Черный Король

Я просыпаюсь в своей постели.

Из окна льется мягкий солнечный свет, обнажая слой пыли на мебели, которую я, конечно же, давным-давно не протирал. В голове все также жужжит осиный рой, однако рука уже не болит. Я аккуратно сжимаю и разжимаю пальцы, задираю рукав, осматриваю – с ней все нормально. На телефоне – лишь смс-уведомление об оплате счетов и никаких входящих вызовов.

Я сажусь на кровати и пребываю в прострации несколько долгих минут, пораженный ни то всем бредом, что мне привиделся, ни то осознанием, что я, по всей видимости, только что видел первый за всю свою жизнь сон. Что именно и в какой последовательности происходило, до меня доходит не сразу. Конечно же, никакой двери в стене не было, и никуда я не падал. Нет, падал, но, разве что, по пути домой – я ведь ужасно напился вчера. Да, точно – все так и было. О ночных похождениях напоминает вымаранная в засохшей грязи одежда, в которой я завалился прям на постельное белье, и его, наверно, придется выбросить.

Весь следующий день я пребываю в странном растерянном состоянии – будто я разлетелся на осколки на дне того колодца и теперь не получается собрать себя воедино. Иду в магазин, но вместо этого почему-то сворачиваю не туда, выхожу на пустырь и очухиваюсь только когда забредаю по щиколотки в глубокую лужу. С большой неохотой я понимаю – видимо, мне все же придется приводить свою жизнь в порядок. Я покупаю продукты, делаю уборку, набиваю стиральную машину горой грязных, пропахших потом вещей, распахиваю настежь окна, впуская свежий воздух в свой затхлый свинарник, выскребываю из холодильника остатки скисшей еды.

Затем тщательно выбираю самое приличное, что у меня есть из одежды, и иду на собеседование, которое назначено после обеда. И здесь, как обычно, начинаются неприятности. Сначала у меня никак не получается вызвать такси. Потом проклятый автобус просто проезжает мимо остановки, даже не притормаживая. Наверно потому, что у остановочного павильона нет никого, кроме меня. Я мнусь на месте до того момента, пока времени остается до неприличия мало, а следующего автобуса даже не видно на горизонте. Обычное в таких случаях волнение начинает перерастать в панику, я громко матерюсь и быстрым шагом иду пешком, понимая, что пока еще успеваю.

На улице оказывается совсем немного людей. На следующей, к моему удивлению, тоже. На третьей я не встречаю ни одного пешехода, только по дороге быстро пролетает колона каких-то грузовиков. От этого становится немного тревожно. На четвертой, на торце трехэтажки, во всю стену белеет надпись: «СЕГОДНЯ ПРОЦЕССИЯ! ГОСПОДИ, ПОМОГИ НАМ!». Когда я сворачиваю и выхожу на главный проспект, то он оказывается совершенно пустынным, и стук моих каблуков по асфальту кажется оглушительным. Я не понимаю, что происходит, но невольно замедляю шаг, а в груди, тем временем, начинает вызревать тягостное предчувствие чего-то неотвратимого и ужасного. Хочется повернуть обратно, но испугаться пустой улицы глупо, тем более офисное здание уже сверкает зеркальными окнами неподалеку. Парковка там оказывается почти пустой. Я подхожу и к своему огромному облегчению вижу, как из здания выбегает какой-то клерк и спешно закрывает входную дверь на ключ.

– Подождите! – Кричу я, срываясь на бег. – У меня собеседование…

Клерк оборачивается, и я замечаю растерянный бегающий взгляд и блестящие на залысине капельки пота. Он как будто не сразу понимает, кто я и что я здесь делаю.

– Собеседование? Да… а ну да, конечно… но я же отправил вам смс… с вами свяжутся…

– Постойте, как это? У меня ведь на сегодня назначено …

– Молодой человек! – Клерк внезапно хватает меня за плечи и встряхивает, едва не срываясь на крик. – Вы в своем уме? Процессия началась! ПРО-ЦЕС-СИ-Я!

