Больной поимел медсестру из местной поликлиники

Больной поимел медсестру из местной поликлиники




🛑 ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

































Больной поимел медсестру из местной поликлиники

          ЗОВУЩИЕ КОРНИ  
   
   
   После зимнего сна природа оживала зеленью трав и листьев, наполняясь запахами приближающегося лета. Крупнейшая река в Сибири, сбросив ледяной панцирь, текла спокойно и умеренно навстречу морю Лаптевых. По правому берегу тянулась грунтовая дорога, словно прижатая к Лене красными скалами.
   Изумительно неповторимый вид открывался водителю. Внизу слева могучая река, еще не набравшаяся полных сил в верховьях, бежала синевато-серой мутной лентой, огибая попадавшиеся навстречу небольшие островки, на которых росла черемуха или обычный ивняк. Справа отвесные красные скалы высотой около пятидесяти-ста метров.
   Вполне сносная грунтовка для российских дорог, по которой можно ехать километров шестьдесят в час, местами разгоняясь до восьмидесяти или замедляясь до сорока.
   Михайлов остановил машину. Давно он не был здесь… очень давно. Десятилетним мальчиком покинул эти края с родителями и… возвращался сейчас на Родину. Позвала она его ностальгией, воспоминаниями детства, рыбалки и деревенской жизни. Захотелось душевного покоя в уединении с природой – родной речкой Леной и Тутурой, кедрачом, черникой и голубикой, соснами, лиственницами и березой.
   Он огляделся, вдохнул родной воздух полной грудью, постоял немного и сел в автомобиль – пора ехать дальше. Первые двести шестьдесят километров от областного центра он проехал быстро, часа за три с небольшим – асфальт. Последние сто шестьдесят – грунтовка и еще тридцать по проселочной дороге пришлось преодолевать в течение четырех с половиной часов. 
   И вот она… родная Михайловка… одна улица вдоль дороги по левому берегу речки Тутура. Когда-то деревня даже имела начальную школу, а сейчас она вымирала. Осталось около сорока домишек, половина брошенных и пустующих, зияющих оконными проемами или забитыми досками наискось.
   На улице ни души, лишь собаки встречали его своим недружелюбным лаем. Он ехал медленно, километров пять-десять в час. От лая собак вышел на улицу пожилой мужчина, видимо, поглядеть – чего разгавкались собаки. Удивленно смотрел на незнакомую машину, присел на скамейку у ворот, доставая кисет с табаком, свернул самокрутку и закурил.
   Эх… деревня… деревня… Словно и нет двадцать первого века. Серая, видавшая виды, кепчонка на голове, стеганая безрукавка от телогрейки, кирзовые сапоги и кисет… «Неужели еще курят в деревнях махорку»? - удивился Михайлов, остановил машину и вышел. Несколько собак озлобленно залаяли, намереваясь наброситься на новенького, но старик отогнал их.
   - Доброго здоровья, отец, - поприветствовал его Михайлов, - я присяду?
   - И вам здрасьте, - ответил он, - садись, чего там, место есть.
   Михайлов вынул из кармана пачку сигарет, предложил хозяину скамейки, закуривая.
   - Не-е, трава одна, никакой крепости, я своё, - он приподнял еще недокуренную самокрутку.
   Старичок пускал дым, между затяжками разглядывая приезжего, стараясь определить цель визита. Не из райцентра – городской, сразу определил он, но первым вопросов не задавал, понимая, что если присел на скамейку человек, то и заговорит сам.
   - Как жизнь, отец, как здоровье? – из вежливости поинтересовался Михайлов.
   - Ничего… живем помаленьку, - ответил он неопределенно, видимо, ожидая основных вопросов.
   - Хочу остановиться у вас на жилье. Что посоветуешь, отец? – спросил Михайлов напрямую.
   - Поживи, чего там, можешь на постой у Зинаиды стать, возьмет не дорого, или у меня, если пузырьком угостишь. Надолго к нам?
   - Надолго, отец, надолго… Наверное, навсегда, - ответил Михайлов.
   Старик удивленно посмотрел на приезжего, еще не поняв до конца сказанного.
   - Ссыльный что ли? Так, вроде бы нет сейчас таких. Или бегаешь от кого? – предположил он уже с опаской.
