Большой Па из Модены

Король верхних «до», самый обаятельный и обожаемый оперный певец XX века, миллионер Лучано Паваротти – легендарный чревоугодник.

То, что ложкой мы роем себе могилу, Паваротти осознавал без всяких иллюзий. К финалу жизни он даже стыдился своей страсти к еде: «Бог дал мне удачу, здоровье, голос и неплохой ум. Но если бы я мог прожить жизнь заново, я бы изменил одно – хотел бы меньше есть». Хотел бы, да никак не получалось. И тогда в ход у Большого Па, он же Лучано Грандо, шли смехотворные объяснения: «Почему я так много ем? Во-первых, я итальянец. А во-вторых, я – из Модены, города обжор».

Греховность чревоугодия сегодня многими ставится под сомнение и считается чуть ли не абсурдной. Ну так ли страшен грех, если направлен он против самого себя? Да, вид жировых складок малоприятен, даже отвратителен, но ведь не у голодающих африканских детей отнимает обладатель тройного подбородка свой чизбургер! Хорошего человека, а бытует мнение, будто все толстяки добродушны, должно быть много. По статистике именно они реже подвержены депрессиям и суициду. А ученые уверяют, что виной всему гены: обжорами не становятся, ими рождаются.

И все же обжорство – убийственный порок. Это такой же способ медленного самоубийства, как пьянство или курение, систематическое переедание ведет к болезням и смерти (впрочем, как и голодание, если вынужденное).

Давний и живучий стереотип: оперный певец должен быть если не упитанным, то уж точно сытым. Еще дедушка Крылов писал: «И кому же в ум пойдет на желудок петь голодный!» Вот и Лучано никогда не выходил на сцену, не подкрепившись. «Особенно я люблю съесть немного курицы, перед тем как петь», – интимно признавался Паваротти в своих мемуарах. Что же такое было это «немного»? 

Летом 2001 года мировые СМИ сообщили, что Паваротти шокировал устроителей его концерта в лондонском Гайд-парке, запросив количество блюд, в десять раз превосходящее потребности одного человека. «За день до его концерта певец, вес которого достигает 158 килограммов, потребовал доставить в гостиничные апартаменты целые горы провизии. В меню Паваротти: белый рис, десять порций поджаренных на гриле цыплячьих грудок, огромная кастрюля куриного супа, большая тарелка сыра и различных мясных закусок и внушительная корзина фруктов. За этим обильным обедом маэстро готовится выпить пять литров минеральной воды и два ящика колы, литр свежевыжатого апельсинового сока и четыре литра безалкогольного напитка».

По большому счету ничего сверхъестественного в этом райдере нет. Иные звезды в своих запросах куда как масштабнее, экзотичнее, прихотливее. В конце концов, не в одиночку же он собирался поглощать в Лондоне все эти десять порций цыплячьих грудок. Просто в случае с золотым тенором надо знать об одной из его фобий, развившейся, вероятно, еще в детстве. Так же, как он смертельно боялся застрять в лифте, летать на вертолете и нюхать лилии, Паваротти опасался остаться голодным.

Он объяснял этот навязчивый страх немного иначе: «Даже теперь, когда у меня много денег, я сохранил привычки тех лет, когда был беден. Например, ненавижу что-либо выкидывать. Все эти годы я изводил своих секретарш тем, что при переездах с места на место заставлял их брать с собой еду, которая оставалась». А согласно другой версии, он утверждал, будто всегда просит, чтобы в гостиничном номере было много продуктов, поскольку любит готовить сам: «Для меня это единственный способ соблюдать диету. Если буду питаться в ресторане, то мне конец».

Не раз и не два обжегшись на заведениях общепита, Паваротти решил, что самый верный способ утолять голод в чужих странах – готовить в гостиницах самому (правда, очень напоминает гастроли бедных советских артистов?) или взять в поездку проверенных поваров. С этим капризом гения, таскающего по миру чемоданы продовольствия и даже мобильную кухню, связана масса забавных эпизодов. Как-то раз его даже приняли… за контрабандиста. 

