Боги, герои, люди

Боги, герои, люди

https://t.me/boomscience

Миф – это игра воображения, видение мира, присущее определенной эпохе. Например, Эпоха Просвещения создала мифологию, которая провозглашала культ разума, прогресса, образованного человека. Однако уже тогда представление о том, что прогресс – универсальная ценность и неизменное движение вперед, настораживала и находила своих противников, одним из которых можно считать Джамбаттиста Вико (1668 – 1744). Вместе с культурологом, преподавателем МГУ Олегом Комковым разбираемся, что такое контрпросвещение, в чем недостаток идеи всеобщего прогресса, действительно ли человек способен познать природу, и почему Вико видит историю как постоянную цикличную смену трех веков — Века Богов, Века Героев, Века Людей, которым соответствуют три типа религии, морали и права

Мы начинаем разговор о текстах, которые уже в собственном смысле можно называть «теориями культуры», потому что в них тематизируется культура, а не что-то другое под ее именем (как у просветителей, романтиков). Культура предстает как способ человеческого существования.

Джамбаттиста Вико (1668 – 1744) можно считать основоположником современной культурологии.

Посмотрите, как фигуру и заслуги Вико трактует выдающийся английский мыслитель и историк идей сэр Исайя Берлин. Он вводит понятие «контрпросвещение». Этим понятием он обозначает комплекс идей и текстов ряда мыслителей XVIII века, которые видели совсем другую проблематику, нежели такие известные просветители, как Вольтер, Дидро, Руссо, и которые выработали особый строй мысли. Этот строй мысли противостоял, а иногда и сознательно противоречил доминирующим темам Просвещения. Эти темы – культ разума/чувства, культ человека, прогресса. Как мы видели, это было необычайно важно для европейской цивилизации XVIII века, но на этом пути осмысления человеческого прогресса можно многое не заметить и неправильно истолковать.

Процитирую несколько пассажей из статьи Берлина «Джамбаттиста Вико и история культуры», которую вам будет очень полезно прочесть:

«Просветители были убеждены в том, что для реше­ния важнейших вопросов, веками волновавших человечество, наконец найден универсальный действенный метод, критерий истинного и ложного в любой области знания, прежде всего указывающий, как жить, чтобы достичь неизменных и веч­ных целей: свободы, справедливости, счастья, добродетели, гармонического и творческого развития всех способностей. Для этого нужно приложить рациональные (то есть научные) законы, давшие в прошлом веке головокружительные резуль­таты в математике и естественных науках, к нравственным, общественным, политическим и экономическим проблемам. С помощью этих законов человечество, закосневшее в неве­жестве и заблуждениях, суевериях и предрассудках … решит эти проблемы.
Величайший публицист эпохи Просвещения Вольтер при­зывал расширить границы исторической науки, чтобы охва­тить общественную и экономическую деятельность и ее след­ствия, и вместе с тем был глубоко убежден, что изучать стоит лишь вершины, а не низменности истории. Он без колебаний причислял к ним век Перикла в Афинах, конец республикан­ского Рима и начало принципата, Флоренцию эпохи Возрож­дения и Францию при Людовике XIV. Каждая из этих эпох – звездный час человечества…»

А все остальное не так значительно и наполнено разнообразными заблуждениями, будь то так называемые «темные века» или не самые великие периоды.

«Даже Монтескье, убежденный в неизбежном многообра­зии традиций и мнений, обусловленных прежде всего физи­ческими факторами и общественными институтами, полагал, что важнейшие цели человечества всегда и всюду неизмен­ны, хотя формы, которые они принимают, разные. Сама идея прогресса у философов XVIII в., будь то оптимисты, как Кондорсе и Гельвеций, или скептики, как Вольтер и Руссо, подразумева­ла веру в то, что свет истины, lumen naturale, везде и всюду один и тот же, даже если люди зачастую слишком злы, без­рассудны или слабы, чтобы увидеть его или жить в его осле­пительном блеске».

Так думали просветители. На самом деле в этом ослепительном свете истины, которым просвещали умы Просветители (и в этом – весь пафос эпохи), можно многого не увидеть. Фактически не было увидено само понятие культуры как той сферы, в которой осуществляется человеческая жизнь. Как «переплетения разных занятий», характерных для человечества, – по Берлину.