Повторяет он и исчезает так быстро, что я едва успеваю заметить, куда же он делся.

Я обреченно вздыхаю. На всякий случай дергаю ручку закрытой двери, затем сажусь на ступеньки, подперев подбородок руками.

Город по-прежнему выглядит совершенно безлюдным. Только вдалеке слышится резкий скрип тормозов, однако он сразу же затихает. Краем глаза улавливаю, как из окна соседнего дома на меня кто-то пялится, однако тут же задергивает шторы, стоит мне повернуть взгляд. Я продолжаю сидеть на ступеньках и в какой-то момент, наконец, слышу это. Протяжный рев труб, сопровождаемый музыкой. Он раздается в неестественной тишине, повисшей над городом в самый разгар буднего дня. Я различаю мелодичную игру инструментов – она спокойная, торжественная, немного мрачная и могла бы быть даже приятной, если бы не вторящий ей трубный вой, от которого холодеют внутренности. Звук вне поля моего зрения, но я понимаю, что он приближается, и что-то внутри, какой-то внутренний голос подстегивает меня срочно бежать, но я будто прирос к ступеням, не в силах пошевелиться. Музыка нарастает, натягивая нервы, будто звенящие струны, готовые вот-вот лопнуть, но я все еще сижу. Растет хохот труб, сотрясая стекла в домах, а я не в силах вырвать себя из оцепенения. И вот, когда я уже собрал остатки воли в кулак, я вижу ее.

На главный проспект выходит Процессия.

Десятки фигур в одинаковых черных одеждах медленно бредут по дороге, сопровождаемые этим заунывным траурным маршем. Зрелище сюрреалистичное и какое-то зловещее, и если у меня до этого и были догадки, то сейчас я совершенно перестаю понимать, что происходит. У них нет никаких отличительных знаков, они не несут плакатов или транспарантов, и никто из них не произносит ни слова. Однако я точно вижу, что лицо каждого участника Процессии скрыто за маской. В какой-то момент Процессия останавливается и от нее отделяется вереница темных фигур. Они затекают в подъезд дома напротив и возвращаются, ведя под руки нескольких человек; их увлекают в единое, черное, неделимое тело Процессии. Те люди скрываются в море черных одежд, и я не вижу, что с ними произошло, равно как и не понимаю, зачем и почему их увели. После этого Процессия продолжает свой путь.

Следующие события происходят быстрее, чем я успеваю их осмыслить. Окно того дома распахивается настежь, и на подоконник взбирается женщина, одетая в домашний халат. Она начинает кричать, нет, начинает даже истошно вопить, размахивая руками. Я не могу различить слов, слышу лишь интонации, в которых одновременно мольба и гнев, и какое-то непередаваемое отчаяние. Едва я успеваю моргнуть, как силуэт женщины исчезает и со стороны двора раздается глухой неприятный удар, будто шмат мяса кинули на разделочную доску. Я сдавленно вскрикиваю и чувствую, как волосы на затылке начинают шевелиться. Однако никто из Процессии не обращает на случившееся никакого внимания.

Нужно звонить в полицию – мелькает мысль, хотя нутром я и понимаю, что никакая полиция тут не поможет, потому что Процессия уже поравнялась со мной.

Деревенея от ужаса, я сижу и смотрю, как первые ряды лиц в масках поворачиваются в мою сторону. Вопреки моим опасениям, Процессия не останавливается – она продолжает идти, даже как будто бы течь по улице, но с ее продвижением все новые и новые взгляды обрушиваются на меня. Я вижу бесчисленные маски: безликие белые пятна, женские карнавальные маски, пугающие хоккейные и смеющиеся новогодние лица, жуткие самодельные, просто пакеты и мешки с прорезями для глаз, полотенца, обернутые на голову. Они смотрят и смотрят и те, кто уже прошел мимо, продолжают сверлить меня взглядом, не отворачивая головы, а за ними идут следующие, и Процессия кажется бесконечной. Мне становится так непереносимо жутко, что я, наконец, вскакиваю на ноги и просыпаюсь.

∗ ∗ ∗

Я просыпаюсь и вскакиваю так резко, что сразу темнеет в глазах.

