Чем труднее, тем легче
- А у тебя хорошие вены…
- И?
- Если что, легко будет иглой попасть. Тебе в плюс.
Видимо, в данной обстановке это был прям-таки комплимент. Лучший из всех возможных – потому что из уст военного медика, который решал, брать ли меня с собой в Попасную или нет. И факт того, что спасать меня будет не так уж тяжело, играл мне на руку.
Я сама частенько видела на работе вены наркоманов в тяжелой степени запущенности. Ну как вены... Видимо, не желая наблюдать за всем этим безобразием, они провалились куда-то вглубь мышечной массы и найти их было невозможно. Мы обычно давали таким пациентам иглу, которую они втыкали сами себе в пах – благо, рука набита. Но вот как-то никогда не смотрела на свои вены с точки зрения их пригодности.
На выезд меня в итоге взяли, так как нашелся еще один бетонный аргумент в мою пользу - 3 месяца работы санитаркой в больнице скорой помощи.
Считается, что медицина – это всегда про цинизм. Ну во всяком случае, я помню его с лихвой отхватила еще при устройстве на работу, где у окошечка регистратуры переминалась бабушка, молитвенно сжав руки и забывая стирать слезы, зависающие у нее на втором подбородке:
-Мой Петя…живой?
-Женщина, я же русским языком сказала: поднимайтесь в 6 палату. Был бы мертвый ответила бы: спускайтесь в морг.
И, кстати, такая манера общения - единственно верная: слезы утираются, нервы собираются в кулак. А вот сопереживание и ласковые слова обычно пациентов пугают, и не зря – они сигнал к тому, что делом уже не поможешь.
Говорить о цинизме на фронте нужно? Вот цитата о пользе бронежилета:
- Конечно, броник нужен. Как без него. В случае чего не разметает тело по частям – товарищам легче будет: не придется ползать собирать тебя в одно целое.
У хирургов есть парадоксальная истина: «Чем труднее- тем спокойнее». Потому что тяжесть положения оставляет меньше временного пространства для паники, переживаний и всего прочего. Просто делаем своё дело – и всё.
В словосочетании «военная медицина» - существительное медицина вопреки законам грамматике является не главным, а зависимым от прилагательного «военная». Оговоримся сразу: никаких чистых полевых медиков на войне нет. На войне медик, как правило, тот же боец. Просто после боевой задачи он осуществляет еще и эвакуацию раненых. Наш сопровождающий боевой медик с позывным Тимур никогда не заходил за ленточку исключительно как медик, всегда указывал другую специальность (разведчик, артиллерист):
- Почему?
- Потому что я с оружием в руках воевать хочу, а не чтобы меня оберегали. В том, что медик, признаюсь по ходу дела. Для всех – приятный сюрприз.
Медик должен уметь ориентироваться на местности, замещать командира группы (если того ранят), быть инструктором по оказанию первой медицинской помощи (если ранят его самого). А еще, это я уже от себя добавлю, уметь улыбаться. Потому что лицо медика – это последнее, что видят в своей жизни бойцы, которым не повезло.
Не так уж много знаю военных медиков, но у некоторых из них –улыбка и прям имеет физическое воздействие. В марте прошлого года бегали по горящему Мариуполю, искали спикеров: нашли замученную усталую бабушку с маленькой внучкой, обе плакали, рассказывая беды и никак не могли успокоиться. Истерика, с которой нам было не справиться. Но какой-то момент наводящими вопросами мы смогли пробиться сквозь их отчаяние: ребенок успокоился, бабушку отпустило и она, наконец, стала слышать наши вопросы. Я порадовалось: вот наше профессиональное мастерство! Но нет: оказалось, это просто наш Тимур бесшумно сзади подошел и стоял - улыбался. Энергию радости и покоя распространял.
Главная беда медиков, что на фронте, как на гражданке: все сами знают, как надо лечить. На этих воспоминаниях мы с Тимуром почувствовали себя родственными душами:
- У нас как-то приезжала семья, где бабушка в молодости медсестрой была. У её сына инсульт был, даже рефлексы были утрачены, а она всё думала, что просто «перебрал малец». Защитная реакция у нее такая была – не думать страшное. А человека чуть не потеряли.