Представление о том, что прогресс – это единое для всего человечества движение вперед и что для всего человечества существуют единые и неизменные истины, – такая идея должна настораживать. Берлин считает, что уже в недрах Просвещения рождается другая мысль, которая исходит из того, что идея прогресса не может быть главенствующей для понимания того, как живет человек, для понимания цивилизации, самой истории. Эта мысль впоследствии приведет к представлению о полицентричности мировой истории и человеческой культуры, многообразии традиций. Именно эта мысль рождается как антитеза основному пафосу Просвещения еще в первой половине XVIII века.

Центральной фигурой «контрпросвещения», согласно Берлину, был Вико. Первое издание главной его книги – «Основания новой науки об общей природе наций» – было напечатано в 1725 году. Кроме Вико, к «контрпросвещению» Берлин относит Гердера и Гамана (немецкий философ-мистик).

У Вико в его главной книге Берлин видит идею о том, что каждая подлинная культура обладает своим собственным неповторимым видением и иерархией ценностей. Речь не только и не столько о региональных культурах, сколько об эпохах. «Эпоха» становится синонимом «культуры», а не промежутком на хронологической линии истории, именно благодаря Вико. То есть особым миром, в котором человек уникальным образом постигает самого себя. Человек способен постичь не только свою собственную культуру и эпоху, но и другие. Это тоже мысль, которая впервые прозвучала у Вико и в свое время осталась плохо услышанной. Хотя можно говорить, что Гердер подхватил эту идею.

Одна из основных черт методологии Вико – тезис о том, что человек может понять только то, что он делает, понять только человеческое. Следовательно, науки о природе по-настоящему невозможны. Возможны науки об истории или об обществе. Человек может по-настоящему познать только то, к чему сам причастен. Прерогатива человека – это Мир Гражданственности, то есть мир человеческой жизни и культуры, разворачивающийся во времени и пространстве. Подлинная наука имеет своим предметом историю, а главный методологический принцип – принцип историзма.

Вико был далек от наивности, когда говорил, что науки о природе невозможны, – в ту пору, когда начиналось активное развитие естественных наук. Он понимал, о чем говорит. Науки о природе, которые изучают физические, химические миры (нечеловеческое), делают это только постольку, поскольку открывают возможности описания, доступные человеку. То есть любое наше знание о мире нечеловеческом («природном»), каким бы точным оно ни считалось и ни виделось, является лишь формой существования нашей человеческой мысли, взгляда, слуха и языка. Что такое «на самом деле» природа и как живут в ней другие существа – об этом мы не имеем ни малейшего представления. Мы живем в мире языка, которым выявляем те или иные закономерности в постигаемом мире. И вот, главное, что следует изучать человеку, в том числе и занимающемуся естественными науками, это история как становление и развитие человеческой культуры, жизни, языка и мысли.

Культура впервые становится специальной темой европейской мысли под именем истории. Культура – развитие человеческого модуса жизни во времени – проблематизируется как история.

Хотя книга «Основания новой науки об общей природе наций» появилась в разгар эпохи Просвещения, стилистическая сложность делает эту книгу совершенно несвоевременной. Она написана устаревшим языком, напоминающим барочную стилистику. У Вико уравновешивают друг друга наука и поэтика. Я бы сказал, что это поэтика барочного «концепта» (сложного, часто внутренне противоречивого образа, граничащего с символом или аллегорией).

Такими «концептами», на мой взгляд, являются знаменитые три века Вико: Век Богов, Век Героев, Век Людей. Три века сменяют друг друга постоянно и бесконечно в истории человечества, в разное время в разных регионах. Трем векам соответствуют три типа нравов или морали, три типа религии, три типа права. Например, в Век Богов источник права – божественное откровение, в Век Героев – человеческая сила, которая устанавливает для других определенные границы, а в Век Людей – идеи человеческого разума.

Мировая история как жизнь человечества, развернутая (в разные стороны, а не по одной линии) во времени, – это смена трех типов эпох. И при этом она – единый процесс человеческого самосознания. Единый в смысле «целостный», а не «один для всех». Культура, которая отныне для нас синонимична истории, почти всегда есть путь человека к себе самому. Путь самопознания и – благодаря этому – познания мира.