Хватаюсь за столик, в попытке подняться, затем брезгливо стряхиваю с пальцев налипший слой пыли. Ну конечно. Когда я последний раз делал уборку? Кажется, это было очень давно. На столе все также стоят рядами пустые бутылки, полная пепельница, картонная коробка с остатками высохшей пиццы. У шкафов – груды старого хлама, который я собирался разобрать, но так и не дошли руки. Не удивительно – я ведь напился той ночью, верно? Да. Кажется, вчера меня хватило только на то, чтобы сменить постельное белье, а потом я снова завалился спать на весь день. Так все и было. Я помню.

Я сметаю все со стола, утрамбовывая в большой черный пакет, и иду к контейнерам. Потом в магазин – еды в холодильнике почти не осталось, да и, честно признаться, сегодня мне не помешало бы выпить. Однако вместо магазина я по какой-то причине снова оказываюсь на пустыре. Накатывает неприятное дежавю.

Пока я хожу между полками супермаркета, отсчитываю мелочь на кассе и возвращаюсь домой, меня не отпускает этот незначительный, но странный эпизод с пустырем. Мне кажется, что я уже не первый раз сворачиваю туда. Почему я это делаю? Не знаю. Такое ощущение, что так получается по привычке. По привычке, потому что магазин возле дома как будто всегда находился в той стороне, а теперь на его месте пустырь. Конечно, это невозможно. Там всегда был пустырь, сколько себя помню. Мы ведь еще играли там в детстве. Да, все так и было.

Придя домой, я не разуваюсь, а сажусь на диван и обхватываю голову руками.

Что-то не так, что-то очень сильно не так.

Мне вдруг становится страшно, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не запаниковать; начинаю быстрым шагом ходить по квартире. Хуже всего, что не получается понять, что же именно «не так», потому как с другой стороны, как будто бы все нормально.

Это, конечно же, проклятая дверь. Черный Король, да, это все Черный Король.

∗ ∗ ∗

Я быстрыми шагами меряю улицы, с опаской поглядывая по сторонам. Город медленно просыпается, выплевывая на улицы людей и вереницы машин, которые, несмотря на будний день, никуда не спешат. Хотя будний ли? Сегодня понедельник или вторник, а может уже пятница? Я, честно сказать, не помню. В последнее время я немного запутался в датах.

В Пустом переулке я медленно обхожу бетонную стену от начала и до конца, шарю руками по шершавой поверхности. Ну конечно – никакой двери здесь нет. Не было никогда, и быть не должно. Кому придет в голову выдалбливать комнату внутри холма? Это был сон. Точно, сон. Однако меня не покидает ощущение, что все вокруг немного неправильно: дверь в стене, странные, реалистичные сны, которых раньше у меня никогда не было, исчезнувший магазин, путаница во времени.

Я достаю телефон и начинаю быстро перебирать список контактов. Когда на дисплее высвечивается знакомое имя «ЮЛЯ», я облегченно вздыхаю – да, видимо в тот вечер мы все же обменялись с ней номерами. Нажимаю кнопку вызова и в напряжении считаю гудки, которые тянутся мучительно долго. Наконец, трубку все же берут.

– Алло, – раздается уставший Юлин голос на том конце провода.

– Привет. Слушай, извини, пожалуйста, что беспокою, и знаю, что это покажется странным, но мне очень нужно спросить. Ты помнишь историю про Черного Короля?

– Что?

– Про Черного Короля. Помнишь, мы в детстве искали дверь внутри холма на окраине? Ты еще привела нас сюда и рассказала эту историю. Пожалуйста, ты не могла бы ее рассказать еще раз полностью и во всех подробностях? Только не спрашивай ничего, я все потом расскажу.

– Это детская легенда, – отвечает она после долгой паузы. – Черный Король спит в колодце, у которого нет дна.

В колодце, а не в коробе – невольно отмечаю про себя. Мне кажется, я по-другому все помню.

