Частный детектив жарит жену клиента обещая не рассказывать про измену

🛑 ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

Частный детектив жарит жену клиента обещая не рассказывать про измену
Доступ к информационному ресурсу ограничен на основании Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации».

Доступ к информационному ресурсу ограничен на основании Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации».


 ЧИСЛО DEVOTEE
 




- Ты о чем-то задумалась, милочка, и не говоришь ни слова. А мораль отсюда такова... Нет, что-то не соображу! Ничего, потом вспомню...
- А, может, здесь и нет никакой морали, - заметила Алиса.
- Как это нет! - возразила Герцогиня. - Во всем есть своя мораль, нужно только уметь ее найти!

Льюис Кэрролл
"Алиса в Стране Чудес"


Warning!
 Все события и персонажи - являются - вымышленными.




















Часть первая.

Считайте, что это небыль.
Считайте, что это бред.
Зачем вам журавль в небе?
У вас и синицы нет.

Вы цедите жизнь из фляги.
Все лучшее - на потом.
А циники и бродяги
Прильнули к ней жадным ртом.

Их бьет по лицу эпоха,
Насилует круговерть.
Но вовсе не так уж плохо
В скитаниях встретить смерть.

Как жалко, что вам интересней,
Увы, не луна, а грош.
И сладкая песня пенсий -
Цена кабалы святош.
Макар Вильденрейтер

1.

 Мою первую любовь звали Лена. Нет, она не была моей первой девушкой. Мой экзамен на аттестат половой зрелости был достаточно затяжным; а путь к нему - почти тернистым.
 Лет в 13-14 статная дева Эрекция стала для меня неотступным и несгибаемым кошмаром. Я знать не знал, как с ней справиться.
 Допустим, я один дома. И что? Я мог часами мастурбировать, разглядывая репродукции нагих античных скульптур и откровенных картин эпохи Возрождения: ими полнились толстые фолианты из библиотеки отца - учителя истории в моей школе; с той же целью я таскал из памяти черно-белые фото, убого переснятые с западных порножурналов - ими ребята хвастались в школьном туалете на переменах. Нормально?
 (К слову о живописи. Однажды, уже будучи разведенным, я побывал в Дрездене. Не поленился зайти в Gemaldgalerie. Движимый ностальгией по утраченной невинности, прямиком пошел поклониться Старым мастерам. Воочию увидев "Вирсавию" Рубенса, я немедленно направился в "": усмирять паховые страсти.)
 Когда родители прозябали не на работе, а дома, - ничего не оставалось делать, как пробормотав: "Я на минуточку, принять душ", трижды на дню запираться в ванной и наспех освобождаться от своего полубезумия с тем, чтобы вскоре - оно опять воскресло в чреслах, не крещенных до поры любовью.
 Уверен, родители догадывались о причинах моей стихийной чистоплотности. Но они были людьми интеллигентными; поэтому гнали картину, что все - честь по чести; или трусили подступиться ко мне с разговорами на запретные темы. Помню, в десятом, отец на что-то там осмелился. Покашливая в кулак. Опуская глаза. Что-то несуразное. Назидательное. О любви и дружбе. Жаль. Было уже поздно.
 Вы, как писатель, не информированы? И не думаете ли Вы, что у родителей девочек проблемы поинтимнее? Как-никак, месячные требуют более взвешенных комментариев, нежели желтые пятна на простынях...

