Чего хочет Европа

Инициированный Трампом переговорный процесс привёл к формированию мирного плана, который Украина при поддержке части европейских стран отказывается подписывать, вызывает закономерный вопрос: а чего хочет Европа? Ответ на вопрос довольно очевиден, понятно, что Европа хочет победы Украины, но что из себя представляет эта победа?

Канал автора: https://t.me/artjockey

Проблема многих обывателей, пытающихся понять логику действий европейских ястребов, заключена в неверном подходе и попытке оценивать действия политиков через практическую выгоду. У такого подхода есть основания, потому что XX век стал веком прагматического подхода, он же обычно называется «реал политик». Идеологически эта концепция формировалась ещё со знаменитого «Государя» Макиавелли, была развита Максом Вебером в начале XX века и идейно полностью сформирована Гансом Моргентау после Второй мировой войны.

На «реал политик» опирался раздел мира до и после Первой мировой войны, антигитлеровская коалиция Второй мировой войны, а также политика разрядки, закончившая XX век. Наиболее ярким из последних политиков западного мира, который реализовывал идеи прагматического подхода, был Генри Киссинджер (не считая, конечно, Трампа), а ключевое его наследие — сотрудничество США и коммунистического Китая.

С распадом СССР по выражению Френсиса Фукуямы наступил «конец истории», ключевые противоречия в мире были решены, так что обычный человек на время перестал интересоваться политикой. Эта лакуна, на мой взгляд, и сформировала ошибочное отношение обывателя к действиям политиков, ведь на самом деле период «конца истории» продлился очень недолго, не более десятилетия. Уже в 1999 году НАТО начинает бомбардировки Югославии, в 2001 году случается теракт 11 сентября, последующий ввод войск в Ирак и война США в Афганистане, затем Иран был обвинён в создании ядерного оружия, в 2010-х мир увидел интервенцию в Ливию и появление ИГИЛ, а ещё спустя десятилетие — война на Украине, геноцид палестинцев в Газе и новое холодное противостояние США и коммунистического Китая.

Многие из этих событий шокировали обывателей, они явно не вписывались ни в концепцию реальной политики, ни в идеи «конца истории», от которых, кстати, Фукуяма в итоге открестился. Тем не менее длительный период прагматического подхода вынудил искать в этих событиях какой-то скрытый интерес, что привело к появлению простых и столь же не верных объяснений уровня «это всё из-за нефти». Хотя в Афганистане никакой нефти нет, а иракская едва ли может окупить затраты не только на военную операцию, но и на длительную оккупацию страны.

Люди просто пропустили момент, когда политика вновь стала идеалистичной, хотя уже «доктрина Клинтона» была крайне идеологизированной. Именно она постулировала идею, что права человека и демократия являются наивысшей ценностью, а их защита по всему миру — не только правом, но и обязанностью США как единственной мировой сверхдержавы. Конечно критики как самой доктрины, так и реальных действий США могут озвучить объективные претензии, например, почему США защищали демократию и права человека в Югославии или Ливии, но не защищают их в Саудовской Аравии? Может быть «доктрина Клинтона» — это лишь идеологическая обёртка для «реал политик»? Впрочем защитники доктрины могут ответить, что политика — это искусство возможного. США защищали военной силой демократию и права человека там, где могли, а то, что идеал не достигнут или вообще недостижим не означает, что к нему не нужно стремиться.

В мире достаточно людей, которые даже в период расцвета политического прагматизма продолжали верить в идеалы, некоторые из них становились политиками и принимали решения. Затем и официальный курс внешней политики США стал идеалистичным, даже если это был фасад, но на нём за четверть века выросло несколько поколений политиков не только в США, но и в Европе.

Поэтому ответ на этот вопрос нужно искать через «правильную оптику», то есть рассматривать проблему так, как её видит европейская партия войны без оценок, насколько это разумно, реалистично и правильно, к тому же это всё — субъективные категории. То, что одному кажется правильным, другой посчитает ошибкой, это нормально.

Такой же подход я применяю в своём цикле о причинах СВО, который на самом деле правильно называется «Почему Путин начал СВО». Мы можем не соглашаться со страхом Путина, что Третья мировая начнётся маршем европейских танков не от Варшвавы, а от Харькова, но не можем отказывать ему в этом страхе. Так же мы можем считать необоснованным страх европейцев перед возможным российским вторжением, но и им не можем в нём отказывать.

