Был обычный вечер 23-его февраля...

Был обычный вечер 23-его февраля...


Крупные снежинки ложились на дорожку быстрее, чем Егор успевал ее подметать. 

Странное, конечно занятие – подметать снег. Тем более в метель, когда буквально через минуту крупные снежинки скрывают результаты усилий, но у дворника не было других развлечений. К тому же он ждал своего соседа, который должен был вот-вот вернуться со смены и принести ужин: ароматный чай, шаурму и различную выпечку с исходящим сроком годности. Сосед работал в палатке фаст-фуда неподалеку, и всегда приносил заветренные остатки продуктов, тем не менее приготовленные и завернутые бережно, аккуратно, не так как покупателям. 

От медитативной работы Егора отвлекла появившаяся из-за угла дома изрядно выпившая пара молодых людей. 

– С днем Победы! – почти проорал самый датый из молодчиков, обозначая свою принадлежность к сегодняшнему празднику. – 23 февраля. 

– Воистину воскрес – негромко, но с достоинством ответил Егор. Его раздражала эта показная бравада молодых выпивох. 

Те как будто нашли, что искали. Сделав пьяный разворот, они подступили к дворнику. 

– Ты че сказал, дядя? – крепыш, лет на 30 моложе Егора, выставив лоб и вытянув шею, вопрошал у неуместно ответившего человека. – Ты че быкуешь? Ты сам-то служил? 

– А ты дома, сынок, строил? – почему-то ответил Егор, не желая, признаваться, что и он когда-то служил, и даже в отличие от них побывал на войне, имеет медали, ранения и могилы друзей, которые, кстати, стал совсем редко посещать. Ему показалось унизительным становиться в один ряд с этими отморозками. 

- Какие, нахуй, дома, дядя? – непонимающе вопрошал старший, в то время как рядом стоящий товарищ, не стал углубляться в разговор, а просто размахнулся и повалил Егора сильным ударом в ухо. 

Кутилы стали забивать слабо защищающегося человека ногами, и насытившись, удовлетворенные отправились по более важным делам. 

Егор отплевывал кровь и пытался встать. Ему это не удавалось. Болели ноги, грудь, челюсть, ухо. Холод коварно пробирался от асфальта к внутренностям. Снег ложился на одежду и не таял. Было бы глупо умереть вот так в ста метрах от собственного дома, и не дождавшись возвращения соседа, который донесет до тепла, обработает раны, даст напиться, в общем спасет. 

Тем не менее, тянулись минуты, а знакомых шаркающих шагов так и не было слышно. 

Уже практически отключаясь он услышал другие, звонкие, женские, спешащие к нему шаги: цок, цок, цок. 

– Господи, ну и изверги, не люди, а звери – заговорил молодой, звонкий четко поставленный женский голос рядом. 

Заботливые руки стряхнули с головы и плеч снег. Приложили два пальца к сонной артерии. 

– Да живой я, – глухо и сипло отозвался Егор. Слова острой болью отозвались в челюсти. – Встать помоги. 

– Не шевелитесь. Сейчас я вызову скорую, все будет хорошо, лежите! – суетливо распоряжалась девушка. 

Егор осмотрел ее снизу вверх. Спортивного вида сапожки на платформе, лыжные штаны, серая водолазка и зимняя, не застегнутая куртка с меховой оторочкой. Собранное, деловитое лицо уверенной в себе отличницы 30 лет от роду. 

Такие всю жизнь спасают бездомных котов, борются за чистоту в подъезде, лаятся с ЖЭКом, мэром, миром. Спасают всех вокруг. Кроме себя. Со временем превращаются в склочных одиноких старух и пропадают без вести. Бедная девочка. 

– Не надо скорой, отведи меня, я тут рядом живу, в подвале, – тихо протестовал потерпевший, но «активистка» – так он ее мысленно обозвал, уже ругалась с оператором скорой по телефону. Назвав свое ФИО, которое он, кстати, даже не запомнил, требовала немедленно выслать карету на пересечение улицы Ремонтников и Репина, из трубки ей монотонно грубили и требовали назвать точный адрес. Прения затягивались, Егор начинал с новой силой ощущать сонливость, а девушка не унималась: 

–… учтите, я этот звонок записываю, у меня почти двести тысяч подписчиков, я известный правозащитник, поверьте, вам лучше …. Ну и что, что все на вызовах, у меня тут человек умирает… 

Пришли к компромиссу – активистка назвала адрес ближайшего дома, посмотрев в 2ГИС, оператор, пообещала прислать ближайшую освободившуюся машину. 

– Вырубаюсь… поговори со мной – обратился к как будто уже и забывшей о нем активистке Егор, всерьез испугавшийся отключиться и умереть сейчас, когда помощь, фактически уже подоспела. 