   Старик уже пожалел, что задал этот вопрос. Мужчина явно городской и в такую глухомань на отдых не ездят. Бывало, правда, что завозили чужаков на охоту – так сейчас не сезон и те всегда с начальством местным ездили. Явно беглый, от полиции скрывается, здесь участковый вовсе не появляется, чего ему тут делать? Все деревенские свои – тридцать мужиков да баб тридцать пять. Живут мирно. Конечно, бывает, что кто-то по пьянке своей бабе фонарь под глаз поставит, но на том все и кончится, без заявлений в полицию. В деревне и телефона нет, случись что – помощи ждать неоткуда, надо до поселка ехать двадцать верст.
   - Не беспокойся, отец, не беглый я, - улыбнулся Михайлов, стараясь успокоить старика, - в деревне родился, но мать еще маленьким увезла в город. Не знаю почему, но потянуло в детство, хочется остаток дней пожить на природе.
   - О-о, куда загнул, - усмехнулся, не веря, дед, - все из деревни, а ты в деревню. Здесь когда-то клуб был, школа… Многие поразъехались с перестройкой, будь она проклята. Работы нет – что делать, как и на что жить?
   - Но вы же живете, - возразил Михайлов.
   - Мы живем… мы, конечно, живем, - хмыкнул дед, куда нам ехать? Огородом кормимся, охотой, рыбалкой… грибы, ягоды, орехи. Автолавка раз в неделю приходит, привозит хлеб, крупы – так и живем.
   - Понятно, так какой дом посоветуешь взять?
   - Ты серьезно, что ли? – уже по-настоящему удивился старик.
   - Да, отец, я серьезно, - ответил Михайлов, - меня, кстати, Борис зовут, а вас?
   - Меня дедом Матвеем кличут, Наумовым, - ответил он.
   Михайлов протянул руку.
   - Вот и познакомились, - он пожал руку деда, - так что посоветуешь, дед Матвей? – вновь спросил Михайлов.
   - Дак тут... – дед сдвинул кепку, почесал затылок, - ежели серьезно, то есть дом хороший, не сгнивший. Когда-то всей деревней его строили учителке нашей, но уехала она в город давно. Потом другая семья жила, но тоже уехала, почитай, как два года уже дом пустует. Не везет дому с хозяевами. Лучше другой дом выбери, есть еще пяток крепких домов.
   - Покажешь? Тот, который учительнице строили.
   - А че его показывать – вот он, с моим соседний, - махнул рукой дед Матвей.
   - Пойдем, глянем что ли, - предложил Михайлов.
   - Так, это… надо топор взять – дом-то заколоченный стоит, - ответил дед, - ты иди, я счас.
   Михайлов встал, подошел к соседнему двору. Вдоль улицы покосившийся немного забор из досок, ворота и калитка. Он толкнул ее, та отворилась со скрипом. Внутри небольшой двор квадратов на сто, слева деревянный сруб – банька, догадался Михайлов. Справа навес под дрова и какой-то сарай, прямо крыльцо на три ступени, ведущее на веранду. Сам дом, примерно, восемь на восемь метров. За домом распаханное поле соток на двадцать пять, огороженное жердями.
   - Здравствуй домик, вот и вернулся я... – произнес Михайлов негромко.
   Подошел дед Матвей с топором, отодрал прибитые доски на входной двери, вошел внутрь, позвал:
   - Заходи, Борис, смотри. У учителки нашей сына тоже, кстати, Борисом звали. Но где они сейчас, кто знает?
   Михайлов осматривался – напротив двери кирпичная печь-плита, словно делящая дом на большую горницу справа, кухню слева и прихожку у дверей. На кухне из-под пола торчала дюймовая труба с механическим насосом. Все стекла на окнах целые.
   - Здесь, дед Матвей, и обоснуюсь я, - произнес решительно Михайлов, - будем соседями теперь. Надеюсь, не возражаешь?
   Он пожал плечами.
   - А че мне возражать? Все равно дом пустой стоял. Скуки меньше будет, - ответил он.
   - Пойду, загоню машину во двор, обживаться надо потихоньку, - произнес Михайлов, взглянув на деда, - потом печку надо протопить – дом-то остыл, отсырел за зиму, да и сейчас не лето – начало мая.
   Он вышел на улицу, с трудом открыл просевшие ворота. Да, работы предстоит много, подумал Борис, но это же хорошо – меньше буду скучать, когда есть чем заняться. Загнав машину, он вышел, не ставя ее на сигнализацию, но на центральный замок закрыл кнопкой ключа по привычке.
   - А че за машина у тебя, Борис? – спросил дед Матвей.
   - Уазик, - с улыбкой ответил он, - УАЗ Патриот, наша машина, русская.