Поэтому первое, что нужно уяснить: действия европейских «ястребов» во многом продиктованы идеалистичным, а не прагматичным подходом. Они не принимают решения основывая их только на стоимости газа или прибылью от завода Фольцваген в России. В то же время не нужно ударяться и в крайности, не стоит думать, что действия того или иного политика продиктованы одним лишь прагматизмом или одним лишь идеализмом, обычно это сочетание обеих подходов.

Вообще странно задаваться вопросом, почему Зеленский и «евротройка» так цепляются за 17% территорий Донбасса и не соглашаются на мир, если тот же самый вопрос можно адресовать и Путину, а он почему цепляется?

Основная идея Европы сейчас в том, что Путин не должен победить, а это означает, что мирный договор не должен быть таким, который позволит Москве заявить о своей победе, а также Россия не должна быть прощена за развязывание войны. То есть Украина не должна идти на значительные уступки, а основная часть санкций с России не должна быть снята после завершения боевых действий.

И вот здесь есть толика прагматизма. Европейцы прекрасно понимают, что в нынешнем положении едва ли возможен мир совсем без уступок со стороны Киева, поэтому готовы обсуждать, например, ограничение численности ВСУ на уровне 800 тысяч человек в мирное время. Это столько же, сколько численность ВСУ сейчас, в военное время. Де-юре это можно назвать уступкой, а вот де-факто, конечно, это никакая не уступка. Что касается наказания агрессора, нужно ли считать эту идею идеалистичной? Тогда как у Путина перед глазами стоит страх марша европейских танков к Сталинграду от Харькова, у европейцев стоит страх повторения последствий политики «умиротворения Гитлера», Стармер точно не хочет войти в историю так, как в неё вошёл его предшественник Чемберлен.

А вот отношение к Украине и украинцам у европейцев скорее прагматичное. То, что на войне умирают украинцы, а не европейцы, всех устраивает, и не важно, как много их погибнет, главное, что они это делают достаточно эффективно. На днях бывший председатель Мюнхенской конференции и немецкий дипломат Ишингер прямо сказал:

Поэтому европейские «ястребы» вполне прагматичны в своём желании затянуть войну, пока конфликт остаётся контролируемым и прямо им не угрожает, лишь бы Украина продолжала ослаблять Россию пускай и ценой собственной жизни.

Но не стоит забывать и про идеологию. Один из моих подписчиков озвучил интересную мысль: большинство живых поколений людей выросли на художественных произведениях с моральным дуализмом, в котором есть лишь вечно борющиеся добро и зло, причём добро в конце всегда побеждает как бы ему не было тяжело в середине пути. Для миллениалов это Гарри Поттер, для бумеров — Звёздные войны или Властелин колец. Мода на серую мораль в художественных произведениях пришла совсем недавно, растущие на ней зумеры пока не принимают решений. Каждый политик — это человек, а каждый человек, конечно, считает, что именно он находится на стороне добра, ну а «добро не может проиграть», как его с детства учили.

И на то, что «добро не может проиграть» некоторые европейские политики положили свои политические карьеры. В последнее время я называю «евротройку», состоящую из Мерца, Макрона и Стармера, политическими кастратами. Они, будучи главными идеологами продолжения войны и отказа Украины от «сделки Трампа», одновременно ставят антирекорды по рейтингам внутри своих государств, среди избирателей это очень непопулярные люди. Также они явно упустили контроль внутри Европы, Еврокомиссия под руководством Урсулы фон дер Ляйен значительно усилилась и уверенно двигается в сторону формирования «европейского СССР», где все главные решения будет принимать ЕК — орган, который прямо не избирается, а назначается закрытым кругом лиц — европейскими лидерами — в ходе коридорных интриг.

Кстати, и количество мандатов не ограничено, то есть председатель ЕК в теории может оставаться руководить Евросоюзом в течение любого времени, хотя на практике пока никто больше 10 лет эту должность не занимал.