 Да-да, я увлекся, извините. Впредь буду рассказывать безо всяких отступлений. Это я к тому, чтобы Вас достало-таки мое описание того миробеспорядка, в котором я пребывал лет до шестнадцати, - пока в девятом классе не сменил школу.
 Кое-что предвосхищая, признаюсь, что эта перемена участи ввергла меня в такие метаморфозы, какие не снились и доктору Джекилу.
 С первого по восьмой класс я слыл хорошо учившимся сереньким крысенком, - чем вызывал презрительное равнодушие сверстников, иногда прерываемое ленивым поддразниванием и тычками в спину: так, походя, для "". А еще - меня предали мои собственные глаза, с пяти лет обреченные на чтение замасленных томов; их, по мнению моих дражайших родителей, надлежало мне изучить, чтобы, спустя жизнь, иметь глупость именовать себя - культурным человеком. Результат не заставил себя ждать: мое зрение убывало в том же темпе, в каком прибавлялась образованность. В награду за рвение - родители водрузили мне на лицо толстые стекла в уродливой псевдочерепаховой оправе.
 Хуже могла быть только "железная маска".
 Или колпак прокаженного.
 Верьте мне, крылатую фразу Чехова мои родители трактовали как-то уж совсем по-птичьи: "мысли и душа" даны нам для полета, а "одежда и лицо" - для падения. Нормально?
 Да, это была своего рода защитная реакция необеспеченных людей, которым никак не удавалось обменять свою образованность на постоянный достаток. И что? По их стопам?
 ...Деньги в нашем доме водились от случая к случаю; солидного растратчика из меня не вышло. Не буду грешить, одежда, в которой я проходил все свое детство, всегда была добротной; но в ней я неизменно походил на опрятного старичка.
 И вдруг, как по мановению волшебной палочки, жизнь моя дала резкий крен в сторонку относительного благополучия. Виной же всему стала непробиваемая порядочность моего отца. В нашей школе - из пяти восьмых классов - набирали только два девятых: мне, как учительскому сынку, место под солнцем было обеспечено; отцу следовало всего-то предоставить событиям идти своим чередом.
 Но мой старик, со свойственной ему болезненной принципиальностью, встал в позу.
 Ему! - прослыть коррупционером?
 Стало быть, я пойду искать другую школу. Если у меня пороху не хватит, то в ПТУ или техникуме меня приютят как родного.

 Наша жирная директриса, - у которой после этих слов встопорщились все те черные вьющиеся волоски, что всегда видны невооруженным глазом в вырезе любого из ее платьев (Она страдала какими-то гормональными нарушениями, что и сообщало ей некоторую мужеподобность)... Так вот, директриса красноречиво повертела пальцем у виска и сказала отцу: "Ну, знаете, я могу позвонить куда угодно, и везде, слышите меня, везде с радостью возьмут к себе такого успевающего ученика". Но мой родитель уперся рогом: "Ну, нет, благодарю покорно, думаю, моему Виктору придется продолжить свое образование на общих основаниях и без малейших поблажек".
 Знайте, если мой батюшка и хотел чего-то добиться этим порфироносным жестом, - он свое получил. Директриса всегда принижала умственные способности родшего мя. А тут, надо полагать, возомнила себя Касандрой. Жаль, что ей по-прежнему приходилось мириться с папкиной работой в нашем учреждении - весьма среднего образования. Т.к. ей его вверило РОНО. Т.к. РОНО олицетворяло партию и правительство. Т.к. нормальному мужику там и впрямь трудиться не с руки.

 Лето - лето = 0. Пришлось, высунув язык, обегать всю Москву - в поисках тех гостеприимных дверей, что распахнуться мне навстречу и впустят меня в дивный мир познания (Как Вы понимаете, я иронизирую).
 Эта ситуация, хоть и закончилась благополучно, - заставила меня трезвее взглянуть на жизнь моего задрюченного учениками старика и моей книжно-пыльной матушки; она работала в библиотеке МГУ; отец ее там и подцепил, когда тлел третьекурсником.
 Но, ай да папа! Расчувствовавшись от моего маленького триумфа, - он пообещал выполнить любое мое желание. В качестве подарка. К началу учебного года. Унылая бестия понимал, что мое вышколенное постными проповедями нутро не даст мне попросить ничего сверхъестественного. И все же мое заветное, годами вымученное желание, - повергло его в шок: я попросил контактные линзы. Думаю, не надо объяснять, как важно было угрюмому, прыщавому и угловатому подростку избавиться хотя бы от очков. Приобретение пары импортных линз - могло пробить в нашем жиденьком семейном бюджете основательную прореху. Но мой отец - справился.
 Кряхтя и чертыхаясь, он проявил недюжинную ловкость.
 Перехватил на стороне пару-тройку английских переводов...
 И 1 сентября - в новую школу! - я! - пришел - без очков.
 Распрощавшись с уродской деталью гардероба на носу, я смело шагнул в новую жизнь.
 Почти новым человеком.
 И в этой "новой жизни" я встретил Лену...
 Извините, я бросил курить; но одна сигарета - еще не рецидив. Ужасно хочется затянуться, аж уши горят...