– Колодец за дверью, которая в Пустом переулке. Ее можно найти, если прийти к ней во сне. Тот, кто достигнет дна в бездонном колодце, разбудит Черного Короля и загадает желание.

Я чувствую, как внутри пробегает холодок, а мысли в голове начинают путаться.

– Слушай, ты уверена, что правильно ее помнишь? Я тут просто… Просто решил побродить по старым местам, знаешь ли, пришел сюда и… Мне кажется, история немного другая была.

– Ты что, сейчас на улице? – перебивает она, и я слышу в ее голосе беспокойство.

– Ну да, я тут хотел…

– Витя, ты с ума сошел? Что ты там делаешь? Срочно беги домой. Срочно…

Связь обрывается короткими гудками, и я едва успеваю различить какое-то странное слово: толи «поветрие» толи «помертвие». Я ругаюсь и пробую набрать снова, но вызов уже не идет.

Только сейчас я замечаю, что небо помутнело, а над электростанцией висит какой-то странный туман, который слишком уж быстро расползается во все стороны. Он именно странный, но что же в нем необычного понять сходу не получается, и я чувствую, как у меня пересыхает в горле. Это правда все происходит? Это все наяву? Может, я снова сплю? Да нет же – я просыпался. Однако я не испытываю судьбу и быстрым шагом ухожу прочь. Затем перехожу на бег. Когда оборачиваюсь, то вижу, что «туман» уже совсем близко, а главное, что это не туман вовсе. То есть, не в воздухе дело. Просто все вокруг, абсолютно все вдруг начинает моментально терять цвета, обращаясь в палитру белых и светло-серых тонов. Краски исчезают с рекламной афиши, превращая одиноко стоящий билборд в пустой бесцветный прямоугольник. Светофоры вдалеке мигают одинаковым светом. Даже мои коричневые ботинки неожиданно окрашиваются в светло-серый, и я становлюсь похож на персонажа из черно-белого немого кино. Чуть дальше предметы и вовсе становятся неразличимы, теряются контуры и очертания, и все сливается единую серую мглу, создавая впечатление, будто на горизонте бесцветная пустота, в которую можно упасть.

Я смотрю на свои руки и вижу, как кожа тускнеет, а ногти уже стали абсолютно прозрачными. Сквозь них виднеются нежно-розовые прожилки.

Понятия не имею, что все это значит – просто бегу со всех ног, внутренне понимая, что мне нужно где-то укрыться, и тут различаю очертания знакомого бара. Того самого, названия которого я даже запомнить до сих пор не могу, но, слава Богу – это единственное целое здание в Пустом переулке. Это точно он – я вижу знакомые окна, которые изнутри занавешены одеялом. Изо всех сил я бросаюсь к дверям, дергаю ручку, и к моей неописуемой радости дверь оказывается открыта.

Внутри все цветное, и это поражает настолько, что где-то на минуту я слепну. Почти на ощупь пробираюсь к импровизированной барной стойке, сколоченной из досок и накрытой липкой клеенкой и опускаюсь на неудобный маленький стульчик.

– А дверь кто закрывать будет?

Слышны чьи-то шаги и какое-то копошение. Способность видеть постепенно возвращается, я смотрю за барную стойку и моментально теряю дар речи, чувствуя, как ледяной комок подкатывает к горлу. За стойкой сидит Артем. Он смотрит на меня молча, лениво протирая пивные кружки замызганным полотенцем в синий цветочек.

Чувство реальности окончательно покидает меня, и если пару минут назад я еще пытался искать какие-то объяснения, то теперь просто сдаюсь. Долго, кажется, очень и очень долго мы сидим и смотрим друг другу в глаза, слушая, как где-то в углу муха бьется в сетях паутины.

– Так значит я, получается, умер? – Спрашиваю, когда ко мне возвращается дар речи.

– Вообще-то, это я умер, – с укором отвечает Артем.

