Человек перед лицом человека

Вадим в своем ответе на мою предыдущую статью затронул очень острые темы, о которых я и сама много думаю. Так что постараюсь ответить по пунктам и максимально нигде не покривив душой.

Ильин и революция, большевики, СССР

Да, Ильин был убежденным сторонником белого движения, человеком, на дух не принявшим большевизм. Он считал, что революция была катастрофой и безумием, о чем пишет в «Наших задачах»:

«(Революционеры) видели только сравнительную бедность и нравственную удобособлазнимость русского народа – и десятилетиями демагогировали его. И никому из них и в голову не приходило, что народ, не привыкший к политической свободе, не поймет ее и не оценит; что он злоупотребит ею для дезертирства, грабежа и резни, а потом продаст ее тиранам за личный и классовый прибыток... Подпиливали столбы и воображали себя титанами Атлантами, способными принять государственное здание на свои плечи. Закладывали динамит и воображали, что удастся снести одну крышу, которая немедленно сама вырастет вновь из «нерухнувшего» здания. Сеяли ветер на все четыре стороны и, пожиная бурю, удивлялись, что их парусную лодчонку опрокинуло волною... 

На этой политической близорукости, на этом доктринерстве, на этой безответственности – была построена вся программа и тактика русских революционных партий. Они наивно и глупо верили в политический произвол и не видели иррациональной органичности русской истории и жизни. И слишком поздно поняли свои ошибки. Благороднейшие из них признали свои недоразумения и промахи уже в эмиграции (Плеханов, Церетели, Фундаминский), тогда как другие и доселе восхищаются своим «февральским» безумием…» (Наши задачи / Русская революция была катастрофой)

Меня поражает, что Ильин отдает себе отчет в серьезности оснований революции, но обо всем произошедшем после нее он делает совершенно другие выводы, лишая логики происходящее. А так, ей Богу, его статья «Что нам делать?» достойна прочтения и многие озвученные в ней задачи актуальны и сейчас:

«Политические и экономические причины, приведшие к этой катастрофе, бесспорны. Но сущность ее гораздо глубже политики и экономики: она духовна.

Это есть кризис русской религиозности. Кризис русского правосознания. Кризис русской военной верности и стойкости. Кризис русской чести и совести. Кризис русского национального характера. Кризис русской семьи. Великий и глубокий кризис всей русской культуры.

Я глубоко и непоколебимо верю, что русский народ справится с этим кризисом, восстановит и возродит свои духовные силы и возобновит свою славную национальную историю. Но для этого ему необходимо прежде всего свободное дыхание воли и разума — и честные, верные слова диагноза, целения и прогноза. А это дыхание отнято у него в России — уже тридцать лет. Оно имеется только у нас, за рубежом, и то далеко не у всех и не цельное. Отсюда наша величайшая ответственность перед Россией» (И.А. Ильин. Что нам делать?).

Его упорное нежелание понять и глубоко осмыслить последствия революции где-то удивляет, где-то просто выводит из себя. Однако некоторые выдержки я бы могла отнести и к современности. Только слово «революция» убрать, а все остальное вполне справедливо для нашей интеллигенции 90-х гг. (и даже сейчас):

«Наибольшим безумием революция была для русской интеллигенции, уверовавшей в пригодность и даже спасительность западноевропейских государственных форм для России и не сумевшей выдвинуть и провести необходимую новую русскую форму участия народа в осуществлении государственной власти. Русские интеллигенты мыслили «отвлеченно», формально, уравнительно: идеализировали чужое, не понимая его; «мечтали» вместо того, чтобы изучать жизнь и характер своего народа, наблюдать трезво и держаться за реальное; предавались политическому и хозяйственному «максимализму», требуя во всем немедленно наилучшего и наибольшего; и все хотели политически сравняться с Европой или прямо превзойти ее» (Наши задачи / Русская революция была безумием). 