2.
Здравствуй, моя дорогая Светка, единственная, любимая и ненаглядная подружка моя! Целую твои чудесные карие глазки и крепко-крепко обнимаю тебя.
Как живется-поживается тебе в твоей далекой сказочной Голландии? Помнишь ли ты еще меня? Что-то давненько не было от тебя никакой весточки, а ведь я по тебе так скучаю, что, наверное, и словами передать невозможно. С тех пор, как ты вышла замуж за своего Питера, я осталась в Москве совсем одна. Ты же знаешь, я никогда ни с кем не общалась настолько близко, как с тобой... Да и этой дружбы могло не быть, если бы не свойственная тебе прямота и решительность. Захотела, чтобы мы стали подругами - получай! Мне об этом никогда жалеть еще не приходилось, вот разве что теперь, когда ты далеко, и, как говорится, надолго. Теперь мне только и остается, что вспоминать наши безумные поездки за город и умопомрачительные походы по ночным кабакам, потому что без тебя наша слабосильная команда окончательно распалась.
Как бы то ни было, я пишу это письмо и надеюсь, что оно не будет последним. По телефону обо всем не расскажешь, да и накладно, если честно. На интернет, слава богу, пока еще наскребаю, а дальше видно будет...
Это я к тому, что наш славный банк все-таки накрылся, и теперь я пока что нигде не работаю (надеюсь, что временно), по большей части сижу дома, смотрю по телеку бесконечные сериалы и поплевываю в потолок. Но я особенно не беспокоюсь, потому что кое-какие деньжата у меня еще остались, на пару месяцев умеренной жизни хватит (а ведь жизнь у меня и так всегда была достаточно умеренной, ты-то знаешь это не хуже меня ). К тому же Петрович (ты еще помнишь нашего милого зануду Петровича?) обещал всем нашим, в том числе и мне, что он что-нибудь для нас придумает. А когда Петрович что-то говорит, ему хочется верить.
На личном фронте у меня, как на западном - без перемен. Ты всегда внушала мне, какая я красавица-раскрасавица, и я действительно ею себя чувствовала, пока рядом со мной была ты. Но на твоем фоне, и это не комплимент, а чистая правда, я все-таки была гадким утенком. Ты и с Сашей меня познакомила, чуть не свечку нам держала (это я любя, не обижайся!), а ведь он тогда не на меня, - на тебя клюнул. Я, как последняя дура, влюбилась в него без памяти. Но он, он-то все это время искал случая к тебе подкатиться! А потом, когда узнал, что ты выходишь замуж за голландского фирмача, сразу сошел с круга. В общем, все как у моего любимого Макара Вильденрейтера:
Я так с тобою нянчилась,
Я так с тобою мучилась.
С тобой, как с малым мальчиком,
По мужику соскучилась.
Кругом летают соколы,
А ты унылым вороном
Из терема высокого
Катись в любую сторону.
Я без тебя, мой маленький,
Найду цветочек аленький.
А ты, сыночек маменькин,
Ступай обратно к маменьке.
Земля, она ведь круглая.
Земля, она ведь вертится.
Расстанемся без ругани,
Чтоб никогда не встретиться.
Я все это пишу не к тому, чтобы в чем-нибудь тебя упрекнуть, упаси меня бог! Ты-то ведь ни в чем не была виновата, это я сама от счастья последнее зрение растеряла. Знаешь, он и теперь время от времени звонит мне, поддерживает иллюзию каких-то якобы существующих отношений. Но стоит мне хоть на миг забыться и размечтаться о том, что он все еще меня любит (все еще! как будто он на самом деле меня когда-нибудь любил!), как его вопрос, словно невзначай заданный о тебе, мигом меня отрезвляет. Теперь, если ты ответишь на мое письмо, мне будет что ему рассказать. Интересно, о чем он спросит после этого?
Перечитала письмо и ужаснулась, столько в нем горечи и раздражения! Похоже, сидя дома, я совсем одичала. Быстрей, быстрей на работу! Я хотела было стереть всю свою писанину, чтобы ты не узнала, какой я без тебя становлюсь глупой, а потом передумала. Будь что будет, уж перед тобой-то мне незачем себя приукрашивать. Выговорилась - и ладно, честно говоря, на душе даже как-то легче стало. Жаль только, что не могу услышать в ответ на все свои страхи и опасения твой веселый жизнерадостный голос, твой заразительный смех, которым ты сводила с ума всех представителей волосатой части человечества от 14 до 64 лет, твой умный совет, из числа тех, которым я всегда (с удовольствием следовала).
Ну, ладно, что это я все о себе, да о себе. Мне ведь и о тебе хочется узнать как можно больше. Так что уж не ленись и черкни пару строк о своем житье-бытье. За морем житье не худо - это нам и без тебя известно. А ты напиши поподробнее, какое в свете чудо, как ТЕБЕ там живется. Как там твой Питер, как к тебе относится, по-прежнему ли он тебя боготворит или уже начал привыкать. Хотя разве можно к тебе привыкнуть? Напиши, чем ты занимаешься, чем твои будни отличаются от выходных. Какие в Голландии магазины, что сейчас модно в Европе. В общем, пиши обо всем, что сочтешь нужным, мне интересно все. Звони, потому что я всегда рада слышать твой голос. Надеюсь, ты еще не забыла номер моего телефона?
Не буду больше докучать тебе своими расспросами. Для первого-то раза! Ответишь - глядишь, и переписка завяжется. Только ты обязательно пиши. Буду ждать. А пока - пока. До свиданья, Светка, дай тебе бог счастья, целую и обнимаю тебя.
XXXOOO