Трехчастная, постоянно повторяющаяся структура – это некий идеальный план, он предусмотрен Богом/Провидением. Но это не значит, что человек просто механически исполняет какую-то роль. План может быть предначертан, но внутри него человек определяет свою историю, иногда вольно, иногда невольно. Всевозможные распри, возникающие между отдельными людьми/народами/классами из-за неравенства, самые разные стихийные и неприятные вещи, но и вещи сознательные и приятные (архитектура, живопись) – все, что делает человек, есть ткань истории и культуры, которую он ткет.

Трехфазная структура описывает «возвратно-поступательное движение истории». Почему Вико не начертил план мировой истории? Где, когда, что было, когда закончился очередной трехфазный цикл и все вернулось к первоначальному состоянию? Вико не отвечает. Можно строить лишь предположения – там, где он отождествляет ту или иную хронологически понятую историческую эпоху с одним из своих «веков» (нечасто). Например, век Гомера с варварской эпохой, которая находится как-будто бы на стыке Века Богов и Века Героев.

Неясно, что он имеет в виду, когда говорит о бесконечной смене циклов, бесконечном повторении триады. Очевидно, что Вико не пребывал на абстрактном уровне мышления, создавая полуметафорические образы, с которыми читатель мог делать то, что хочет. Он словно бы приглашает читателя использовать эти свои «концепты» как определенного рода оптику, как некий инструмент, при помощи которого можно всмотреться в реальную человеческую историю, реальную эпоху, время и пространство. То есть чтобы увидеть сквозь призму этого концепта, насколько реальная жизнь определенного периода (Афин периода расцвета, имперского Рима, средневековой Франции) ему соответствует, каким эта эпоха обладает своеобразием. Читатель сам может сделать вывод о том, в какой мере и в каком смысле тот или иной век/период может быть назван веком Богов/Героев/Людей.

Например, можно, используя эту схему Вико, сказать, что догомеровский период – это Век Богов. Это была эпоха в начале пути средиземноморско-европейской цивилизации с господством древнего языческого мироощущения, жреческих традиций, с мистическим переживанием мира. Потом на смену ей приходит Век Героев, которые творят великую культуру классической Греции, как в сфере искусства, так и в сфере социополитической. Век Людей наступает в эпоху расцвета Афин – люди начинают руководствоваться установлениями разума, а не правом силы.

Или история Европы с эпохи Великого переселения народов: сначала господствует некий стихийный Век Богов, «варварские» жреческие религии, потом Век Героев, отраженный в героическом эпосе (исландские саги, древнегерманский эпос), а потом Эпоха Разума. Когда именно – трудно определить с точностью. Может, вместе с Ренессансом, но апогея явно достигает в век Просвещения.

Вико не дает никаких классификаций и схематизаций истории – потому что любая классификация в конечном счете уничтожает предмет. Он призывает задуматься над тем, каков удельный вес божественного, героического и человеческого – мистического, силового или политического, разумного – в тот или иной период жизни человечества. Тогда этими терминами можно пользоваться относительно свободно, как своего рода мерилами, чтобы выявить характер или доминирующую черту эпохи/нации. Потом культурология будет этим заниматься. Вико разработал технику взгляда на эпохи, а не их систему.

(К слову, даже великий Шеллинг, который написал сочинение прямо под таким названием – «Система эпох», – не дал схематического, вульгарного изображения этой системы. У него и система, и эпоха имеют далеко не вульгарный смысл.)

Вико стоял у истоков техники культурологического анализа.

Берлин справедливо пишет, что знаменитая теория возвратно-поступательного движения, представленная в смене трех веков, больше образ, нежели научная парадигма: за ним стоит идея постоянной изменчивости и разнонаправленности культурного развития.

Самое главное, Вико обращал внимание на то, что в его время никто не хотел замечать. На то, что мы можем понять себя и современную культуру только тогда, когда мы обращаемся к другим культурам и к другим эпохам. Мы способны увидеть в прошлом себя.