 Я не оправдываю Ильина за его близорукость и ослепленность, это достойно серьезной критики. В конце концов, Бердяев начинал примерно с тех же позиций, что и Ильин (включая симпатии к Муссолини в 20-е гг.), однако позднее нашел в себе силы осмыслить революцию, и его книга «Истоки и смысл русского коммунизма» — очень ценный труд. Кстати неслучайно Ильин и Бердяев поссорились вскоре после основания РНИ в Берлине и Бердяев уехал в Париж, — их позиции и пути разошлись.

Ильин был не прав в своем упорстве, но его нелюбовь к Советам все же имела некоторые основания, потому что если уж говорить о социальной справедливости, то социальный класс, к которому относился Ильин ее увидел в очень ограниченном варианте (да, на то были свои причины, но все же). Он увидел (и потом услышал вероятно еще и в преувеличенном виде) о распущенности нравов, сексуальном раскрепощении 20-х гг. («Долой стыд!»), о расстрелах и преследованиях, о разрушении церквей, грабежах, мародёрстве и разгуле преступности, упадке хозяйств и многом другом. Было это правдой? Да, было. Но ведь было и другое! А хаос первых лет гражданской войны удалось постепенно обуздать. Ильин увидел одно и не захотел увидеть второго.

Он не принял выбор русского человека, считая, что Советский Союз это «режим», а не Россия, какой он ее знал. Разделение России и Советского Союза это его страшная ошибка. Однако нам теперь проще об этом судить спустя столько лет и зная все, чего не знал тогда Ильин. Он, как и многие интеллигенты того времени, запечатлел в сердце образ классической имперской России и не захотел его отпустить, вырвав русского человека из исторического времени и поместив его в вакуумное пространство идеальной России. Эту часть его творчества я принять не могу и считаю, что ее нужно детально проработать, чтобы не повторять впредь. Причем никому, — это относится и к тем, кто, наоборот, со стороны условных красных не может адекватно принять и оценить достижения имперского периода.

Ильин о войне

При всем при том, надо отдать должное Ильину за нежелание разделаться руками Гитлера с большевиками (хотя ему и это пытаются приписать). А ведь многие белоэмигранты именно так и поступили! Ильин не принял нацистский режим (об этом писала в предыдущей статье) и не желал его победы над СССР:

«Когда Гитлер завопил против коммунизма, многие русские поверили ему. В действительности же он прикрывал этим готовящуюся расправу с версальско-обессиленной Европой и завоевательный поход на Россию. Опытные политики предупреждали друзей, что он может, если ему покажется выгодным, пойти на все: заключить с коммунистами союз (попытка Рема в 1934 г.), предложить Англии и Франции сделку за счет России (полет Гесса в Англию), или же, в случае победы над советским правительством, он может не ликвидировать его, а предоставить ему доканывать не завоеванные еще части России, подготовляя их для дальнейшей германской колонизации. Это и есть исторический факт: Германия, спасенная Россией (1805-1815), ныне добивается ее завоевания (1914-1918, 1939-1945). 

Но многие наивные русские эмигранты ждали от Гитлера быстрого разгрома коммунистов и освобождения России. Они рассуждали так: «враг моего врага – мой естественный единомышленник и союзник». На самом же деле враг моего врага может быть моим беспощадным врагом. Поэтому трезвые русские патриоты не должны были делать себе иллюзий» (Наши задачи / Враг моего врага)

Для меня этот момент в каком-то смысле решающий. В критический момент Ильин был не с «врагом моего врага», а с Россией. На годы Великой Отечественной войны СССР и Россия для него в каком-то смысле примирились:

«После того, что национал-социалистическая Германия (да и вообще вся Германия) совершила в эту войну по отношению к России и русским, связываться с нею, доверять ей, ждать от нее чего-либо для России совершенно невозможно, наивно и нелепо: она показала себя русским «врагом № 1…» (И.А. Ильин, Дневник, №12, 159, 1943).

Из письма Ильина Шмелеву от 2 июля 1945 г.:

Далее, про начало войны у Ильина противоречивые записи. 