Твоя Лена.

3.

 Итак, мою первую любовь звали Лена. Но на "ура" я ее не брал. Разминки ради я прошел через тренеровочную череду приключений: безумных, циничных и бесшабашных; они кажутся естественными только в тинэйджерском возрасте.
 Школа, в которую я попал, расположена на Садовом кольце: по одну его сторону старая Москва, - по другую уже начинают попадаться сравнительно новые здания и даже новостройки. Сама школа - тоже была чем-то вроде смеси старого и нового; не внешне, конечно, а по своей сущности. Когда-то в ней учились детки всенародно любимых киноартистов, прикормленных светил журналистики, корифеев науки: словом, мажоры, золотая молодежь. Но грянула перестройка: демократия нахлынула; престиж школы подмыло. Чтобы сохранить кастовую неприкасаемость, приходилось играть в актуальность. Тогда-то и разбавили компанию мажорных подростков парой-тройкой таких, как я, - "ботаников" с рабочих окраин.

Я мальчик бедный,
Дитя двух родин,
На вид не бледный,
Но - беспороден.
Я не активный
Питомец розги -
Бесперспективный
Владелец мозга.
Пойми же, мама,
Среди окраин
Фарс, а не драма
Убийца Каин.

 Это почти про меня.
 Тогдашнего.
 Кто написал?
 Макар Вильденрейтер. Макарушка, кто же еще? Впрочем, всему и всем...
 Я сказал: "таких как я". Но сам-то я уже не хотел быть прежним. В новую школу я ступил с твердым намерением стать:
а) если не лучшим из худших;
б) хотя бы - худшим из лучших...
 В глубине души - я никогда не был дитя добродетели, родившееся от непорочного зачатия. Учеба мне осточертела. Я с радостью променял бы все свои пятерки на жизнь троечника. В школе его считают тихим. Но, едва переступив порог ее в обратном направлении, - он предается злободневным удовольствиям. Для меня они - немыслимы. Этот охуевший троечник: хлещет портвейн, смолит сигареты, и целует взасос приблудных пэтэушниц. Пока я находился под неусыпным надзором моего бдительного родителя, - об означенных выше роскошествах мне оставалось только мечтать. Выйдя из-под всечасного контроля отца, - я, как с цепи соскочил; меня потянуло на "подвиги".
 Прощай, учеба!

 Если есть какое-то сильное желание, - претворение его в явь, - не за горами. Единственным препятствием - я это с порога почувствовал - был комплекс чужака.
 Но мне ли не быть к нему готовым?
 И я его преодолел. (По-новому.) Расчетливо и ходко. Для человека с интеллектом выше среднего - нет ничего невозможного.
 Избавившись от очков, я занялся спортом. И своей внешностью.
 А еще...
 Споро сказанное слово.
 Эффектно удержанная мысль.
 Кстати совершенный шокирующий поступок.
 Без нажима истраченный рубль.
 Удачно спланированная драка...
 Недаром между собой учителя прозвали меня Горчаковым.
 Два месяца попотев в шкуре дипломата, изломав сотню кнутов и скормив центнер пряников, - я был за все свои труды вознагражден сторицей: меня приняли в «святая святых» школьной тусовки. В ней - за мной закрепилась устойчивая репутация отъявленной шпаны и парня без тормозов.
 (Молодчина я?)
 К тому же, спасибо папе с мамой, - я и тогда оставался развитым и образованным "культурным человеком". Чего в мажорной среде всегда не хватало. Вместо денег у меня были мозги; это товар ходовой. Поздравьте меня! К исходу девятого класса - я уже мнил себя гуру небольшой да бравой пародии на банду малолетних беспредельщиков. "Детишки" не шибко выходили за рамки «УК». Но шума в окрестных кварталах наделали препорядочно.

