Бородач образовач №21 - Голод 20-х годов: как большевики голодающих детей за границу вывозили⁠⁠

Здравствуйте, с вами Бородатый Бард! Сегодня мы отвлечемся от «концлагерной» тематики и поговорим про голод в Советской России 1921-1922 годов.

Мне в руки попала книга Смирновой Татьяны Михайловны под названием «Дети страны советов: от государственной политики к реалиям повседневной жизни. 1917-1940 гг.». В этой книге автор анализирует политику советского государства по отношению к детям и в одной из глав как раз касается голода 20-х годов. И сегодня я познакомлю вас с одним малоизвестным эпизодом, имевшим место в тот непростой период.

Итак, голод 1921-1922 годов, он стал настоящим бедствием для нашей страны, и в особенности коснулся одной из самых уязвимых категорий населения – детей. В этот период Советской России увеличивается количество подкидышей и осиротевших, забота о которых ложилась на плечи государства. В ответ правительство предпринимает ряд мер для спасения детей, среди них эвакуация детей голодающих губерний в более «благополучные регионы», передача детдомовских детей в семьи, а также принятие помощи от разнообразных иностранных общественных организаций и т.д. Однако мы не будем подробно касаться этих аспектов, если они вам интересны, и вы хотите, чтобы мы их разобрали – дайте нам знать. Мало кто знает, но еще одной мерой, которую предпринимает советское правительство, становится эвакуация голодающих советских детей за границу, о чем мы и поговорим.

Уже в первые месяцы голода к руководству Советской России обратился ряд иностранных государств и общественных организации, которые изъявили желание принять на воспитание голодающих детей. Например, такие предложения поступили из США, Германии, Великобритании, Голландии и еще нескольких стран. Появилась возможность эвакуировать несколько десятков тысяч детей, однако было вывезено всего около 2 тысяч. Почему же так получилось? Многие склонны обвинять большевиков в том, что они отказались эвакуировать детей по политическим мотивам. Однако все намного сложнее.

Во-первых, встал вопрос о том, что не будет никакой гарантии хорошего обращения с детьми. Во-вторых, вопрос культурного влияния, дети могут забыть родной язык, проникнуться иностранной культурой, а также религиозными убеждениями. Тем самым они окажутся «потеряны» для своей родины. В-третьих, тревогу вызывала способность ослабленных голодом детей пережить поездку в другую страну. И в конце концов, советское правительство опасалось, что эвакуированные дети станут орудием антисоветской пропаганды.

Что касается последнего аргумента, то была точка зрения, что при правильной организации эвакуации можно обратить пропагандистский эффект в пользу государства. Этого можно было добиться, если отправить идеологически подготовленных детей, которые могут рассказать миру о зверствах белогвардейцев. Вот, например, мнение инструктора-педагога Обольяновского детского дома И.П. Иванова: «Пребывание на чужой территории наших детей, несомненно, может иметь и некоторое агитационное значение. Например, рассказ ребенка-очевидца о том, как 50 детей детского дома, стоя на коленях, умоляют о пощаде озверевших белогвардейцев, избивающих их любимого наставника, может в 10 минут распропагандировать целый город»

 Это мнение имело определенную поддержку в среде советского руководства, о чем говорит следующий случай. Уже в 1922 году из Голландии поступило предложение о принятии на восстановление здоровья нескольких тысяч детей пострадавших от голода. В виде исключения, предложение было принято. Однако было решено отправить 150 подростков-детей петроградских рабочих (большей частью комсомольцев) на короткий срок в образовательных целях. Таким образом полностью изменив условия поездки

 Первые предложения из заграницы об эвакуации детей поступили уже летом 1921 года. На большинство из них, Советская Россия ответила отказом. Указывая, что желающие помочь, могут отправить средства напрямую в Россию. Однако были и другие примеры.

Так приняли предложения из Британии и Германии о размещении голодающих детей в семьях рабочих. Были разработаны условия эвакуации, согласно которым эвакуировались дети школьного возраста, предпочтительно мальчики. В Германию должны были ехать уроженцы Немкоммуны, а в Англию дети из голодающих губерний, эвакуированные в Москву. Срок был не определен, предполагалось, что дети должны были получить в эвакуации хотя-бы общее образование. Однако, официального ответа правительств Германии и Англии не последовало, в конце концов инициатива так и осталась не реализована. Таким образом, первые попытки эвакуации детей за границу оказались неудачными.