Я смотрю на свои руки, которые вернулись в нормальное состояние и снова обрели цвет, на убогую обстановку пивнушки, на грязное полотенце в цветочек, которым Артем продолжает протирать кружки, хотя они от этого не становятся чище. Он выглядит таким же, каким я запомнил его в тот далекий вечер – красивым молодым парнем, лихо вскочившим на дерево. Я же постарел больше чем на десяток лет. Не верится, что когда-то мы вместе с ним рубились в приставку «Денди» – теперь мы скорее похожи на отца с сыном.

– Тогда это, наверное, сон.

– Вот. Догадался таки. – Артем со стуком ставит кружку на стол и берет следующую. – Ты ведь уже приходил сюда и не вернулся. Помнишь? Вспомни.

Я пытаюсь ущипнуть себя со всей силы. Получается больно, и на запястье расплывается синюшнее пятно, однако проснуться не получается.

– Не помню. Это бессмыслица. Слушай… что тут вообще происходит? Что ТЫ тут делаешь? Так ты… выходит, все-таки жив?

– В каком-то смысле. – Нехотя отвечает Артем. – Это как в сказке про Алису в стране чудес, помнишь? Где-то там, в глубине, спит Черный Король. И ты здесь и сейчас только пока он спит. Но когда он проснется – ты исчезнешь, потому что ты и есть его сон. Также со мной.

Мне кажется, что Артем надо мной издевается, но я побаиваюсь его, как стоит бояться любого говорящего мертвеца. Однако выбор у меня невелик – остаться с ним или выйти на улицу, и я склонен выбрать первый вариант.

– Со снами так не бывает. Если бы это был сон, я должен был уже давно проснуться.

– Ты и делал это много раз. Просто кому-то не нужно лазить в места, по которым лазить не следует.

Я опускаю глаза, будто провинившийся школьник, хотя и не чувствую за собой никакой вины. Ведь я ни то, чтобы ни в чем не виноват – я вообще не понимаю, что происходит. Я просто хочу, чтобы это закончилось. Хочу вернуться к своей старой опостылевшей жизни, в которой, может быть, все было не так уж и плохо.

– А сам-то ты, что думаешь по поводу всего этого? – Спрашивает Артем.

– Думаю, что я спятил, – отвечаю севшим голосом, – или, что это какой-то уродливый параллельный мир. Хотя бред, конечно.

– Почему же?

– Потому что нет никаких параллельных миров. Это просто словечко, которое ничего, блин, не объясняет.

– Ну, раз ты такой дотошный, – терпеливо продолжает Артем, – то это может быть не параллельный, а вполне себе обычный мир, просто бесконечно растянутый во времени, например. Слышал о теории вечного возвращения?

– Ты издеваешься?

– Нисколько. Кстати, считается, что Ницше мог позаимствовать ее из математики. Теорема Пуанкаре о возвращении, если тебе интересно. Но это не важно. В общем, попытайся предположить, что материя, то есть полное количество элементов во Вселенной, из которых состоит сущее, ограничено, а время – бесконечно долго. Если взять два этих предположения за истину, то на всем протяжении бесконечно долгого времени все возможные, все мыслимые и немыслимые комбинации этих элементов рано или поздно должны будут сложиться, верно? Не просто сложиться единожды – ведь время бесконечно, а через такое же немыслимое количество лет они должны будут повториться в точности. А через еще немыслимо долгое время – снова, а потом еще и еще, и будут повторяться бесконечное количество раз. То есть, через триллионы и триллионы лет возникнет планета, во всем похожая на нашу, и человек, в точности похожий на тебя, будет сидеть здесь, на этом стуле и также разговаривать со мной. Не просто похожий, а это и будешь ты. Впрочем, не только в будущем, ведь если время бесконечно, как бы это сказать, в обе стороны, то все эти события были и в прошлом – бесконечное количество раз. Все закручено в спираль – обречено возвращаться. И ты теперь тоже.

Перед глазами немного плывет. Я еще не могу полностью осознать, что сижу в этой пропахшей помоями забегаловке, лицом к лицу с давно умершим другом, что за окном неведомая хрень, пожирающая цвета, а мы говорим о каком-то устройстве Вселенной. Я не очень верю услышанному. Скорее всего, я просто спился и сошел с ума – вот что произошло.