 В промежутке между двумя своими крайними состояниями - я расстался с невинностью. Этим - я срыл последний барьер на пути моей уличной карьеры. Чудны дела твои, Господи! Сделать это мне - вчерашнему Верховному Магистру Ордена "Ботаников" - оказалось почти плевым делом.
 О, моя первая девушка!
 Это отдельная история.
 Аллочка Седакова.
 Дочка директора соседнего гастронома.
 Она была чужда нашей школе.
 Как и я.
 
 Губастая и грудастая. Травленная перекисью. Всегда щедро раскрашенная девица. Вызывающе одетая по моде. Перезрелая для своих лет... О ней мечтал любой недоросток эрекционного возраста. На тот период - многие из малых сих своего добились. Остальным же, распаленным изощренными подростковыми фантазиями и чуткими потными снами, достался мозолистый пай пальпировать свое расшалившееся воображение.
 И терпеливо дожидаться.
 Своей очереди.
 Сам я тогда принадлежал ко вторым.
 Но с неуступчивостью браконьера - намеревался встать в круг счастливцев.
 Трахнуть Аллочку - означало подняться на ступеньку выше. В нашей негласной школьной иерархии. Это стало для меня навязчивой идеей.
 Для меня.
 Не для Аллочки.
 Фашистка-Аллочка не желала меня замечать.
 Я же не хотел довольствоваться мизером. Трахать надо - одних королев! А Аллочка и являлась для всех нас этакой королевой. Выходит, рано или поздно, обрекалась стать моей.

 Я чуть ли не елозил перед ней на коленях. Истратил на Аллочку кучу денег, сэкономленных на школьных завтраках, - ощущая при этом непривычные проблемы с желудком. На всех посиделках у приятелей, - когда мы прогуливали уроки, или чьи-то родители уезжали на дачу, - я угрем вился вокруг Аллочки, гадая на ее желаниях и истощая ради нее ядерный потенциал своего злого остроумия.
 Аллочка охотно и благосклонно принимала все знаки внимания; плотоядно смеялась моим шуткам, - вздрагивая необъятной (как у баварской медсестры ) грудью. При этом целовалась она - с другими; целовалась и шла пялиться по всем углам.
 С кем угодно...
 Только не со мной.
 Я же усидчиво страдал, окольцованный дымом ее сигарет и, стиснув веки, ждал; ждал какого-нибудь не сложного, не спонтанного, - но фасонистого сигнала. Под стать белому дыму над Ватиканом.
 
 Внутренний голос мне, дураку, говорил, что всякому упрямству есть предел, что я могу подснять девчонку и попонтовее. Приятели откровенно надо мной потешались. В их компании мне зачастую хотелось волком выть: кого не послушаешь - все суперсексгиганты, любимцы публики и женщин.
 Спорили, спорили, спорили...
 Кто за ночь пятнадцать палок накидает?
 Кто сотню телок перепробовал?
 В конце концов, у кого член длиннее!..
 Я и тогда догадывался, что большинству из них все то, о чем они долдонили, максимум во сне привиделось. Но ведь тогда-то вся эта трепотня выедала мою девственную середку с чавканьем жуков-древоточцев.
 Отступить, признать поражение я не мог. Это значило бы кардинально подпортить свой имидж волевой личности. Вечного победителя. Лидера.
 И я решился сменить тактику.
 Прав, без дураков, прав Александр Сергеевич:
 "Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей".
 Я перестал обращать на Аллочку внимание.
 Все мои саркастические стрелы (теперь!) выпускались ей в спину.
 Снач
Извращенец наблюдает как курьер трахает его жену
Judy Jolie охуенно сосёт
Горячая 43 Летняя Милфа Делает Минет Любовнику Со Спермой В Рот