«Я иногда вожу с собой продукты, которых может не оказаться в другой стране, особенно когда вылетаю из Америки: здесь они всегда появляются на много лет раньше, чем в других странах. Так было, например, с растворимыми сливками, которые мне понравились. Я их накупил очень много и ссыпал в большие пластиковые банки: решил, что так они лучше доедут. Не надо объяснять, что подумал работник таможни, когда увидел этот белый порошок. Он решил, что поймал самого крупного торговца наркотиками…» 

Банки со сливками – ерунда по сравнению с тем, как Паваротти организовал свой первый выезд в Китай в 1986 году. «В Генуе я частенько обедал в любимом ресторане «Зеффирино», который держат пять братьев Зеффирино и их отец. Все они мои добрые друзья, и у них вкусно готовят. За обедом, обсуждая поездку в Китай, я сказал, что там как будто трудности с некоторыми продуктами. Я боялся, что в Китае (а нам предстояло пробыть там около двух недель) придется питаться блюдами только китайской кухни. Мне они нравятся, но нельзя же это есть три раза в день! У Зеффирино возникла идея: если у нас будет целый аэробус, почему бы не прихватит с собой в Китай продукты». Более того, Лучано уговорил двух братьев поехать с ним и помочь готовить в номере пекинского отеля. Провизии было взято столько (одной только минеральной воды полторы тысячи бутылок!), что позже певец признался: этим запасом можно было бы прокормить в течение недели небольшой итальянский город.

Волнение было обосновано: Паваротти уже выступал в одной коммунистической стране и на себе испытал «временные неудобства» социализма. Вместе с певицей Катей Риччарелли он концертировал в Москве, где «еда даже в нашей первоклассной гостинице была очень плохой. Мы чуть ли не голодали… В Китае я не столько боялся голода, сколько боялся растолстеть. Может быть, в Китае не будет продуктов, необходимых для моей диеты: свежих овощей и фруктов, которые помогали мне сбрасывать вес? Я слышал, что в китайской кухне есть много блюд, от которых можно набрать лишние килограммы. А уж толстеть-то мне хотелось меньше всего».

Паваротти так привязался к своей перевозной кухне, что в 2004 году брал ее с собой, даже отправляясь на четыре дня с одним концертом в Гамбург, в продовольственном отношении более чем стабильный!

Лучано никогда не разделял мнения, будто толстый певец поет лучше, но соглашался, что для артиста оперы голос важнее внешности и он может себе позволить набрать любой вес. Незадолго до смерти повторил в интервью то, что говорил журналистам уже сто раз: «Мне стройность и не требуется, я все-таки певец, а не фотомодель». И добавим к этому – мужчина.

Примадонны, те острее переживают свою полноту и решительнее борются с ней. Классический пример – божественная Мария Каллас, страдавшая одним из распространенных расстройств пищевого поведения – булемией.

Уже в подростковом возрасте будущая звезда весила больше 80 килограммов, привыкнув «заедать» свои обиды. С детства и едва ли не до тридцати лет Каллас имела избыточный вес, а затем довольно быстро, за год, сбросила чуть ли не сорок килограммов! Сохранились фотографии – красноречивые свидетели чудесного превращения «слонихи» в античную статую. Вряд ли бы кто-то смог повлиять на строптивую диву, если б она сама не пожелала избавиться от оков жира ценой жестких ограничений и даже опасных манипуляций. Известно, что режиссер Лукино Висконти поставил ей ультиматум: их совместная работа на сцене Ла Скала возможна лишь в том случае, если Мария похудеет. 

Главным стимулом отказаться от сладкого, мучного и многих других продуктов, истязать себя массажем и турецкими банями, экспериментировать с мочегонными средствами явилась для нее лишь жажда новых ролей. В творчестве, а с появлением в ее жизни миллиардера Онассиса в любви она страдала той же булимией, ненасытностью, обжорством. Лишний вес Каллас истребила якобы самым радикальным образом – проглотив ленточного гельминта, другими словами, солитера. Не исключено, что солитер завелся в ее организме от диеты, где главным блюдом был тартар – мелкорубленое сырое мясо со специями и травами. Возможно, это всего лишь скверный анекдот. Но, говорят, что в тот период она стала писать в письмах «мы», подразумевая себя и червяка...