Однако советское руководство не оставило свои попытки спасти голодающих детей. Уже 8 октября 1921 года Министерство Иностранных дел Чехословакии выдвинуло предложение разместить и принять на обеспечение 400 детей. Не смотря на натянутые отношения Чехословакии и Советской России, предложение было принято. Согласно договору, эвакуации подлежали 600 русских детей из губерний Поволжья, предпочтительно мальчики в возрасте 6-12 лет, физически и психически здоровые, а также «морально безупречные». Продолжительность эвакуации определили не менее года, при этом оговаривалось что за условиями пребывания детей будут присматривать специальные советские представители. Чешское правительство приняло эти условия и обязалось направить санитарный поезд для перевозки детей.

В этот момент эвакуация оказалась под угрозой срыва. Дело в том, что в Центральную Комиссию Помощи Голодающим поступили рекомендации Иностранного отдела Российского Красного Креста отказаться от выполнения условий договора. Возникла странная ситуация, Советское правительство хочет отказаться выполнять договор, им же разработанный. В дело вмешался Президиум ВЦИК, который продавил исполнение договора и началась подготовка к эвакуации.

Несмотря на то, что за эвакуацию отвечало несколько государственных органов, всё с самого начала пошло наперекосяк. Согласно условиям, детей должны были доставить к советско-польской границе к 1, самое позднее ко 2 декабря. Для этого был организован специальный поезд, который должен был прибыть в Симбирск 26 ноября и погрузить детей. На деле 1 декабря поезд только прибыл в Симбирск, где оказалось, что дети еще не готовы к отъезду. Лишь 5 декабря поезд отбыл в Москву. При этом в Москву отрапортовали что поезд уже прибыл к границе, что вызвало путаницу. Также оказалось, что в поезде находится лишь 292 ребенка, так как физически и психически здоровых, а также морально безупречных детей непросто найти в пораженных голодом губерниях.

Путь до столицы занял очень много времени, этому способствовала тяжелая ситуация на железных дорогах, а также халатное отношение работников транспорта. Которые задерживали поезд, вопреки указаниям пропускать его в первую очередь. В Москве поезд оказался лишь 12 декабря, здесь планировалось добрать необходимое количество детей, а также снять заболевших в дороге. Здесь возник нехороший инцидент, когда детский приемник отказался принимать 39 больных детей, в результате договорились оставить только 9 тяжело больных ребят. Также возникла проблема с добором необходимого количества детей, так как в Москву не было сообщено заранее, на поезд отправилась первая попавшаяся под руки партия детей, которой недоставало до нужного количества. Это были уже хлебнувшие бродяжнической жизни ребятишки, далекие от морального совершенства. Поэтому неудивительно, что еще не доехав до границы, 9 этих ребят обворовали своих товарищей и сбежали.

Сам путь до границы был также сопряжен с большими трудностями, погрузка детей заняла 4 часа, после чего поезд еще больше суток простоял в Москве. Уже в пути поезд постоянно задерживался, персоналу поезда приходилось буквально боем пробивать себе дорогу. Вечером 17 декабря поезд прибыл в Смоленск, где планировалось догрузить необходимое количество детей, а их требовалось еще около 200. В Смоленске было сообщено что партия детей ждет не здесь, а в Рославле. Путь туда мог занять еще более 2 суток, представители чешской миссии заявили, что если вследствие задержки на польской границе возникнуть проблемы, то  они снимают с себя эту ответственность. В итоге было решено в Рославль не ехать, а двигаться к границе.

Отдельно стоит поговорить об условиях, в которых передвигался детский поезд. Вагоны санпоезда не отапливались, не хватало теплой одежды и спальных принадлежностей. Детей кормили в основном подмороженной картошкой и подтухшей треской. Около 4 детей в день в пути заболевали тяжелыми болезнями, такими как корь, менингит, сибирская язва и т.д. В конце концов, 20 декабря 1921 года, почти на три недели позже, поезд пересек границу. Согласно акту, Чехословакии были переданы 439 детей, при этом 12 мальчиков были обозначены как сбежавшие в пути. Уже в чешском поезде обеспечение детей оказалось лучше, их кормили 5 раз в день, в составе поезда был вагон-лазарет и комфортные кровати. Единственное – детям не выдали новую одежду, пообещав сделать это на месте.