– Раз есть миры, повторенные полностью, – как ни в чем не бывало, продолжает Артем, – то есть и те, которые в чем-то отличаются. Это могут быть совсем мелочи. Например, там день длится дольше на сотую долю секунды. А может быть вот – есть целое лишнее время суток.

Артем кивает на занавешенное окно.

– Так это третье время суток?

– Да. Нравится?

– Нет. Слушай, это все конечно очень интересно, но если и так, то я не понимаю, причем здесь сны? И как я перемещаюсь отсюда-туда?

– Так может во снах это только и можно? Ну, не в обычных, может быть. Всегда же найдется какое-то исключение из правил, верно? Какая-то аномалия, червоточина, «кротовая нора», Черный Король – называй, как хочешь. Ты думаешь, что упал и проснулся, но кто знает – может, ты все еще падаешь?

– Честно сказать, не выглядит убедительно.

– Может быть, – Артем безразлично пожимает плечами. – Ну а чего ты хочешь? Это ведь даже не моя теория, а я всего лишь бармен в этом заведении. На самом деле это неважно, а ты задаешь неправильные вопросы. Тебе нужно спросить другое: как долго ты спишь и чего ты, собственно, хочешь?

– Я хочу проснуться, – отвечаю без раздумий, – окончательно.

– Уверен? Сколько раз ты уже просыпался?

Я начинаю напрягаться и всматриваюсь в лицо Артема, ища какой-то подвох, который, без сомнения, есть. Однако оно совершенно непроницаемо.

– Раз пять или шесть, наверно… Я точно не помню.

– А почему не две тысячи пять? – Спрашивает он, наклоняясь ко мне из-за стойки. – Вот, кто, по-твоему, я такой?

– Ты это серьезно?

– Абсолютно. Кто я?

– Артем, – отвечаю чуть дрогнувшим голосом, – друг моего детства, мы вместе учились в школе…

– Как хоть зовут меня полностью? Где я жил? В какой школе мы учились с тобой?

Я открываю рот, чтобы ответить, но понимаю, что не могу. Я не знаю, точнее я знаю, но просто не помню – все так перепуталось в голове за последние дни. Я опускаю взгляд и лихорадочно пытаюсь собрать в голове обрывки воспоминаний, но вся моя жизнь, будто сборная картинка, выскальзывает из рук, разбивается, и тысячи пазлов раскидывает по полу, а я не могу никак их приладить друг к другу. Артем смотрит на меня с неприкрытым сочувствием.

– Ничего страшного. Не сказать, что это для меня важно – просто любопытно было. Ну а ты сам в таком случае кто?

– Я… я Еремин Виктор Васильевич… одна тысяча восемьсот… одна тысяча девятьсот девяносто… девяносто третьего года рождения… живу на улице… улице Школьная, кажется… мы с тобой учились в школе… в средней образовательной школе номер… Господи, да этого же никто не помнит! Никто не запоминает этих вещей – я просто забыл, вот и все!

– Вот. И ты собрался возвращаться к началу, хотя даже не помнишь, с чего начинал. А ты уверен, что тебе там понравится?

Я уже больше ни в чем не уверен. Обстановка бара, и грязная клеенка, и Артем, и тряпка в цветочек, и ряды полных и пустых бутылок на полках – все это начинает замыливаться и отходить на второй план, а в мозгу фейерверком вспыхивают воспоминания, образы, лица, которые гаснут так быстро, что я едва успеваю их уловить и осмыслить. Кажется, на какое-то время я выпадаю из «реальности», потому что когда «возвращаюсь», из-за занавешенного окна уже брезжил свет, а Артем пересчитывает что-то на калькуляторе, записывая в блокнот.

Я резко поднимаюсь со стула.

– Слушай, спасибо тебе.

– Не за что, – отвечает он, не отрываясь от своего занятия. – Я бы на твоем месте так не переживал. Ведь это твой сон – ты можешь делать, что хочешь.

– Нет, пожалуй, в этот раз я собираюсь проснуться совсем.

– Так значит уходишь? Даже не возьмешь что-нибудь?