Паваротти не шел на такие крайности. И по мере того, как росла популярность, Лучано все больше убеждался, что его примечательная фигура для поклонников – такое же важное слагаемое бренда «Лучано Паваротти», как и его роскошные верхние «до», как белый платок в руке или пестрый шелк на шее. Но он не хотел быть вечным заложником имиджа. Ему не нравился его вес! Время от времени Большой Лучано сообщал прессе о скинутых килограммах, однако стройный Паваротти был бы уже не так притягателен для публики, как обаятельный жизнелюбивый толстяк.

«Если люди думают, что мне доставляет удовольствие быть тучным, они ошибаются. Я радуюсь, несмотря на свою тучность. А это совсем другое дело. Мне страшно подумать, каким люди представляют меня. Смотрю иногда на себя в зеркало и говорю: «О Боже!» – вздыхает Паваротти в автобиографической книге.   

Когда-то он даже заплатил внушительную сумму, чтобы изъять снимок, сделанный папарацци на его вилле: «Ужасная фотография, где четко выделяются все складки моего живота!» Выкручиваясь из ситуации, он заставлял телеоператоров снимать его с выгодного ракурса и научился позировать репортерам. «Я стесняюсь фотографироваться. Когда меня фотографируют рядом с другими людьми, я всегда хватаю кого-нибудь из стоящих рядом и ставлю его перед собой. Иначе на снимке меня получится слишком много».

Пристальное внимание прессы не только к творчеству, но и к меню крупнейшей фигуры оперной сцены легко объяснимо. Во-первых, Паваротти, как очень уверенный в себе человек, не уходил от вопросов на «питательную» тему: «Если журналистам так хочется поговорить о моем весе, я не возражаю и готов обсудить это, раз им нравится. А что остается делать? Усесться перед камерой на всеобщее обозрение и притворяться, что у тебя нет проблем с весом?»

Во-вторых, о его выдающемся обжорстве ходили истории в духе Хармса: «Когда же гости подошли, то даже крошек не нашли». Сплетничали, что как-то раз маэстро в один присест уговорил большое блюдо лазаньи, которую его мать приготовила для трех теноров, и Доминго с Каррерасом остались без обеда. Это, разумеется, анекдот. Но про аппетит великого тенора их сочинили немало. Например.

Однажды в Лондоне Паваротти увидел киоск с надписью «Узнай свой вес». Он зашел в кабинку, вышел и спрашивает у служащего киоска: «Я не очень хорошо понимаю по-английски, что такое «На диван не садиться»?» (Не понял, увы?)

Или другой. Как-то раз Лучано и Пласидо Доминго вместе пели в одном городе. Этим решил воспользоваться местный ресторатор и немедленно включил в свое меню новые блюда – бифштекс «Паваротти» и бифштекс «Доминго». Паваротти заказал бифштекс «Доминго», с удовольствием съел, а после поинтересовался: «А чем же отличается бифштекс «Паваротти»?» «Бифштекс «Паваротти» гораздо больше!» – ответил хозяин.

Его килограммы – тема вечных насмешек. Иногда циничных. Герберт Бреслин, автор скандальной книги «Король и я: правдивая история восхождения Лучано Паваротти, рассказанная его менеджером, другом и иногда врагом», тоже не раз прошелся по этому поводу. В частности, рассказал, как в 1987 году Паваротти (в ту пору еще женатого первым браком на Адуе Верони, матери его трех дочерей) бросила молодая певица Мадлен Рени. Ночью тенор позвонил Бреслину: «Она меня оставила! Я сейчас выброшусь из окна!» Взволнованный менеджер разбудил секретаршу Паваротти. А та спокойно ответила: «Он хочет выброситься из окна?! Как? Да он в нем застрянет!..»

Катрин Денев, знающая итальянских мужчин не понаслышке, отец ее дочери – Марчелло Мастроянни, говорила, что «у итальянца в голове только две мысли; вторая – это спагетти». В случае с Паваротти, спагетти было и первой мыслью. Считается, что именно неумеренное пристрастие Паваротти к спагетти – он ими объедался с детства – явилось главной причиной лишнего веса. К тому же его папа был пекарем, и Лучано очень любил папины булочки. Кстати, именно кухонный стол был его первой сценой: 6-летний тенор демонстрировал с него свои вокальные данные, изображая великого певца...