   - Ух, ты! – удивился дед, - Патриот, а написано не по-нашему, - он ткнул пальцем в надпись.
   - Наша машина, не сомневайся.
   - Дак я и не сомневаюсь, - он замялся немного, - надо бы к Зинке сходить…
   Михайлов уже понял, куда клонит дед Матвей. Видимо, Зинка гнала самогонку не только для себя и не бесплатно давала ее жаждущим.
   - Зачем? – все же спросил он.
   - Дак… за самогонкой. Отметить надо соседство.
   - Отметить – это надо, - согласился Борис, - но сам видишь – у меня ни стола, ни стульев. Пригласишь к себе – отметим.
   - Дак я че, я с радостью. Но надо к Зинке за самогонкой.
   - Не надо, - возразил Михайлов, - ты иди, дед Матвей, накрывай на стол, а я подойду скоро, затоплю печку, чтоб прогревался дом, и подойду. Бутылочку я из города прихватил, так что не сомневайся – отметим и соседство, и знакомство. Дров только нет – одолжишь немного по-соседски?
   - Дак я че, бери, конечно, - с неохотой ответил он, - соседи теперь, может и мне че понадобится когда. Я перекину дровишки через забор, подберешь у себя, чтобы по улице не таскать, - пояснил дед.
   - Если понадобится – всегда помогу, не сомневайся. Можешь твердо рассчитывать, - подбодрил его Михайлов.
   Сосед ушел, Борис еще раз осмотрел дом, слазил в подполье. Вроде бы все добротно сделано, нет гнили и плесени, только иней красовался на потолке – итог не топленного зимой дома. Ларь под картофель, основной сибирский продукт, полки по бокам для банок и всякой снеди.
   Он вылез из подполья и вышел на улицу, собрал в охапку брошенные во двор дедом Матвеем поленья. Как раз хватило заполнить топку печи. Ни одного лишнего полена не бросил сосед, глаз наметанный. Но никаких выводов Михайлов не делал – еще рано.
   Он нащипал лучины, открыл заслонку, поджег свернутый лист газеты, сунув его под самый дымоход. Застоявшаяся печь вначале задымила, но потом потянул дымоход понемногу. Михайлов сунул еще один газетный лист, и пламя уже потянуло в трубу вовсю. Теперь можно поджечь лучину, что он и сделал. Печка разгорелась, потрескивая иногда, словно радуясь встрече через несколько десятилетий. Он вздохнул с грустью… Интересно, видит ли меня сейчас с небес мама, подумал Борис, одобряет ли возвращение в родные пенаты, откуда увезла в город мальчишкой.
   Михайлов не ожидал, что поселится в бывшем родном доме и сейчас вспоминал обстановку своего детства – где стояли столы, кровати, венские стулья и табуреты…
   Он еще раз осмотрелся, вышел на улицу, взял из машины водку и пошел к деду Матвею.
   - Гостей принимаете, соседи? – спросил он, входя в дом.
   - Проходи, Борис, проходи, - явно обрадовался дед, видя бутылку водки, - знакомься, это моя супруга.
   - Тетя Валя, - представилась она, - Матвей рассказал мне о вас, даже не поверила сразу. Действительно останетесь жить в нашей деревне?
   - Точно, тетя Валя, останусь.
   Он прошел, поставил бутылку на стол.
   Ты садись, Борис, не стесняйся, сейчас выпьем, покушаем, поговорим, - дед Матвей отвинтил пробку, налил в рюмки водки. Давай, сосед, за знакомство, - он чокнулся рюмкой и опрокинул ее в рот, захрустел соленым огурчиком.
   Богатый стол, подумал Михайлов, видя соленые огурцы, помидоры, капусту, грузди и рыжики. Большая тарелка с рассыпчатой вареной картошкой, тарелка с мясом, соленый хариус.
   - Это сохатинка, - подсказал дед, указывая на мясо, - охочусь понемногу, жить как-то надо. Все свое на столе, кроме хлеба – этот в автолавке брали, но и сами печем. А ты рыбачишь, охотишься?
   - Рыбачить – да, - ответил Михайлов, - а для охоты учитель нужен, ружьишко имеется. Надеюсь на вашу помощь, дед Матвей, возьмете с собой в сезон? – он видел, как замялся дед, добавил: - На белок и соболей не пойду, только мяска на зиму добыть.
   - Это можно, - обрадовался дед, - сходим на сохатого и на козу, мясо будет, не беспокойся, - он налил по второй, - давай сосед за дружное соседство.