По прибытии в Чехословакию, ребятишек разместили в карантинном лагере в местечке Пардубицы. Там они должны были пройти лечение, так как многие болели тяжелыми заболеваниями. Одна девочка в лагере умерла. Вот как описывал Владимир Вильямович Берештам, прибывший в лагерь с инспекцией, бараки в которых жили дети. «Каждый барак состоит из 2-х просторных зал, отделяемых общей передней. При длине залы (я измерял шагами только одну) — 38 аршин, ширина более 10 аршин, а также при 14 окнах — в зале помещается всего 34 кровати, так что воздуха и света для детей много, тем более что зал высокий. Пол — каменный — плиты, железные кровати с матрацами, бельем, одеялами и подушками. Каждая зала отапливается целый день двумя печами. Освещение вечером электрическое. Дети в возрасте от 7 до 14 лет (один есть 17 лет) — имеют очень жизнерадостный, сытый вид».

В целом инспекция отмечала хорошие условия проживания и питания, однако не все было так радужно. На плохом уровне было санитарно-эпидемиологическое состояние лагеря. В лагере были распространены вши, а сами бараки не были должны образом изолированы друг от друга. Это привело к тому, что болезни передавались от детей к взрослым и обратно. Также дети мылись в бане не так часто, как этого хотелось, и так и не получили новой одежды. Они были вынуждены надевать после купания свою старую рваную одежду, некоторые из них ходили босиком. На замечание советских наблюдателей чешская сторона заявила, что выдаст новую одежду после карантина. Не был организован досуг детей, это приводило к конфликтам между ними. Чтобы занять детей, Советская дипмиссия и сопровождавшие детей педагоги, покупали для них карандаши и бумагу, а также организовали лекции.

Подтвердились и опасения о том, что детей смогут использовать в целях антисоветской пропаганды. Так, 27 декабря при посещении лагеря советский полпред Мостовенко обнаружил что в том же лагере живут бывшие врангелевские офицеры, многие из которых были приставлены к детям воспитателями. Естественно, они обрабатывали детей в духе антисоветской пропаганды, особенно напирая на изучение Закона Божьего. От ребят начали поступать жалобы об избиениях, били прутьями и досками, одному мальчику даже выбили зуб.

Вот какую картину застал Мостовенко во время одного из посещений лагеря: «мужской половине барака в момент нашего прихода врангелевцы колотили ребенка, — рассказал далее Мостовенко. — Там же в холодных сенях мы встретили плачущего ребенка, выгнанного из барака за обращение к сверстнику словом товарищ. Другой ребенок, сын коммуниста, умершего от сыпного тифа, жаловался на оскорбительные выходки в адрес его отца». В таких обстоятельствах многие дети стали жаловаться на тоску по дому и родным.

Примечательна реакция на инцидент главного редактора русского эмигрантского журнала «Русское слово» Анны Хлебиной, которая заявила: «Конечно, рукоприкладство по отношению к детям оправдать трудно, но не стоит забывать, что среди них были 12—14-летние беспризорники с большим “стажем” бродяжничества и воровства... а бывшие офицеры Белой армии, попавшие под ружье зачастую с гимназической скамьи, имели собственные представления о порядочности и дисциплине». Но советская сторона не приняла столь радикальных мер «воспитания» по отношению к больным и голодным детям и заявила протест чешскому правительству. Чехи принесли официальные извинения и удалили врангелевцев из лагеря.

Однако на этом проблема не была исчерпана, местная пресса вела активную антисоветскую пропаганду, использую детей как инструмент. Так в газетах публиковались заметки о состоянии детей в духе «До чего большевики довели Россию», публиковались недостоверные сведения о том, что советские сотрудники санпоезда в пути объедались, моря голодом детей. А также небылицы о том, что к детям прикомандированы «воспитатели-евреи», которые пристально следят за детьми. При этом советская сторона оказалась в затруднительном положений, пойти на конфликт с чешским правительством они не могли, но реагировать было необходимо. Полпред Мостовенко предложил ограничиться ответной компанией в газетах, а также стараться больше не допустить контактов детей с эмигрантами.