Став миллионером и кумиром миллионов, он придерживался правила бедняков: чем проще еда, тем вкусней. Он уверял, что знает 333 рецепта приготовления пасты, но все же лучшим соусом к макаронам считал несложный союз свежих помидоров и острого (но не жгучего!) перца.

То, что Паваротти не написал подобно Софи Лорен или Жерару Депардье поваренную книгу, – это просто досадное недоразумение. Редкая знаменитость понимает толк в еде так, как понимал он, и относится к кухне с такой же страстью и бескомпромиссностью.

«Обычно я стараюсь быть вежливым, но когда дело касается музыки, еды и вина, то всегда говорю откровенно все, что думаю. Если предлагаемое блюдо попросту плохое, я не стану его есть. Если же меня спросят, то я отвечу почему». Это строчки из его автобиографии, названной «Мой мир», и гастрономия – важнейшая часть мира Паваротти. И даже, как уверяет его бывший менеджер, более важная, чем секс: «Только еда, никакого секса. Можно с уверенностью сказать, что именно так были расставлены приоритеты в жизни Лучано. Он очень любил стряпать для своих женщин».

Паваротти имел репутацию хлебосольного хозяина и в случае необходимости мог сам встать к плите. Хотя макароны с тарелок гостей и домочадцев, случалось, и подворовывал… Да что там родные! Однажды объектом его внимания стала тарелка королевской особы.

На обеде в Нью-Йорке он оказался за одним столом с принцессой Дианой. «Мы заказали разные блюда. Принцессе подали жареные креветки, выглядевшие очень аппетитно. Я обратился к ней: «Принцесса, эти креветки, должно быть, очень вкусны?» Она подтвердила, что креветки отличные. Через некоторое время я сказал, что они, наверное, восхитительные. Она опять согласно кивнула. Наконец я произнес: «Извините, я дважды попытался намекнуть, но безуспешно… Могу я спросить у вас прямо? Можно мне попробовать одну креветку?» Она заволновалась и стала извиняться: «Простите, я не поняла… – затем застенчиво улыбнулась и добавила. – Я не привыкла делиться едой». Если так, то ей пришлось бы туго за столом в моей семье».

Паваротти нечасто удавалось пообедать с друзьями без назойливого внимания публики. Поклонники считали своим долгом подойти к нему, жующему, и объясниться в любви, взять автограф, поднять бокал за его здоровье. Если народная любовь принимала гипертрофированные формы, Лучано старался подавлять раздражение. Однажды вечером в Нью-Йорке в китайском ресторанчике к его столику подошла женщина и стала разливать восторги по поводу его таланта. У поклонницы немного заплетался язык, дама явно была навеселе. Паваротти вежливо выслушал, поблагодарил и дал понять, что хотел бы продолжить трапезу. 

Однако она не уходила: «Знаете что, я хочу, чтобы вы для меня спели!» «Но я обедаю с друзьями, извините», – развел руками певец. «А я не уйду, если вы не споете!» – рассердилась поклонница. Компания растерянно положила приборы. Спас положение метрдотель, который увел любительницу арий... С каких-то пор, чтобы поужинать спокойно, Паваротти начал ходить в рестораны пораньше, когда там было еще безлюдно, и даже открыл собственный ресторан под Моденой. Сейчас им управляет Николетта, его вдова, кулинарные способности которой Лучано, кстати, называл катастрофическими…

В 2003 году мировые СМИ разнесли новость, которая, с одной стороны, вполне могла бы обрадовать Лучано Паваротти и других обжор: Ассоциация французских гурманов обратилась к Иоанну Павлу II с просьбой исключить чревоугодие из списка смертных грехов. Ватикан, как писали газеты, ответил молчанием.

На самом-то деле ситуация выглядела иначе: французы, будучи реалистами, попросили понтифика «всего лишь официально закрепить за французским переводом этого греха другое название». Во французском чревоугодие и гурманство обозначается одним словом – gourmandise. Поэтому они объясняли: «Прямая ассоциация гурманства со смертным грехом существует только во французском, что приводит членов ассоциации в полное отчаяние».