Важнейшее достижение мысли Вико – обращение к ранним стадиям жизни человечества и существования культуры. Его мысли о языке и мифе получат развитие у Гердера. Вико еще в начале XVIII века предвосхитил некоторые основные темы ХХ столетия.

Вся человеческая жизнь и деятельность – это отражение наших усилий понять друг друга. И не только в синхроническом свете. Понять то, что было и что будет – понять собственное прошлое, а значит и будущее. Ущербным и неправильным является толкование человеческой деятельности как чего-то чисто утилитарного, то есть направленного на удовлетворение конкретных повседневных целей.

Очень многие вещи в тексте Вико скрыты. Для него самого они были ясны. Его текст – нерасчленимый поток мысли. Но он понимает человеческую жизнь и культуру как выражение чего-то глубинного и существенного. Выражение прежде всего себя.

Формы выражения себя: пение, танец, речь. Через них человек выражает, а значит, постигает себя. Вера, вражда. Все общественные институты, в которых воплощаются эти вещи: религиозные обряды, законы, право, мифы как институт (то есть «установление» – установленный человечеством способ говорить о вещах) – все это способы выражения того, что есть человек и к чему он стремится. Эти формы должны являться предметом мысли, именно о них нужно спрашивать, бросая взгляд на историю человечества.

Важнейшим вкладом Вико было внимание к мифу как одному из ранних феноменов мышления и речи, значение которого принижали и отвергали просветители. Миф – это же игра воображения. Просветители считали миф путем к заблуждению, а они хотели ясности мысли, очистить человеческий разум от суеверий. Вико впервые пишет о том, что надо погружаться в древний миф и искать там уникальные, непереводимые на другие языки формы речи, образности и формы постижения себя. Поэзия и мифы древних эпох воплощают полноценное и богатое видение мира, которое, хоть и ушло, но, будучи всечеловеческим, все же оказывается нам доступно. Мы можем переместиться в другую эпоху, начав жить внутри мифа.

Вико призывал постичь неповторимое своеобразие образов, мифологии, языка древних эпох и народов. Так можно понять и то, что более поздние народы, и даже современный Вико человек (проникнутый высокими идеалами Просвещения) живут не где-нибудь, а внутри особого, ими созданного мифа. Новоевропейская наука – это тоже форма мифа (об этом в ХХ веке у нас бескомпромиссно напишет Алексей Федорович Лосев). Просвещение – эпоха, создавшая свою мифологию. Мифологию, авторами которой были Вольтер, Руссо… Мифология разума, прогресса, образованного человека. И ХХ века создаст свои мифологии.

Наиболее утонченные формы понимания человеком самого себя создаются художественным путем. Создаются они в ранние эпохи – в эпохи Богов. Направим эту линзу на первобытную эпоху, например, – и мы увидим, что она была определенной формой культуры Богов. И что там вырабатывались глубокие формы художественного освоения мифа. Вико писал, что у первобытных людей был не язык, а «некоторого рода пение» – то есть смысл был неотделим от звучания, от набора звуков. Это человеческое квази-пение было неотличимо и неотделимо от других звуков природы. Переживалось как единый гармоничный мир.

«Варварские эпохи» у Вико не обладают негативной коннотацией. «Варварство» – эпоха, предшествующая устоявшимся формам организации общественной жизни. Это эпоха дикости, но стихийной дикости – упоенного, вдохновленного отношения человека к окружающему миру. Это эпоха Гомера, эпоха Данте. Вико полагал, что к началу 13 века очередной виток триады завершился и наступила опять эпоха Богов, которая фактически равнозначна эпохе Варварства, когда человек заново открывает для себя мир. Это, кажется, противоречит большинству привычных нам убеждений. Но в том-то и дело, что Вико задает непривычную перспективу. «Варварская эпоха» – эпоха максимальной открытости человека миру, эпоха рождения новых смыслов, которые определят движение цивилизации на века вперед. Эта эпоха равнозначна первобытному младенчеству духа. В такую эпоху возникают наиболее утонченные, возвышенные произведения воображения, речи, искусства.

