Больной

Каштановые волосы мелькнули рядом с кипящей кастрюлей.

– Варя! Я тебя чуть не задела, хватит бегать!

– А правда? А правда?

– Не отвлекай, что – правда?

– А правда про людоедов?

Над далёким лесом вспыхнула кромка солнца – подмигнул заполярный полдень.

– Вынеси мусор.

Лампа на лестнице ярко вспыхнула, скрипнула и перегорела, двери соседских квартир почернели.

– Мне страшно. Мама, я боюсь!

– Не видишь, я занята.

– Там темно.

В тонком луче фонарика возникала и исчезала реальность. Вещественный мир – стены, двери, ступени – существовал только там, где был свет. Пар дыхания рисовал размытые границы отобранного у пустоты пространства. Сердце мешало дышать и слушать.

Но свет застыл, вдох замер, невидимые звуки добрались до маленьких ушей. В кулачке предательски хрустнул мусорный пакет. Пустота за углом ожила хриплыми стонами и тяжелым сопением.

Свет метнулся вверх, вниз, звякнув стеклом, пакет развалился на холодном бетоне, хлопнула дверь.

– Мама, мамочка, там кто-то есть!

– Кто?

– Не знаю, мне страшно! Я не хочу туда идти!

– А где пакет?

– Не знаю.

– Ты его выбросила?

– Мне страшно!

Красной тряпочкой платье забилось в угол. На испуганном детском личике слезинками блеснули серые глаза.

– Пойдём, сходим вместе, наверное, это сосед.

– Не пойду, я его боюсь, он людоед!

– Что за глупости? Какой ещё людоед?

– Я боюсь.

– А ты не бойся. Людоедов не бывает. Давай я тебе расскажу.

Привычно вздохнув, диван скрипнул мягкими пружинами. Мелькнув на прощанье, под пледом спрятались детские коленки.

– Садись, я расскажу, почему наш сосед не может быть людоедом.

«Когда-то очень давно, много тысяч лет назад…» – «Стопятьсот?» – «Да, стопятьсот тысяч лет назад, люди были дикими, как животные, и ели друг друга». – «Других людей?» – «Да. Вот тогда они звались людоедами. Затем, когда люди поняли, что съели всех, кроме своих родных, они стали есть животных: рыб, птиц, быков и зайцев. Но ловить диких животных оказалось трудно, и тогда люди стали выращивать животных сами». – «Чтобы съесть?» – «Правильно – выращивали животных, чтобы съесть. Ну… как салат на грядке. И очень долго люди растили себе животных таким образом, чтобы питаться их мясом и внутренностями. А из костей делали муку и всякие полуфабрикаты. Но однажды они поняли, что питаться мясом животных вредно и так же плохо, как есть других людей, и перестали так делать. С тех пор прошло очень много времени, и в мире не осталось ни одного человека, который бы ел животных. И уж точно ни одного даже самого маленького человечишки, который бы ел других людей. Так что тебе нечего боятся. Пойдём выбросим мусор вместе. Идём?» – «Там темно». – «А мы фонарик возьмём». – «С ним тоже темно».

В трясущемся жёлтом свете, тонкие пальцы вернули в пакет мандариновую кожуру и тяжёлый обломок кокосовой скорлупы. Звякнув, мусор отправился в контейнер. Соседская дверь стукнула замком, и чужие звуки выросли в проходе. Белым пятном вспыхнул перед фонариком грязный, в бурых пятнах фартук.

– Это… это я палец порезал.

Хриплый, булькающий голос принёс необычный запах. Ватный воздух застыл, как пюре, и не хотел наполнять лёгкие. Будто его высушили и убили.

– Ваша девочка меня боится. Смешная. Хочешь, покажу зверушек? Пойдём, у меня дома кролики.

– Мама, я боюсь…

– Глупышка, это же сосед.

– Пойдём, покажу кроликов. – Занавес чёрных губ раздвинулся, обнажив тонкие, острые зубы. – У меня их много, очень много…

Красная лампа изрезала чёрной сеткой стены. Клетки сверкнули сотнями живых, молчаливых глаз. За спиной скрипнул басом тяжёлый засов.

– Вот мои кролики. Смотрите, как много!

Клетки оказались забиты животными, большие уши дрожали от хруста съедаемых листьев. Поверхность стола в углу шевелилась. Всматриваясь, испуганные глаза командовали ногами, торопя дыхание и страхи, в висках забился пульс. Рядом покачивались чёрные треугольники, в густые лужи тяжело падали плотные капли, душный воздух пытался вывернуть тело наизнанку.

– Что это?!

На столе, в вязкой луже дергалось существо. Худое тельце блестело чёрным мясом и розовыми костями. Рядом, в большой серой миске, лежали обрубки пушистых лап и усатые мордочки со слипшимися ушами.

– Вот тут я их разделываю…

Нож сверкнул в красном свете, и каштановые волосы девочки рассыпались на полу. Второй удар застрял в груди женщины. Сизые пятна под глазами, толстые губы, заплывшая в складках шея, белое лицо озверело метнулось в сторону. Скрежет и стон разорвали комнату, посыпались клетки, лопнул свет, и мир перестал существовать.

***

Зима отступила. Уже третий день красные лучи и длинные тени наведывались в холодный северный город. Мёртвые стены пустой квартиры приняли старую хозяйку. Приняли, но не смогли узнать: лицо её постарело, волосы посерели, глаза утратили блеск. Печальный взгляд цеплялся за прошлое. Детские тапочки сиротливо забились в пыльный угол. Знакомые, привычные вещи, прежде любимые, терзали сердце. За три месяца в больнице она отвыкла. Но ничто не давило так сильно, зло и беспощадно, как глухая, пульсирующая тишина.

– Почему его никак не наказали?!

– Но мы не можем, он всего лишь больной.

– Что значит больной? Он же убийца. Он мою дочь убил. Едва не убил меня.

– Вы же знаете, что звероедение – это болезнь. Научно доказано. Больной принял вашу дочь за кролика и съел, ему назначен курс терапии, он принимает таблетки.

– Но он человека, человека съел, а не…

– Вы должны быть терпимее.

Последний взгляд на мёртвые углы и пустой диван, и окна ответили хлопнувшей двери. Тяжёлые шаги спустили женщину во двор, где три подъезда выходили в залитый асфальтом квадрат. Прежде он был пуст. Но всё изменилось – теперь он населён. На неё внимательно смотрели странные существа, которых она прежде не замечала – бесформенное пятно на скамейке, другое подпирает стену, третье выглядывает из-за мусорного бака. Во всех узнаётся что-то общее и уродливое: толстые шеи, опухшие лица, сизые пятна под жёлтыми больными глазами.

За спиной булькает чей-то голос, и воздух пропитывается утробным смрадом:

– Одинокая женщина. Думает, что кролик был её дочерью.

– Она, похоже, тоже кролик.