С одной стороны он однозначно высказывается за то, что Гитлер войну подготовил и начал:

«Готовя новую мировую войну и возлагая на свой народ великие тяготы, он лишил его внутреннего чувства своей военно-моральной правоты, ведя вызывающее нападение, делая ставку исключительно на национальный шовинизм, заключая союз с Советским государством, разрушая чужие города, свирепо и систематически истребляя невинных людей и исключая из самого процесса ведения войны всякий морально-рыцарский и религиозный элемент». (Наши задачи / Стратегические ошибки Гитлера)

Похожие оценки встречаются и в его письмах, и в других работах.

Так, сразу после начала войны, в июле 1941 года он пишет четко обозначая, что коммунисты пытались войну предотвратить (с их методами он конечно не согласен, но все же):

«Ленин и Сталин также предприняли многое, чтобы предотвратить эту войну и сделать ее невозможной. Они считали целесообразной попытку подорвать коммунистической пропагандой соседние государства, а если можно - и весь мир» (И.А. Ильин Русская проблема, увиденная изнутри).

Нет намеков на развязывание войны Сталиным, когда Ильин в 1942 г. отмечает, что война в 1941 году застала Советы врасплох:

«Нет сомнения и в том, что перестройка в подготовке к войне была еще далеко не закончена, когда в конце июня 1941 года началась война, и что начало этой войны застало Советы врасплох» (И.А. Ильин. Прошлое и будущее войны на Востоке).

Ниже он отмечает, что «советское правительство из-за пакта о ненападении с Германией сначала мнило себя в явной безопасности». Не вижу, чтобы это как-то подтверждало тезис, что Ильин обвинял СССР и Сталина в развязывании войны.

Более того, в 1943 г. Ильин даже заявляет о положительном качестве «коммунистического фанатизма»:

«Для того, чтобы продолжать Восточную войну в том же темпе и с той же отдачей, России требуются вся ее исторически унаследованная выносливость и сметливость, все резервы энергии ее народа, и к тому же фанатизм коммунистической партии» (И.А. Ильин. Два года Восточной войны).

В целом, по его позиции военного времени можно заключить, что

1) Ильин был однозначно на стороне России и пишет об этом много, в том числе отмечает успехи советского командования. Надежд на поражение СССР в его работах также нет, есть поддержка режима и армии во имя спасения России.

2) Осуждает нацистскую Германию однозначно, прямо говорит об их преступлениях и осуждает издевательства над советскими военнопленными. Коллаборационистов и власовцев не поддерживает.

Это очень важные выводы, которые, на мой взгляд, не позволяют записать Ильина в категорию людей «животно ненавидящих» Советский Союз. Война была огромным испытанием для эмигрантов и многие примерно их тех же базовых предпосылок, что и Ильин посчитали для себя возможным сотрудничать и с нацистами против Союза. Ильин себя в этом не запятнал, при всей его непримиримости к коммунизму.

При этом большая часть предвоенной (до 39 года, и частично военной 41 г.) и послевоенной аналитики (после 1945 г.) Ильина и его понимание сталинской политики весьма удручает, читать эти его работы порой сложно из-за его предубежденности и пламенного «антибольшевизма». Поразительно, но характеризуя Сталина как «человека убеждения» и говоря, что в борьбе за коммунизм разрешено всё, а все несогласные для него враги или предатели, Ильин возможно неосознанно рисует и собственный портрет, только с поправкой на белое движение.

Думаю, с этим связано его противоречивое утверждение 1947 г.:

«Это означаетъ, что революція погубила въ Россіи за первые 22 года по ея собственному подсчету не менѣе двадцати шести милліоновъ жизней...