– Ухожу. А что?

– Нет, ничего. – Артем замолкает и переводит взгляд на меня. – Просто, если честно, я не хочу быть мертвым.

∗ ∗ ∗

Я просыпаюсь.

Прежде, чем открыть глаза, долго лежу и слушаю, как по подоконнику, с другой стороны, крупными каплями стучит дождь. Шторы задернуты, и в комнате царит полумрак. Я открываю глаза и с горечью думаю: неужели во всем неисчислимом множестве миров, которые когда-либо могут возникнуть, в моей квартире обязательно генерируется подобный свинарник? Со стоном поднимаюсь и плетусь в ванную, чтобы принять душ, потом делаю кофе и долго курю на балконе. Обхожу квартиру, внимательно осматривая каждый угол, каждую выцветшую, пожелтевшую полоску обоев. В ней все очень старое, но такое знакомое, родное, каким я помню его еще с детства. Да, я точно помню. Достаю большой мусорный пакет и сгребаю в него пустые бутылки, опустошаю пепельницу. Закидываю в барабан стиральной машины нестиранные грязные вещи. Обновляю висящие в сети резюме.

Просматривая в телефонной книге номера возможных работодателей, я неожиданно натыкаюсь на контакт со знакомым именем. Еще «вчера» я, не задумываясь, удалил бы его, однако сейчас нажимаю кнопку вызова.

– Привет, – слышится с той стороны тихий голос.

– Привет, Юля. Подумал, вдруг ты свободна сегодня вечером?

В кафе мы неловко молчим, ковыряя вилками в своих тарелках. Кончается дождь за окном, и улица блестит в свете окон и фонарей, будто покрытая слоем прозрачной глазури. Здесь не броско, но довольно уютно, и народу совсем немного. Я посматриваю на Юлю, борясь с искушением протянуть руку к ее руке, которую она так неосторожно положила на столик, рядом с моей.

– Я хотел извиниться за тот вечер.

Юля хмыкает.

– Ну конечно. Мог бы и отписаться потом, а то я вообще не знала, что и думать.

На пару секунд я теряюсь.

– Прости, а что именно было?

Юля удивленно поднимает бровь.

– А ты что уже забыл? Чтож, очень приятно, спасибо. Вообще-то, ты вдруг ни с того ни с сего вскочил с места, сказал, что тебе нужно позвонить, вышел и просто исчез.

Краска заливает мое лицо, и я стучу по столу зубочисткой, пытаясь выдумать что-нибудь на ходу.

– Я это… ну, это долгая история, в общем… На самом деле я просто увидел твое кольцо и решил, что лучше не стоит. Вот и ушел.

– Ах это, – Юля опускает взгляд. – Ты ведь тогда застал меня врасплох, и я не успела сказать. Муж умер два года назад. Трагичная и нелепая случайность – упал в колодец на даче. Ношу кольцо как напоминание, а еще мне с ним не так одиноко, наверно.

Я, наконец, касаюсь ее руки, и Юля не убирает ее. Некоторое время мы просто молчим, слушая, как с крыш домов падают последние капли.

– Ну что идем? – Юля встает из-за столика.

– Куда?

– Господи, да что с тобой сегодня, ты не заболел? – Она улыбается и смотрит на меня чуть обеспокоенно, будто у меня температура. – Я думала, ты меня для этого пригласил. Сегодня же парад – все луны выстраиваются в ряд. Все семь.

Мы выходим из кафе, и я держу Юлю за руку. От ее волос пленительно пахнет лесной мятой. Она смущенно опускает глаза, а я смотрю на нее и понимаю, что одна единственная вещь никогда не меняется – во всем бесчисленном множестве миров и созвездий я влюблен в нее одинаково сильно. А еще, что все это была чистая правда – Черный Король действительно исполняет желания.

Мы слышим, как где-то вдалеке уже раздаются восхищенные возгласы, и множество людей выходят на улицы, следуя по никем не показанной, но всем понятной дороге. Мы идем вместе с ними к светлеющему горизонту, где по звездному небу разливаются невероятные космические цвета.