   Михайлов понял, что есть у деда свои охотничьи угодья для добычи пушного зверя, куда он не поведет и не пустит никого. Пенсия, видимо, мизерная, добытые шкурки соболя и белки являются неплохим финансовым подспорьем.
   - Работы в деревне нет, - начала разговор тетя Валя, - чем заниматься станете, Борис?
   - Я на пенсии, тетя Валя, работал на вредном производстве, - пояснил он, видя недоуменный взгляд, - на хлеб хватит, а мясо и рыбу сам добуду. Опять же огород, грибы, ягоды – проживу.
   - А супруга где? – все расспрашивала она.
   - Холостой я, тетя Валя, махнул сюда, за тридевять земель. Квартиру в аренду сдал на три года, деньги получил вперед. Здесь природа прекрасная, жить есть где – чего еще мужику надо? Посажу огород, дед Матвей подскажет, где и когда можно охотиться. Вот и буду жить, как вы, станем телевизор вместе смотреть долгими зимними вечерами.
   - Не-ет, - заулыбалась тетя Валя, - телевизор здесь не показывает, хорошо, что еще электричество есть. Недавно новую линию протянули, а то все время мучились – то напряжение слабое, то обрыв где.
   Он рассматривал незаметно эту пожилую женщину с правильными чертами лица. В молодости явно была красавицей. Но морозы задубили кожу, время нарисовало морщины. Наверное, ей около семидесяти, посчитал Михайлов, как и деду Матвею. Но пара крепкая, сибирская.
   - Ничего, тетя Валя, будет у нас телевизор работать – я спутниковую антенну привез с собой, она сигнал в любом месте ловит. Так что не сомневайтесь, обживусь немного и все настрою.
   Дед Матвей налил по новой. Выпили, закусывали. Михайлов уже попробовал все практически – вкуснятина обалденная.
   - Будем дружить по-соседски, вы мне поможете, я вам, - продолжил Борис, - подскажете, как огурцы посолить или помидоры. Я же мужик все-таки… Возьмете надо мной шефство, тетя Валя?
   - Подсказать, конечно, можно, это не трудно, - ответила она, явно давая понять, что поддержит лишь советом, не более.
   Но Михайлов не обижался – все образуется со временем. Ведь и он что-то должен им дать кроме просмотра телепередач. Он глянул на часы.
   - Пойду, закрою задвижку в печке, наверняка прогорели уже дрова.
   - Ты приходи, сосед, быстрее, не допили еще с тобой.
   Он кивнул головой, ответил:
   - Я быстро.
   Михайлов вернулся к себе, дрова действительно прогорели и он закрыл задвижку на трубе. Дом оживал, согретый теплым воздухом, но полы еще были холодные. Ничего, решил он, на надувном матраце не замерзну.
   Дед Матвей с женой обсуждали гостя в его отсутствие.
   - Прыткий мужик, откуда он взялся? – спросила она мужа.
   - Кто его знает, - пожал плечами Матвей, - а че прыткий-то?
   - На охоту его своди и покажи, как солить, - пояснила она.
   - Наоборот хорошо – на соболей не пойдет, а если лося завалим, то на двоих как раз хватит. И вынести поможет, - возразил Матвей, - тебе че, трудно показать, как соленье делать?
   - Да не трудно, - махнула она рукой, - причем здесь это? Наверняка попросит и ему посолить, а я что – нанималась?
   - Но и посолишь, не развалишься, - снова возразил Матвей, - у него машина есть с прицепом, в район может свозить, привезти что-то по мелочи. Чурок тех же из леса навозить можно. Заболеешь – кто тебя в больницу повезет? Помнишь, как в прошлом году зуб схватил, маялась три дня, на стены лезла, пришлось Кольке три бутыли самогона у Зинки брать, чтобы он свой мотоцикл завел и свозил тебя. Делов-то на пять минут, зуб выдрать, а сколько проблем?
   - Да ладно, Матвей, чего расшумелся, надо и посолю, время покажет, как быть, - сдалась Валентина, - дом-то пустой у него, придется здесь оставлять на ночь.
   - Придется, - согласился Матвей, - хоть и незнакомый, боязно, но сосед все же.
   Разговор прервал вернувшийся Михайлов.
   - Вот и я. Дом словно ожил от тепла, но еще не прогрелся полностью. Ничего, не замерзну.
   Дед наполнил рюмки, выливая последнюю водку, вздохнул.