Несмотря на проблемы, изначально советская сторона не планировала отказываться от идеи эвакуации детей за границу, так Мостовенко выступал лишь за ужесточение требований к принимающей стороне при последующих эвакуациях. Однако, когда в январе 1922 года Болгария предложила принять у себя 20 тыс. голодающих детей, советское руководство отказалось. После в подобных предложениях было отказано Голландии и Турции. Причем отказывали даже предложениям компартий, например коммунистическая партия Чехословакии предлагала принять 600 детей в семьи рабочих. В конце концов было принято решение – ввиду негативного опыта в Чехословакии, эвакуаций больше не проводить, принимать из заграницы только материальную помощь.

Однако вернемся к эвакуированным детям. По окончанию карантина дети были распределены по семьям. На каждого были заведены специальные личные дела, а опекуны должны были отчитываться о состоянии опекаемого ребенка. К тому же детей регулярно посещали представители советской стороны, в основном они отмечали хорошее отношение семей к детям. Вместе с тем они отмечали, что детей воспитывают в «мелкобуржуазном духе» и прививают им «религиозные ценности».

Однако возникали и проблемы, так детей, которые не смогли прижиться в приемных семьях, чешская сторона отправляла в учреждения для трудновоспитуемых. Причем делала это без согласования со советскими наблюдателями. Это вызывало протесты последних, они требовали проводить медицинское обследование, а также согласовывать вопрос с ними, прежде чем отправлять ребенка в спецучреждение. Серьезной проблемой стала пропажа 13-летнего Егора Королева, судьба которого так и осталась неизвестной. Одной из причин вышеизложенных проблем стало то, что советские представители не всегда могли регулярно посещать приёмные семьи. Так как те были разбросаны по все Чехословакии, причем, зачастую, в отдаленных уголках страны. При этом чешское правительство советским представителям помощи не оказывало, хотя обязалось это делать.

Но, в общем и целом, большинство детей достаточно неплохо устроились в приемных семьях. Опекуны и дети стали привязываться друг к другу и зазвучали просьбы об усыновлении. Этому способствовало также то, что у многих ребят не осталось никаких родственников в России и им некуда было возвращаться. Однако советская сторона ответила категоричным отказом. Вот как описывал ситуацию в приемных семья, врач Липа Борисович Нимен: «Большинство семей, которые я посетил за последнее время, просило об усыновлении живущих у них детей. Всем указывал, что русское правительство на это не соглашается. Несомненно, что когда настанет момент отъезда, дети и родители пустятся на все средства, чтоб удержать детей у себя. Сами дети, быстро привыкшие к новой обстановке, часто обласканные и не имеющие никаких родных в России, по большей части не проявляют никакого энтузиазма при разговоре об отъезде в Россию. Наоборот, были случаи, что дети, узнав о приезде русских, желающих их проведать, прятались, думая, что приехали забрать их обратно в Россию. Один семилетний ребенок встретил нас таким плачем, что сбежались соседи из ближайших дворов. Вопрос о реэвакуации детей, который, вероятно, станет скоро на очередь дня, будет вопросом несравненно труднее осуществимым, чем эвакуация детей из России». Важно сказать, что в отличии от руководства Советской России, местные губернские власти считали усыновление детей наилучшим вариантом, так как детские учреждения были катастрофически переполнены.

Уже очень скоро встал вопрос реэвакуации детей. Советское правительство впервые подняло этот вопрос в октябре 1922 года, меньше, чем через год после прибытия детей в Чехословакию, то есть раньше положенного по договору срока (напомню, эвакуация планировалась на срок не менее года). Такая спешка была вызвана обоснованными опасениями что дети окончательно привыкнут к опекунам и не захотят возвращаться на родину. Было принято решение вернуть детей в Россию к декабрю 1922, край к январю 1923 года.