Тутъ все: и политическіе разстрѣлы, и трехлѣтняя гражданская война (1918-1921); и связанныя съ ней эпидеміи; и тамбовское возстаніе Антонова; и казни Бела Куна въ Крыму (1920-1921); и голодъ (1920-1921); и гибель безсчетныхъ безпризорныхъ дѣтей, число которыхъ сама Крупская исчисляла милліонами; и многолѣтній нажимъ на крестьянство; и коллективизація 1929-1933, погубившая около 600.000 зажиточныхъ крестьянскихъ семей; и страшный голодъ 1932-1933 года; и безчисленныя «малыя» возстанія по всей странѣ, заливавшіяся кровью; и «хозяйственная система» концентраціонныхъ лагерей (ГУЛАГ); и постройка Бѣломорскаго канала; и Соловки съ отданными на замерзаніе священниками и вѣрующими всѣхъ исповѣданій; и «набатная» индустріализація, не подготовившая Россію къ германскому вторженію, и чистка въ Красной Арміи, и эмиграція...

Съ тѣхъ поръ разразилась вторая міровая война, искусно спровоцированная Сталинымъ черезъ союзъ съ Гитлеромъ — союзъ, развязавшій руки этому послѣднему.

До четырехъ милліоновъ русскихъ плѣнныхъ было погублено нѣмцами голодомъ и холодомъ во внутреннихъ германскихъ лагеряхъ. Неисчислимы депортированные нѣмцами «восточные рабочіе», которые голодали и умирали на принудительныхъ работахъ. Неисчислимы убитые нѣмцами въ Россіи русскіе въ качествѣ «заложниковъ». Семь милліоновъ павшихъ показала, явно преуменьшая, совѣтская власть. Неисчислимы русскіе люди, разстрѣлянные въ Россіи отрядами совѣтскаго НКВД во время реоккупаціи за мнимую «коллаборацію» съ германцами. Исчезли изъ Крыма ликвидированные Совѣтами татары (около 150.000). Исчезли съ Кавказа карачаи (около 16.000); исчезли съ Кавказа чеченцы (около 200.000) и ингуши (около 50.000). Исчезли нѣмцы Поволжья (около 200.000). Всѣ эти малые народы Россіи были частью перебиты, частью сосланы въ суровую Сибирь на принудительныя работы за то, что они ждали отъ германцевъ освобожденія изъ коммунистическаго рабства…» (И.А. Ильин. О русском народе).

Из его же собственных работ не следует понимание ВОВ, как развязанной Сталиным, однако в 1947 году он пишет жестко и даже для него несправедливо. С чем это связано? Возможно, с наблюдением как многие эмигранты на послевоенном подъеме пытались (и были активно приглашаемы) вернуться в Союз, а поверив в гарантии своей безопасности, многие оказались там в тюрьмах или были расстреляны. Возможно, победа России в войне в итоге встала для Ильина в противоречие с торжеством режима, который он ненавидел. И если в войну это заслонялось однозначной поддержкой Родины, то после войны он окончательно разделил для себя эти два измерения — советский режим и Россию. Зря и ошибочно. Однако я не могу, прочитав и учитывая многие другие его работы военного периода, сказать, что его понимание начала войны свелось к осуждению Сталина, об этом говорит только одно упоминание против многих других обратных.

Кроме того, все это не позволяет считать, что Ильин жаждал кровавой жертвы Союза, Клим Жуков распространяет откровенную дезинформацию, говоря, что Ильин мечтал, чтобы США сбросили на СССР свои атомные бомбы. Я нашла этот фрагмент в «Наших задачах» и смысл там совершенно иной:

«Не подлежит никакому сомнению, что если бы Америка и Англия не прозрели и не закрепили свою политику за последние месяцы, то этот план мог бы победить и Советы попробовали бы двинуться на Запад, не вызывая большой войны, ибо «дипломатическое негодование» и ссылки на договоры – не говорят им ничего. Но последний берлинский опыт удостоверил их в том, что реакция Запада будет немедленная и решительная. На попытку европейской оккупации – бывшие союзники ответят войной. Осенью 1947 года Америка располагала 60-ю атомными бомбами. Этого было бы достаточно, чтобы уничтожить военную промышленность Советов, разрушить их узлы и склады и расстроить их транспорт. С тех пор число и сила американских атомных бомб чрезвычайно возросли (Советы своих не имеют). Таким образом, «западная авантюра» поставила бы Советы перед необходимостью – отдать великий восточный плацдарм со всеми его преимуществами (национальными, языковыми, климатическими, сырьевыми, пятилетковыми, тоталитарными) и заменить его малым западным плацдармом, где и без того тесно, голодно, где хозяйственная разруха не преодолена, военная промышленность не налажена и народы, привыкшие к свободам, не сочувствуют тоталитаризму... Здесь закипело бы общепартизанское, а местами и стратегически организованное сопротивление, поддерживаемое союзническими десантами и авиацией» (Наши задачи / Мировая революция, а не мировая война)