– Ой, да, как вы? – беспокойно подбежала к нему девушка, на ходу снимая шапку, сворачивая ее в валик и подкладывая ему под голову. – вам очень повезло, что я тут рядом проходила, представляете, иду я с работы, машину оставила у офиса – такой снег, такие пробки, веду трансляцию, о засилии мигрантов, и вдруг вижу вас, эта диаспора... эта этническая преступность... знайте, вы можете обратиться к нам за помощью... – она порылась в сумочке, достала визитку, осмотрела обездвиженное тело, помялась и сунула визитку в карман спецовки. – ...на общественных слушаниях я неоднократно поднимала вопрос о том, что наша полиция фактически бездействует, нам нужно жестче реагировать на проявления незаконных действий, но знаете, у нас есть организация, там много футбольных фанатов, патриотов, мы объединяем единомышленников, тех кому не безразлична судьба нашего города, оно ведь как говорят – сам себя не спасешь – никто не спасет, мы пока не очень афишируем свою деятельность, но работаем слаженно… 

– Да меня не мигранты, а наши… отечественные оприходовали – прозвучало возражение снизу. 

На лице девушки проявился серьезный мыслительный процесс. Привычная картина мира перевернулась. 

– Да ну, зачем им. Вы уверены? Было ведь темно, вы могли не разглядеть, они говорили с акцентом? Какой у них был цвет кожи? Может бороды? Разрез глаз? 

– Белые глаза, голубые бороды, цвета кожи нет, подстрижены еще так, в шапках... – заплетаясь объяснил Егор. 

Девушка опять недоверчиво посмотрела на него. 

– Нет, нет нет, знаете, всем будет лучше, если вы не будете никому говорить, кто вас избил. И, вообще, я смотрю вы ведь из нижнего класса, ну в смысле у вас доход ниже среднего? Вам ведь не помешает никакая помощь? На лечение, на питание, на какие-то, наверное, культурные потребности, давайте сделаем, точно, вот как. Я как раз вела трансляцию, в очередной раз по поводу этнической преступности, давайте я запишу блог, и вы в нем будете ключевым гостем - просто расскажете как все произошло, как вас избили, но только скажете, что это были, например, представители северной Азии, да вообще можете ничего не говорить, просто не акцентируйте внимание на том, кто, а я все сделаю за вас. Мы откроем счет на ваше имя и будем собирать донаты, поверьте в нашем городе очень много небезразличных людей, а я буду вас курировать! 

– Покурить бы лучше дала, есть сигареты? 

Девушка неодобрительно посмотрела на новоиспеченного подопечного. 

– Вам курить категорически нельзя, наша целевая аудитория этого не оценит! Да и тем более в Вашем положении… 

Ее непрекращающаяся звонкая речь начинала раздражать Егора, и он вновь почувствовал как проваливается в забытье. Глаза закатились, веки сомкнулись. 

Активистка запаниковала, приложила руки к его лицу, воскликнула: 

– Боже, да вы же ледяной, вы сейчас получите переохлаждение! Где же эта проклятая скорая!? Полежите, я сейчас, я сбегаю и принесу что-нибудь горячее, никуда не уходите! 

Звуки удаляющихся шагов угасали в сознании прикованного к асфальту льдом и покрытого снегом человека. 

Через несколько минут дрожащими руками она пыталась влить горячий чай из пластикового стаканчика в замерзшие губы. 

Егор вынырнул из беспамятства от кипятка обжигающего губы и боли в сломанной челюсти, вызванной рефлекторным движением. 

Он закашлялся, и уже успевшая стать привычной боль, раскрылась с новой силой. 

Тем не менее, несколько глотков обжигающего пойла он успел сделать, взбодрился, сонливость прошла. 

– Ну где там, твоя скорая, доча? –деланно небрежно поинтересовался он, мысленно прощаясь с почками, но надеясь все же сохранить себе жизнь. – Поставь стаканчик вот сюда рядом с животом, да, спасибо – может хоть немного будет греть, думалось ему – главное – не разлить. И еще ему не давала покоя мысль, куда запропастился его сосед Архыз. 

– Который час? – обратился он к активистке. 

– Без двадцати одиннадцать, скорая уже больше чем полчаса едет, я сейчас позвоню. 

Обычно в это время Архыз уже был дома и они вместе ужинали перед сном. Почему он задерживается, сегодня было непонятно. 

Девушка тем временем ругалась по телефону: 

– … ну и что, что пробки, у вас есть спецсигнал! Снег? дороги не расчищены? у меня тут человек умирает! Быстрее, поверьте вы сделаете себе одолжение, если скорая приедет быстрее, я взяла вас на карандаш… 

Егор мысленно пожелал терпения ни в чем не виноватому оператору скорой. Тепло от стакана чая быстро выдохлось и теперь в том месте где раньше было тепло стало в два раза холоднее. 

– Скорая в пробке стоит – метель, – обреченно объявила активистка. – Я не знаю, что делать... – она судорожно начала рыться в сумочке, достала тонкие длинные сигареты и нервно закурила, забыв угостить своего подшефного. 

Он постеснялся попросить во второй раз. 

Не выкурив и пол сигареты она бросила окурок в сугроб. 

– Ремнем бы за такое... – подумалось дворнику, но вслух он ничего не произнес. 

Девушка оживилась и изложила план. 

– Уважаемый, эээ, кстати как вас? 

– Егор Тимофеич я. 