Однако сказать легче чем сделать, ведь страна еще не оправилась от голода. Как мы уже отмечали выше, детские учреждения были переполнены, к тому же не были полностью обеспечены пайками. Усугубляла положение начавшаяся реэвакуация, в ходе которой дети голодающих губерний, которые нашли приют в детдомах других регионов, должны были вернуться домой. Но оказалось, что многие дети являются круглыми сиротами, а родной регион еще не в состоянии их принять. Такие ребята возвращались в уже переполненную детьми Москву и пополняли армию беспризорников. Цитата: «Эти дети, — говорилось далее в отчете Деткомиссии, — лишайные, чесоточные, с паршами, в рубище, переполненном паразитами [...] гнили физически и морально, с каждым днем увеличивая кадр морально-дефективных субъектов и правонарушителей»

В этих тяжелых условиях была достигнута предварительная договоренность о начале реэвакуации детей из Чехословакии в январе 1923 года. Чехи должны были за свой счет доставить детей к советско-польской границе. При этом советская сторона настаивала на обеспечении детей едой и одеждой не только на время пути до границы, но и с некоторым запасом для жизни в России. Однако в январе чешская сторона вновь выразила недоумение в связи с категоричностью советского правительства, предлагая хотя бы дождаться окончания учебного года. Возражения чехов поддержал и сопровождавший детей врач Липа Борисович Нимен. Но в феврале представители советской стороны заявили, что намерены эвакуировать первую партию детей в 200 человек, и больше не примут во внимание никаких возражений.

В марте 1923 года состоялся разговор Нимена, который тогда сменил на посту полпреда Мостовенко и министра иностранных дел Чехословакии Гирсы. В ходе которого последний предложил компромиссный вариант. Предлагалось разделить детей на 3 категории: 1) имеющие родителей, способных прокормить и воспитать их; 2) дети бедняков; 3) сироты. Первую категорию он предлагал отправить раньше, а вот с двумя другими повременить. Учитывая ситуацию в России, советская сторона приняла это предложение и приступила к составлению очередности на реэвакуацию.

Однако дальше процесс сильно затянулся. В начале апреля 1923 года лишь 25 детей изъявляли желание вернуться на родину. В свою очередь в России родители 15-ти детей обращались в Деткомиссию и Народный комиссариат просвещения с просьбами как можно скорее вернуть детей домой. В 1923 году на родину удалось вернуть лишь 185 человек, после чего было решено приостановить реэвакуацию до июня 1924 года. Нельзя сказать была ли она начата в срок и сколько людей точно вернулось. Известно лишь, что вернулись не все, ведь за это время дети вырастали, получали образование, обзаводились своими семьями и привыкали к местной культуре и языку.

Например, мы знаем о разбирательстве с девушкой по имени Пелагея, которая отказалась возвращаться в Россию. Дело затянулось аж до 1929 года, когда Пелагея уже была замужем и воспитывала своего ребенка. Уже в наше время в пражском архиве были найдены материалы, в которых Чешская комиссия попечения о детях отправляла запрос в МИД Чехословакии о некой Пелагее Адамчик (в девичестве Кондрашова), которая хотела бы вернуться в Россию вместе со своим ребенком и мужем-гражданином Чехословакии. Дальнейшая её судьба, к сожалению, не известна. Однако есть данные, что и в 1929 году среди повзрослевших ребят оставались желающие вернуться на родину. В этот год в Россию вернулись 66 «детей-переростков, вывезенных в свое время из голодающих мест СССР». Их дальнейшая судьба также остается для нас неизвестной.

Ну что ж, подведем итоги. Сегодня мы с вами узнали об одном из малоизвестных эпизодов голода 1920-х годов. Мы увидели в каком тяжелом положении находилась в этот период наша страна, и самая незащищенная часть общества – дети. А также смогли окунуться в политическую обстановку и понять почему большевики не использовали практику эвакуации детей за границу более широко. Ведь политические соображения и опасения о том, что дети превратятся в орудие антисоветской пропаганды оправдались, в результате чего эвакуация голодающих детей за границу так и осталась уникальным эпизодом в истории голода 1920-х годов…

А у меня на этом всё, с вам были Бородатый Бард, подписывайтесь на наши соцсети, поддерживайте нас рублем, всем пока!