Речь тут идет конечно не о желании или призыве Ильина сбросить 60 американских бомб, а о ядерном сдерживании, которое не позволяет Советам двинуться на Запад, как считает Ильин. Подобных передёргиваний и искажений цитат в «просветительских роликах» об Ильине очень много, все они требуют тщательной проверки.

Ильин не антисемит

Критики Ильина часто приводят цитаты из его статьи «Национал-социализм. Новый дух» 1933 года, написанную вскоре после назначения Гитлера рейхсканцлером. Ну что ж, да, статья написана в восторженном ключе, явно в предвкушении того, что теперь большевикам будет дан серьезный отпор. Нужно понимать, что у Ильина были весьма сказочные представления об этом «новом духе», он пишет:

«Новый духъ» націоналъ - соціализма имѣетъ, конечно, и положительныя опредѣленія: патріотизмъ, вѣра въ самобытность германскаго народа и силу германскаго генія, чувство чести, готовность къ жертвенному служенію (фашистское «sacrіfіccіo»), дисциплина, соціальная справедливость и внѣ-классовое, братски-всенародное единеніе. (…)

Словомъ — это духъ, роднящій нѣмецкій націоналъ - соціализмъ съ итальянскимъ фашизмомъ. Однако, не только съ нимъ, а еще и съ духомъ русскаго бѣлаго движенія.

Ильин в первые месяцы правления Гитлера очевидно видел его мощным продолжением линии Муссолини и даже родственником белого движения, что выдает его полное непонимание перспектив происходящего. Из-за этого он судит предвзято, он отказывается судить о германском национал-социализме по эксцессам борьбы, которые уже тогда начали подчеркиваться его оппонентами, но при этом о большевизме в России он сам судит по эксцессам во время революции и гражданской войны.

Из-за своей ослепленности неприятием большевизма в первое время он не сумел рассмотреть отношение Гитлера и его окружения к России, изложенному уже в книге «Майн кампф», издававшейся до прихода Гитлера к власти. То есть необходимо признать, что Ильин снова был недальновиден и не сумел распознать в этом движении врага России и русского народа. 

Отдадим ему должное, что уже в 1934 году он это все-таки понял (в отличии от многих других белых).

Осенью 1934 года Ильин пишет в черновике письма Р.М.Зиле:

«Что касается моего воззрения на еврейский вопрос, то оно никаким эволюциям за эти годы не подвергалось, и, в частности, никаких лекций об «арийском начале» я не читал и нигде никаких отрывков не помещал; вообще, самой категорией «арийство» я не пользуюсь ввиду ее полной научной неясности, и особенно ввиду постоянного злоупотребления ею. Интервью в газете «Сегодня», помещенное в 1931 г. 4 марта, довольно сбивчиво излагает мои взгляды и неаутентично.

Однако зерно моего основного воззрения можно в нем найти: еврей, любящий Россию и борющийся с коммунистами — мой единомышленник, а по России — мой согражданин, в котором мы все видим друга и соотечественника. Иначе ставить вопрос мы не можем нравственно и не должны политически. 

Напротив, евреи, поддерживающие в России коммунизм и коммунистов, — губят Россию, суть враги ее; а следовательно, и наши враги. Антисемитизм, пытающийся стереть эту грань и свалить все зло на евреев — есть «учение», которого я не разделял и не разделяю. Еще на протяжении последних месяцев мне пришлось категорически отказаться от участия в антисемитической агитации и принять на себя все последствия этого шага.

