию собственности критерий дел и заслуг, равным образом у нас венчают человеческие стремления не богатство и роскошь, а чувство ответственности. Это — новое мировоззрение, новая религия хозяйства, и из нее вытекает, что отвратительное царство золотого тельца пришло к концу».
Итак, здесь все же так или иначе затрагивается вопрос о частной собственности. Но уже довольно робко.
Здесь в лоне партии борются два воззрения. Даже под антисемитизмом они понимают нечто разное. Гитлер в феврале 1928 г. дошел до следующего обещания евреям: «Если они будут себя хорошо вести, они могут остаться; если нет, вон их!» На этой платформе партия может в один прекрасный день бесшумно ликвидировать весь «еврейский вопрос»; но другое дело — точка зрения штрассеровского кружка, сформулированная несколько месяцев спустя: «Буйствующий антисемитизм умер, эта детская болезнь преодолена и не повторится. Примитивные проявления ненависти к евреям, мало убедительные публикации прежнего времени (под этим, очевидно, разумеются протоколы «сионских мудрецов»), все это — дело прошлого. Растет новый антисемитизм, да здравствует антисемитизм!» Это звучало как предостережение Гитлеру: не продавать ненависти к евреям за чечевичную похлебку преходящей политической ситуации данной минуты.