Для этих лидеров, сделавших ставку на Украину, нужно объяснение, ради чего они пожертвовали своими карьерами, суверенитетом своих стран и внутренней политикой. Объяснение это требуется не столько избирателям, сколько самим себе, Макрона, например, его политические рейтинги уже не очень волнуют, третий раз он президентом не станет, зато может продолжить карьеру в структурах Евросоюза, где нужны как раз не рейтинги, а связи.

Борьба со злом очень хорошо всё для них объясняет, ведь если идёт глобальная война плохих и хороших, то нужно сражаться, а не думать об уровне благосостояния своего среднего класса, размере пенсий или стоимости коммунальных услуг. Населению всегда можно объяснить, что если эту войну проиграть, то придёт Путин и не будет уже никаких пенсий и благосостояния, а если Украина победит, то все поймут, ради чего всё это было.

Однако есть третий вариант, причём наиболее вероятный: что если Украина проиграет, а Путин не придёт? Не нападёт на Европу, не начнёт Третью мировую войну, а вообще уйдёт на пенсию танцевать на аквадискотеках и отдыхать в комнате грязи, вот что тогда? Как тогда объяснить, в чём был смысл европейской политики последних лет, на что были потрачены деньги, зачем умерли все эти украинцы, которым сказали «давайте просто воевать»? Ответить на эти вопросы европейским ястребам будет очень сложно, и дело, повторюсь, даже не в избирателях, а в ответах самим себе.

Это буквально экзистенциальный кризис, когда группа европейских политиков может понять, что вся их борьба, все жертвы, к которым привели их решения, были лишены какого-либо смысла.

Сейчас Стармер боится стать Чемберленом, Макрон боится стать Деладье, а Мерц боится стать Гинденбургом, но факт в том, что они в случае заключения мира рискуют стать Андроповыми и Линдонами Джонсонами. Правда первый быстро умер, а второй хотя бы имел достижения во внутренней политике, тогда как «евротройка» ни первым, ни вторым похвастаться пока не может.

Впрочем учитывая популярность АдГ в Германии, Мерц в случае своего провала вполне может стать и Гинденбургом, и Джонсоном одновременно.

А ведь есть ещё Урсула, которая явно намерена реформировать ЕС, превратив его, как уже сказал, во что-то похожее на СССР, в котором будут состоять формально независимые национальные государства, однако ключевые полномочия будут принадлежать Еврокомиссии с потенциально бесконечным сроком полномочий председателя. Сложно сказать, видит ли фон дер Ляйен себя в роли эдакого Сталина, руководствуется она личными политическими амбициями и жаждой власти, или же просто считает, что «так правильно». Но и для неё поддержка Украины — это война, в которой «добро не может проиграть».

Потому что если «добро» проиграет, хотя не может, то это означает ровно две вещи: или добро не было добром, или кто-то настолько мощно обосрался, что смог изменить законы мироздания. Не важно, что для себя решат жители Евросоюза и как объяснят поражение Украины, так как любое решение ведёт к одному, к необходимости внутренних изменений, что едва ли возможно без большого внутреннего кризиса и демонтажа значительной части политического наследия Урсулы фон дер Ляйен. Вряд ли речь будет идти о развале ЕС, хотя всё возможно, но я бы ставил на то, что запустится обратный процесс, когда национальные правительства начнут возвращать себе полномочия, а Еврокомиссия превратится из управляющей надстройки обратно во вспомогательный орган. Хочет ли такого исхода человек, который максимально приблизился к созданию «европейского СССР»? Очевидно, что не хочет.

Поэтому для многих европейских политиков победа Украины стала экзистенциальным вопросом, проигрыш Киева будет означать и их собственное поражение, уничтожение политического наследия и бесславный финал политических карьер. Вот только под проигрышем они понимают не военное поражение Киева, а заключение сделки, которая не накажет агрессора и заставит Украину идти на уступки, даже если эта сделка позволит Украине сохраниться как государство, сохранить жизни своих граждан и восстановиться после войны, как когда-то помогла Финляндии стать одним из самых развитых государств на планете.