Что же касается моей прошлогодней статьи, помещенной в мае в «Возрождении», то в ней я действительно отмежевался от немецкого еврейства, из года в год содействовавшего большевикам и коммунизму в России и клеветавшего на нас, русских патриотов изгнанников» (И.А. Ильин. Pro et contra (Русский Путь), СПб, 2004. С. 360-362).

Ильин не антисемит, он антикоммунист и антибольшевик и этим все сказано. «Арийство» Ильин также не поддерживал. Евреи как таковые по расовому признаку его не интересовали, но по «антикоммунистическому» — его интересовали любые люди, тем более, что он видел сознательное уничтожение бывшей аристократической и духовенской прослоек в Союзе. Да, опять же, взгляд ограниченный, но давайте хотя бы не будем приписывать ему того, чего у него не было, а разбираться с тем, что реально было.

Впоследствии недальновидность и наивность Ильина как политолога проявится и в его оценке позиции США: «только Соединенные Штаты инстинктивно склонны предпочесть единую национальную Россию как неопасного им антипода и крупного, лояльного и платежеспособного покупателя» (Наши задачи / Против России).

Ильин про Европу и русофобию 

Ильин был человеком сложным и бескомпромиссным (мы уже выяснили, что порой совершенно зря), но при этом нередко прозорливым и чутким. Его религиоведческие и философские работы мы сейчас оставим за скобками в силу тематики статьи, посмотрим на пару примеров из околополитической и культурной сфер. Многие его наблюдения относительно Запада имеют непреходящий характер:

«Вот уже полтораста лет Западная Европа боится России. Никакое служение России общеевропейскому делу (семилетняя война, борьба с Наполеоном, спасение Пруссии в 1805- 1815 годах, спасение Австрии в 1849 году, спасение Франции в 1875 году, миролюбие Александра III, Гаагские конференции, жертвенная борьба с Германией 1914-1917 гг.) не весит перед лицом этого страха; никакое благородство и бескорыстие русских Государей не рассеивало этого европейского злопыхательства. И когда Европа увидела, что Россия стала жертвою большевистской революции то она решила, что это есть торжество европейской цивилизации, что новая «демократия» расчленит и ослабит Россию, что можно перестать бояться ее и что советский коммунизм означает «прогресс» и «успокоение» для Европы. Какая слепота! Какое заблуждение!» 

«Подобно тому, как есть «англофобы», «германофобы», «японофобы» – так мир изобилует «русофобами», врагами национальной России, обещающими себе от ее крушения, унижения и ослабления всяческий успех. Это надо продумать и прочувствовать до конца. 

Поэтому, с кем бы ни говорили, к кому бы мы ни обращались, мы должны зорко и трезво измерять его мерилом его симпатий и намерений в отношении к единой, национальной России и не ждать от завоевателя – спасения, от расчленителя – помощи, от религиозного совратителя – сочувствия и понимания, от погубителя – благожелательства и от клеветника – правды». (И.А. Ильин. Против России)

О демократии Ильин так же писал без лишнего пиетета:

«Не следует представлять себе дела так, что авторитарный строй ведет к тоталитаризму, а демократический строй спасает и обеспечивает народы от него. Именно демократический строй может обнаружить склонность к систематическому расширению своего административного захвата. Этот процесс мы и наблюдаем теперь в Европе» (И.А. Ильин. От демократии к тоталитаризму).

Кстати о феномене «двух Родин» Ильин так же пишет весьма удачно, осуждая тех, кто пытается разорваться, живя в другой стране и уже начал переориентироваться на жизнь не в России. Весьма актуальные и сейчас мысли. Для Ильина до конца Родина была только одна и тут остается лишь пожалеть, что он не смог принять и совместить в своем понимании исторического пути России ее выбор.