   - Хороша, зараза, но все-таки самогонка Зинкина лучше, если Валентина ее на кедровых орешках настоит. Как коньяк получается цветом, и голова поутру не болит.
   Он приподнял рюмку, словно ударяя ею на расстоянии о другую, и опрокинул целиком в рот, крякнул, закусывая огурчиком.
   - Что собираешься делать первое время?
   - Планов громадьё, дед Матвей, - ответил Борис, - ворота первым делом поправлю, а то ни выехать, ни заехать толком – перекосило все, сам видел. Дрова надо где-то брать на зиму, мебель кое-какую купить и привезти. Короче - хозяйством обзаводиться надо. Где доски брать, подскажешь?
   - Если старые подойдут, то можно какой-нибудь сарай из брошенных домов разобрать, а новые только на пилораме. Ближайшая километров двадцать отсюда, в поселке. Придется у Зинки самогонку брать, доски купишь, а повезут только за самогонку, но и за бензин заплатишь, естественно, - пояснил дед Матвей.
   - Значит, буду брать самогонку, - улыбнулся Михайлов.
   - Я вижу, вы основательно задумали обустроиться. Выходит, не на время, надолго обоснуетесь, - сделала вывод тетя Валя, - дом хороший, самый новый в деревне, всего-то сорок годков ему. Не страшно в чужой дом въезжать?
   - В каком смысле? – не понял Борис.
   - Последними в нем чуваши жили. Муж с женой, детей трое, - стала объяснять тетя Валя, - решил хозяин перегородку в горнице деревянную поставить, чтобы дети отдельно от них спали. Комната хоть и большая, но одна. Стал он брусья прибивать, а дом не дал.
   - Как это не дал?
   - Вот так и не дал. Не смог хозяин даже брусок прибить – попадал все время не по гвоздю молотком, а по пальцам.
   - По гвоздю может любой не попасть, - усомнился в пояснении Борис.
   - Э, нет, он все время не попадал – не давал дом, не хотел ни каких перестроек. Не знаю, чем и как это объяснить можно. Ты говорил – ворота перекосились. Они давно перекосились. Чуваш тот хотел новые поставить, но опять не смог. Подойдет к воротам, чтобы их снять, а в пояснице прострел сразу, подойдет в другой раз – схватит живот. Так и уехал он, два года дом пустует, никто не въезжает – боятся. Учителка в нем жила с маленьким сыном, очень хорошая женщина, вот дом и не пускает чужих, не дает ничего переделывать. До чувашей несколько наших деревенских семей в него переезжали, но дом и их выгнал. Жить разрешал, а переделывать нет. Каждый хотел немного по-своему дом обустроить – не получилось. Так что ты, Борис, живи, но ворота не трогай. Или другой дом выбери для жилья, они, правда, хуже по состоянию, но можно сделать ремонт, переделать по-своему.
   - Да-а, история… Я верю вам, тетя Валя, но останусь в этом доме, надеюсь, что сумею договориться с ним.
   - Ты извини, Борис, что не сказал тебе сразу правду о доме, считал, что не поверишь, - стал оправдываться дед Матвей, - но Валентина правду говорит. Как ты с домом договориться сможешь? Его учителка охраняет, так считают в деревне. Если только найти ее и спросить разрешения, тогда дом пустит, но где же ее найдешь и жива ли она? Зина, не самогонщица, дочь наша, долго ее искала, но так и не нашла. Хотела просто сказать ей спасибо за то, что занималась с ней. Ее считали немного слабоумной другие и хотели отправить в спецшколу. А она не дала, занималась с ней много, считала нормальной. Сейчас Зина институт закончила, в городе живет и очень благодарна учителке.
   - Мы с Матвеем ее часто вспоминаем, ее вся деревня помнит и ценит, - подтвердила слова мужа Валентина.
   - Ничего, тетя Валя и дед Матвей, все хорошо будет. Скоро стемнеет – пора мне, света нет в доме. Завтра слажу на столб, подключу электричество, тогда можно и подольше посидеть, поговорить.
   Михайлов встал, поблагодарил хозяев за хлеб, соль, за рассказ о доме.
   - Борис, как же ты ночевать будешь в пустом доме, там же ни кровати, ни скамейки нет, - обеспокоилась тетя Валя, - оставайся у нас, кровать есть – дочка на ней спит, когда приезжает погостить, редко, правда, но приезжает. Оставайся.
   - Спасибо, тетя
Подглядывание в бане за голыми бабами
Подглядывание за девушками в китайском туалете
Компания русских девушек в душе на скрытую камеру

Report Page