Мысль Вико абсолютно нелинейна. Он создает некий инструментарий, который каждый может применять свободно и творчески. Главное – видеть эпохи в особом, уникальном свете, который не определяется никакими схемами или внешними влияниями. Увидеть период как уникальный взлет человеческой мысли и воображения. Воображение на первом плане. Либо мы наблюдаем взлет рассудочности, либо взлет воображения. Либо эпоха протекает под знаком разума, либо под знаком воображения (и поэзии).

Вико любил триады, которые в сущности никогда не являются устойчивыми схемами. Они дополняют друг друга, но никогда не дублируют. Наряду с триадой «Век Богов – Век Героев – Век Людей» есть у него триада «поэзия – миф – проза» – применительно не к литературе, а к форме/способу существования культуры. То есть культура или эпоха может реализоваться как поэтическое видение, как миф, как повествование. Вико ничего не «определял». Он имел в виду, что поэзия – это сотворение мира в слове, поэтому она доминирует в первобытном мышлении и где угодно, где поэтов чтят больше, чем правителей или законодателей. Если это «эпоха мифа», то она предстает в форме упорядочивания человеческого мира посредством образов. Например, VII-X века нашей эры на просторах будущей Европы. Если же это «эпоха прозы» – то важно то, что можно изложить прозой. Прозой можно изложить некую последовательность рассудочных идей. Век Просвещения – безусловно, век прозы. Мы должны идеи Вико проецировать на предмет, который находится в центре нашего внимания. Изучаем, скажем, советскую эпоху – ставим вопрос: какая это эпоха – поэзии, мифа, прозы? Вот вопросы, которые должны быть поставлены.

Самое важное, что это вопросы, которые просто должны быть поставлены и которые не обязательно получат простой и компактный ответ. Важно, чтобы возникали эти вопросы, а не давались на них ответы. Потому что ответ – ничто, вопрос – все. Потому что когда дан ответ и ты перестаешь спрашивать, дальше ничего нет – жизнь кончилась. История культуры это история вопросов. История мысли это история вопросов. Когда заканчивается вопрошание, заканчивается все. А ведь вопрошание технически заканчивается с ответом. Ответ завершает всякое вопрошание, а значит, и всякое развитие. Где есть ответ, мысль кончается. Но не только мысль. И воображение кончается, и чувства кончаются во всех своих формах. В поэзии, например, или в любви. Все кончается там, где дан ответ.

Философия истории Вико в любом изложении будет хаотична и может казаться абстрактной, ненужной, излишней архаикой. Но это зависит от того, как читать.

Мудрость древних, к которой возвращает Вико своего читателя, зарождалась в огне изумления перед миром, который люди старались понять. Этим огнем изумления она и осталась. Удивляться надо, понимаете? А когда ничего больше не удивляет – это равносильно духовной смерти. Задача историка (=культуролога) состоит не в том, чтобы толковать мудрость древних, а чтобы расшифровать великий поэтический смысл и постичь присущий этой мудрости истинный характер. Мы должны понять всю ту полноту жизни, которой жили люди в разные эпохи. Понять изнутри, а не снаружи. Оттого-то главным механизмом или приемом понимания является фантазия (то есть, интуиция, воображение). Для ученого и вообще для любого человека это главный прием, открывающий сокровищницы мировой культуры. Не классификация, не анатомическое рассечение, не выведение закономерностей. (Например, понять сущность феодальной культуры можно только с помощью метафор – мифологизированные отношения, строящиеся на энергиях вертикали; мифологизированные темы земли, территории, пространства; куртуазный миф о любви).

С Вико начинается то, что не сразу и не всегда впоследствии было осознано. В эпоху продолжающегося господства новоевропейского мифа (миф о разуме и верифицируемом знании) мало кто может сказать, что фантазия – это метод. Но это не значит, что это не так. Господство новоевропейского мифа когда-нибудь закончится. Возможно, вновь наступит эпоха, когда главным орудием познания человеческого станет фантазия.

Вот такие нити тянутся от текстов Вико. Более ясно и последовательно эти идеи развил Гердер спустя несколько десятилетий. Но важнейшая книга Гердера – «Идеи к философии истории человечества» – говорит сама за себя, не нуждается в пересказе и почти не нуждается в толковании. Вы будете ее просто читать.

Источник: https://monocler.ru/vek-bogov-vek-geroyv-vek-lyudey-dzhambattista-viko/



Report Page