Выводы

Ну что ж, подведем итоги. Сначала о поставленных Вадимом вопросах:

1. Ильин не призывал сбросить атомные бомбы на Советский Союз после 1945 года. Клим Жуков выдергивает и передергивает цитаты, намеренно искажая их смысл. Я и до этого знала о методах работы сетки Крашенинниковой, но после просмотренных роликов Жукова и его студенческого актива окончательно убедилась в откровенной проплаченности всей этой кампании. Расчет только на то, что люди будут смотреть видео и не будут перепроверять источники. Я проверила, результат: грубо работаете, товарищи. Всем остальным могу лишь посоветовать подвергать радикальному недоверию все, что вы слышите в таких «просветительских роликах» и перепроверять самим или просить перепроверять историков по первоисточникам.
2. По поводу вины за развязывание Второй мировой: Ильин сам себе противоречит. Он неоднократно и без всяких иллюзий писал о вине Гитлера, но один раз написал о «провокации Сталина». Написал без пояснений, одной странной фразой, тезис не развернут, выглядит притянуто за уши (тем более, что следующей же фразой он сам пишет о преступлениях нацистов) и однозначно заслуживает порицания. Думаю, что его «живая аналитика» военного периода более показательна по этому вопросу и численно она перевешивает. 
3. Как будем охарактеризовывать это чувство человека «не менявшего убеждения»? Охарактеризуем ограниченностью, гордостью и фанатичной убежденностью в свои идеи, а это идеи белого движения и православного национализма. В таком виде идеи Ильина сейчас нами однозначно быть приняты не могут, они требуют глубокого осмысления и работы над ошибками. Ильин знаменует собой «белый полюс» русской мысли и в этом плане очень важен для понимания и современных правых/монархических/националистически настроенных патриотов (коих, прошу заметить, у нас немало), ведь он был идеологом и стоял у истоков этого движения.

От себя скажу, что я, например, категорически не могу принять взгляды Льва Толстого на христианство, а его мысли и статьи о сущности патриотизма (как о рабстве и манипуляции) считаю тотально вредными. Причем если уж говорить о силе идеи, то на Западе эти его работы были переведены, приняты к сведению и ныне многие деконструкторы и критики патриотизма в своих статьях и монографиях ссылаются, — вот ведь злая ирония — на нашего Льва, черт побери, Толстого. Считаю ли я Толстого из-за этого корнем зла? Осуждаю, не соглашаюсь, но корнем зла не считаю, и уж точно не могу вычеркнуть его из истории и контекста нашей литературы и интеллектуальной истории. 

На мой взгляд, с Ильиным похожая история. Ильин написал много хороших и интересных работ в разных сферах от религиоведения и истории до философии и даже выборочно политологии. Он однозначно был патриотом России и большим знатоком ее культуры. Но он был упертым антибольшевиком и эта линия проходит через все его творчество, особенно, политологическое. Последняя эта его черта несовместима, например, с моим пониманием исторической взаимосвязанности и преемственности слоев русской идентичности. Я вижу историческую логику в революционных событиях и, несмотря на весь трагизм того времени, его оправданность.

Ильин — это «белый ястреб», он бескомпромиссен, так же как бескомпромиссны бывали и «красные ястребы», отрицавшие имперское наследие с неменьшей пылкостью. Объединение этих двух полюсов предстоит нам и задача очень сложная, что уже показывает нынешний спор. Ильина, как часть русской истории, как этот «белый полюс» нужно критически переосмыслить и отстоять ценное в нем для нынешнего времени уже на этом новом витке понимания, равно как того заслуживает и советская философия и многие, многие советские политики и деятели (я и правда считаю хорошей идею Захара вернуть памятник Дзержинскому, просто не только ему, а еще хорошо бы Ярославу Мудрому, Владимиру Мономаху или советскому философу Алексею Лосеву и так далее по списку). Пора переходить к синтезу, к объединяющему взгляду на самые сложные периоды нашей истории и на самых сложных людей в ней. Если человек будет стоять перед лицом человека, может быть, у нас получится понять, что и там, и там, он в своей сущности русский?