- Это еще что, - кивает понимающе Тимур- ко мне как-то боец с перебитой ногой припрыгал, вроде нормально держался – а чуть у меня не умер на руках. Очень частая ситуация на фронте: бойцы видят раненого и преисполняются желанием помочь ему – вкалывают обезбол. ЗА ними идут другие бойцы, тоже сопереживающие и тоже начинают наркотические препараты давать. Раненый им там пытается сказать: «Не надо братишки, меня уже укололи!» Но кто слова контуженного принимает всерьез? Главное – помочь! И колят, колят. В итоге рана несерьезная, а человек рискует от передозировки погибнуть.
Может быть, погрешу против истины, но на гражданке у медика всегда есть тыл. Коллеги, которых можно разбудить, реанимация, аппараты для искусственного дыхания. На фронте из сподручных средств – голый энтузиазм.
Я рассказывала Тимуру, как моё дежурство выпало на три часа ночи и как раз привезли умирающего дедушку с обморожением – он был абсолютно синим и как-то странно хрипел. Ночь. Пустая больница – все в блоках спят, а дед твердый – как покойник.
-И что в итоге ты сделала?
-Позвала старшую медсестру. Самой там никак.
А у медика этого такой случай был: у его же друга, ныне покойного, было серьезное обморожение:
- Парень был уже почти окоченевший, его несколько часов после боя вынести не могли. Мы его в палатку занесли и понимаем – помрет. Я разделся до трусов – рядом лег, обнял его как ребятенка и стал согревать своим телом. Буквально за несколько минут от холода, исходящего от бойца, у меня все мышцы сводить стало. Физическая боль. Хорошо, что товарищ подменил, покуда я упражнениями отогревался. Вот так мы попеременно своё тепло брату отдавали часа два подряд, ждали, чтобы критическая стадия не миновала.
Такое спасение – чудо? Нет, ни один из медиков не считает, что может совершить чудо. Врачи не делают чудес, просто возвращают всё на свои места. Приводят в норму. Просто
Но самое главное для любого медика – это понимание того, что физическим спасением жизни клятву Гиппократа не окупишь. Тимур немного протестовал против публикации этой истории, т.к « я здесь был не как медик, а как человек», но я расскажу.
В июне 2022 Тимур занимался эксгумацией погибших в Мариуполе. Людей хоронили вдоль дорог, под домами, в парках. Обычно за стихийными захоронениями ухаживали, но оставлять так было нельзя. Из двора трехэтажки достали погибшего мужчину – он захоронен был почему-то в сидячей позе, видимо, быстро окоченел и…Группа уже уехала, когда Тимур почему-то решил вернуться во двор и так познакомился с Оливией – женой увезенного погибшего. С взлахмоченными волосами, вся заплаканная, она в ужасе рыла руками землю, где только недавно лежало тело мужа. К
У Оливии погибла вся семья в боях за Мариуполь и жить дальше она не планировала, просто была цель – мужа нормально похоронить, и можно сворачивать эту программу под названием жизнь. Тимур в тот вечер уже ничем не мог помочь, просто дал свой телефон, чтобы если что она ему звонила и взял слово, что ничего не сделает с собой не поговорив прежде.
И она ему звонила в течение нескольких месяцев почти каждый день, изливала душу, плакала в трубку - он к ней ездил с конфетами и пирожными. Она потихоньку оттаяла, печь пирожки заново научилась, а он ушел на фронт. Обещал вернуться – искупаться еще раз в Азовском море.
..Смены в больницах заканчиваются, и война – одна беспросветная смена без графика тоже имеет свойство подходить к концу, и уж после нее многим боевым медикам можно будет вспомнить, что по первому образованию они и не медики вовсе. Даже не собирались. Просто на войне без медицины нельзя.
…Тимур, например, по образованию – семинарист. Его личная война началась в 2014 сразу после выпуска, диплом он так и не забрал, думал – не пригодится. Но каким-то чудом дожил-таки до СВО, и спустя 8 лет решил нагрянуть-таки в альма-матер за дипломом. Сутки ошивался вокруг деканата, а вышел к нам в итоге с опечаленной миной и книгой про святого Сергия под мышкой. Как выяснилось, это был утешительный приз – вместо диплома. Потому что сам диплом людям, не принявшим духовный сан, не выдают:
- Впрочем, есть и радостные новости. Диплом всё-таки пришлют... посмертно. Так что советую заскочить на мои похороны – посмотреть, на что мы день убили. А пока придется опять на войну, раз мирная жизнь не принимает.