Цели спасти Украину у них нет, всех устраивает, если Украина героически погибнет, лишь бы забрала с собой Россию. Даже если через несколько лет войны Путин захватит не только оставшиеся 17% Донецкой области, но и Харьковскую, Полтавскую, и Запорожские области, осадит Киев и высадит десант в Одессе, то это всё равно лучше, чем предлагаемый Трампом «тяжёлый мир», так как позволит сказать, что Украина не пошла на уступки и компромиссы, остановила Путина и лишь поэтому он не напал на Европу, выдохшись воюя с героическими украинцами, память о которых будут чтить так же, как память о погибших в битвах за Хогвартс или за Набу (которое планета).

Более того, возможно, для этих политиков победой станет и самопожертвование Европы. Урсула фон дер Ляйен открыто добивается изменения главной «скрепы» ЕС: смены процедуры принятия ключевых решений с консенсуса на большинство. Также изъятие российских активов выглядит совершенно радикальным и беспрецедентным шагом, потому что даже активы Третьего Рейха не были конфискованы во время войны, их судьба решалась на переговорах после. Германия, конечно, не имела права голоса, но лишь потому, что она в этой войне капитулировала, то есть сдалась на милость победителя. Однако пока Германия сражалась и итог войны не был предопределён, немецкие средства оставались замороженными. Такие действия в перспективе могут уничтожить ЕС, потому что это нарушение базовых принципов его существования, но ведь добро не может позволить себя проиграть, как минимум, не задействовав все возможности.

Однако похоже в Европе постепенно возникает оппозиция среди тех, кто всё ещё заботится судьбой своих государств и не ставил свою политическую карьеру на победу «добра». Очень показательной стала встреча Зеленского и Мелони на прошлой неделе. Хотя Италия не была в лидерах по прямой помощи Украине, премьер-министр традиционно примыкала к европейским «ястребам», что может показаться странным, но всё легко объяснимо. И почему примыкала, и почему теперь уговаривает Зеленского пойти на условия Трампа.

Джорджа Мелони — правый политик, а если называть вещи своими именами, то в молодости она была открытой фашисткой. Начинала свою политическую карьеру в движении MSI, которое является прямым наследником партии Муссолини, основанным после войны бывшими членами НФП. Сейчас у неё, конечно, своя отдельная партия умеренных правых, но её взгляды понятны, хотя публично и не озвучиваются.

После победы на выборах в Италии у Мелони было два предложения: от Ле Пен и от Усрулы. Первый вариант означал присоединение к близким по духу и взглядам политическим маргиналам без реального влияния и с непонятными перспективами, а второй — «билет в высшую лигу». Мелони предлагалось войти в европейскую политическую тусовку, стать в ней своим рукопожатным человеком с перспективой продолжить карьеру в структурах ЕС после завершения карьеры в национальном руководстве, взамен нужно было всего лишь не блокироваться с Ле Пен и прочими Орбанами, а быть обычной проевропейской системной правоцентристкой. Выбор был сделан, но это был 2022 год, с того времени многое поменялось.

Учитывая личные взгляды Мелони, вряд ли её может устраивать нынешний курс Еврокомиссии и уровень концентрации полномочий в руках Урсулы, чего в 2022 году ещё не наблюдалось. Изменилось и положение европейских крайне правых, АдГ продолжает набирать рейтинги, репрессии против Ле Пен привели к появлению новой политической звезды Барделлы, который вполне может привести свою партию к победе во Франции, а в Великобритании готовится взять власть Фарадж. В США параллельно победил Трамп, и теперь Мелони может выбирать не только между дружбой с Ле Пен или Урсулой, а и между дружбой с Урсулой и дружбой с Трампом.

А ещё она росла явно на других книгах и рассказах. Для неё добро — это Муссолини, и она знает, что добро не всегда выигрывает.

Поэтому вскоре мы можем увидеть в Европе не просто противостояние идеалистов и реалистов, а противостояние двух разных течений идеалистов. Точнее может быть мы наблюдаем самое начало этого противостояния, последствия у которого могут быть более чем заметные для всего мира.

После прочтения могло сложиться впечатление, что Европа сама не знает чего хочет, не имеет никакого реального плана и руководствуется только идеей «добро всегда побеждает». Это не совсем так, план у Европы есть, он заключён в экономическом истощении России со, скорее, не целью, а мечтой о последующем развале на отдельные национальные республики, но про это в другой раз.

Канал автора: https://t.me/artjockey