– Ага, Егор Тимофеевич, я сейчас начну трансляцию, попрошу подписчиков нам помочь, я уверена, найдется хоть кто-то кто сможет до нас добраться и оказать помощь, вы готовы? Так, Карл у Клары украл кораллы, а Клара у Карла украла Кларнет, поехали. 

Она выставила перед собой руку, загорелся фронтальный фонарик. 

– Я продолжаю, так десять, пятнадцать, восемьдесят, хорошо, привет еще раз ребят, извините, что прервалась, но, в общем на ловца и зверь, как вы знаете, я просто в шоке. Мы с вами говорили об этнической системной составляющей уличной преступности, и в этот момент я натыкаюсь, посмотрите, просто, можно сказать средь бела дня, в центре города, ну пусть, не в центре…. обычного русского человека избивают просто за то, что он русский. Моего друга зовут Егор, Егор Тимофеевич, мы сейчас находимся на пересечении третьей улицы Ремонтников и Репина, ребят, у меня к вам просьба - защелкали уведомления донатов – мы не можем дождаться скорую, может у кого то дома есть носилки, может быть меня сейчас смотрит врач, или у кого то есть внедорожник, нам очень нужна ваша помощь, повторяю, Егора Тимофеевича избили мигранты, Егор Тимофеевич – подтвердите – Егор внимательно посмотрел ей в глаза, активистка не выдержала, - он не может говорить, у него сломана челюсть, запал язык, он практически находится без сознания, нам нужна ваша помощь прямо сейчас, - она отошла от Егора, но старалась держать кадр так, чтобы он в него попадал. 

Егор почувствовал себя совершенно беспомощно. Снег все не прекращался и скрыл его тело полностью оставив только лицо и лужицу крови около головы. Девочка все говорила и говорила. Скорая все не ехала. 

Неожиданно активистку осветил фарами въезжающий на тротуар через газон – за такое тоже не помешало бы ремнем – джип марки Jeep. 

Лихо остановившись прямо у ног блогерши из водительской двери вышел крепкий молодой человек средних лет. 

- Заднюю открой, – распорядился он ей и быстрым шагом направился к умирающему. 

– Ногами шевелить можешь? – спокойно, но с заботой спросил он Егора. 

Тот еле-еле пошевелил ступнями. 

– Макс, – представился мужчина и, нагнувшись, поднял бессильного старика. 

На глаза ему попалась татуировка на руке Егора – три буквы ВДВ с черточками по бокам. 

– Подкрепление прибыло, рядовой, своих не бросаем, сейчас тебя в два счета доставим в больничку – он аккуратно укладывал Егора на заднее сиденье своего внедорожника, с надписью “Никто кроме нас” на заднем стекле, ни капли не переживая, что испортит обилием крови сиденье и коврики. 

– Я с вами поеду, я его одного не оставлю, – возникла рядом активистка. 

– Запрыгивай, – разрешил ей Максим и она шустро залезла на переднее сиденье, успевая как профессиональный репортер докладывать о происходящем экрану смартфона. 

– Я на твой стрим попал, пока в пробке стоял, тут рядом, – объяснил свое спасительное появление водитель. – Я этих понаехавших тоже не люблю. Сегодня возле бассейна парковался, вышел на минуту помочь бабуле дорогу перейти, так у меня из машины барсетку тиснули с документами и часы дорогие, Лонжин, нашел бы – головы отвинтил. 

– Почему сразу понаехавшие? – заинтересовался с заднего сиденья согревающийся Егор. 

Повисла неловкая пауза. 

– А кто еще? Тебя-то вон тоже не наши отделали, отец. 

Они выехали на обочину и по суровому снегу, вызывая зависть у стоящих в пробке легковых машин направились в травматологическое отделение. 

*** 

Дальше были долгие прения в травматологии, которая отказывалась принимать больного, за которым уже выехала скорая. И скандал от активистки и угрозы от Максима. Некоторая настойчивость с их стороны заставила медиков оказать помощь и Егора Тимофеевича начали латать. 

Тем временем, возбужденные стримом правозащитницы и взбодренные праздничным алкоголем совершеннолетние максималисты вывалились в полночь на улицы с целью найти и наказать преступников избивших безобидного дворника. 

*** 

Архыз возвращался домой. 

Он спешил, потому что знал, что его очень ждет голодный сосед, ведь он его не предупредил, что после смены, зайдет в банк, чтобы отправить денежный перевод своей семье, на родину. 

Из-за угла появились два молодых человека в сильно нетрезвом состоянии. Увидев разрез глаз Архыза они вежливо поинтересовались: 

– Это ты Егора Тимофеевича? 

Услышав знакомое имя, Архыз согласился: 

– Егор Тимофеевич, да, знаю, вон там... – и он показал рукой в сторону подвала, в котором они делили комнату. 

Сильный удар в ухо повалил его в снег. Народные мстители стали забивать слабо защищающегося человека ногами. Закончив расправу они осмотрели свою работу. 

Один из них копался во внутренних карманах, а второй, снимая с руки Архыза часы, заметил: 

– Вась, гля какие, Лон-ги-нес, по-любому пижженые.

Report Page