Чечня: социальные и политические тенденции

20 августа в Чеченской республике произошла серия нападений на сотрудников правоохранительных структур. Эти инциденты оказались в фокусе информационного внимания по нескольким причинам. 

Во-первых, Чечня и на общероссийском, и на международном уровне позиционируется, как пример эффективной интеграции проблемного региона и успешной борьбы с экстремизмом. Во-вторых, в августовских инцидентах главными фигурантами оказались несовершеннолетние. По словам министра Чеченской республики по национальной политике Джамбулата Умарова, «самому старшему из тех, кто сбивал сотрудников ДПС, было 17 неполных лет, самым младшим из преступников, по поступающим сейчас сведениям, было 11 лет». В-третьих, ответственность за теракты взяла на себя запрещенная в России группировка «Исламское государство», которая, судя по заявлениям официальных представителей РФ, в последнее время понесла серьезные поражения на Ближнем Востоке.    

В ноябре 2017 года Рамзан Кадыров в интервью агентству «Интерфакс» даже заявил о том, что «Чечня является единственным регионом мира, где полностью побежден терроризм» (http://www.interfax.ru/russia/588267).Понятное дело, любое официальное лицо стремится представить свою работу, как образец эффективности. Однако за вычетом пиара сегодняшняя Чечня разительно отличается от того образа, который мы привыкли видеть в 1990-е годы. По числу терактов она не лидер среди субъектов СКФО, криминальная обстановка в республике выгодно отличается от многих регионов страны, а туры в Чечню пользуются все большей популярностью не только среди граждан РФ.

Однако вся эта позитивная динамика не означает, что Чечня, как и другие образования Северного Кавказа, стала полностью свободна от терактов. Достаточно вспомнить атаку на православный храм Михаила Архангела в Грозном в мае 2018 года или нападение на часть Росгвардии в марте 2017 года. И дело не в том, что пресловутое «ИГ» откуда-то из Сирии или Ирака направляет боевиков. «Исламское государство» - это брэнд, под которым работают радикалы на Северном Кавказе и на Балканах, на Ближнем Востоке и в Африке. У них нет единого Политбюро и ЦК, и их «ячейки» могут выстрелить не только в регионах, имеющих репутацию «горячих точек», но и в благополучном Париже и Брюсселе. И единого рецепта, как сдерживать их силой или толерантностью нет. Спасение не гарантирует ни «жесткая рука», ни политика «позитивной дискриминации». 

Тем не менее, в северокавказском контексте стоит обратить особое внимание на один момент. В республиках СКФО в последние годы значительно укрепилась религиозность, в особенности в молодежной среде. Она даже потеснила по значимости этнический фактор. На фоне очевидного кризиса светских идеологий и не до конца артикулированного общероссийского национального проекта, региональные власти с помощью веры пытаются заполнить имеющийся вакуум. И получается определенное противоречие. С одной стороны, декларируется борьба с «Иблисским» (то есть сатанинским) государством, так именуют запрещенное в РФ «ИГ», а с другой – усиливается представление о собственной «особости». Однако движение в этом направлении вполне может остановиться наформировании традиционной консервативной картине мира, н может и продолжиться на путях поиска «чистоты веры» и «исключительности». И удержать его административными методами не всегда получается.