Блондиночка из Питера стоит голышом на железной дороге

Блондиночка из Питера стоит голышом на железной дороге




👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

































Блондиночка из Питера стоит голышом на железной дороге
Tелефон: 8 800 500 11 67 Поддержка: support@ridero.ru © Rideró, 2013—2022 В соответствии с п. 14 Постановления Правительства РФ от 19.01.1998 N 55, книги не подлежат обмену и возврату
Электронная Бесплатно Печатная 973 ₽
Введите сумму не менее null ₽, если хотите поддержать автора, или скачайте книгу бесплатно. Подробнее
620027, Россия, г. Екатеринбург, а/я 313 Контактный телефон: 8 800 500 11 67
© Rideró, 2013—2022 В соответствии с п. 14 Постановления Правительства РФ от 19.01.1998 N 55, книги не подлежат обмену и возврату
Книга предназначена для читателей старше 18 лет
Плюсы Rideró, ISBN в подарок, буктрейлеры, вебинары и многое другое


 ... Мы живем в спокойном и размеренном мире... В мире, где все понятно, известно наперед
 и расписано по часам и минутам - утром - завтрак, потом работа, потом домой, ужин, спать.
 И так - день ото дня, год за годом. Мы попрятались в коробках квартир, для верности
 задернув окна шторами, оградив себя от неожиданностей, от непредвиденностей. В этом
нашем бетонно-шторном мирке не осталось места для спонтанности, для неожиданности,
для порывов и безрассудностей. Этот мир наш взращивает в нас потребность к уюту,
к теплу домашнего очага, к понятности, порождая желание все упростить и отворачиваться
от того, что не укладывается в этот миленький шаблон с геранью на подоконнике, премией
 в конце месяца и дежурным букетом на 8 марта из дежурного количества дежурных роз
в дежурном целлофане.
В этом нашем мире все стандартизированно и заранее придумано - и первые свидания,
 и свадьбы, и похороны - все по сценариям, все "как у всех". И вот, уже становятся
 наши дома, города, муравейниками с коллективным, массовым сознанием, с шаблонами
 и стандартами на все случаи жизни - и так хороши они, что сломанный ноготь порой
 превращается в трагедию...
Мельчаем мы, мельчают наши радости и беды, мельчают глубины познания - не хотим
 мы уже вглубь и ввысь - все больше тянемся к мягким стульчикам и полным
тарелочкам, к ящику с говорящими головами, которые и расскажут, и подскажут, и рассмешат,
и напугают - но в меру, в рамочках нашего муравейника...
И не знаем мы, что совсем рядом есть другие миры. Совершенно другие. В которых все
 искренне, по-настоящему, на полную катушку - и любовь, и ненависть, и боль, и счастье –
 все в полнеба, все как в последний раз...
Искренность, подлинность - то, что покидает наш мир, живет в этих параллельных мирах.
Мы о них не знаем, и не хотим знать - но они существуют.
И населяют их совсем другие люди.
Мы иногда сталкиваемся с ними, но не знаем, что это они.
И, вероятнее всего, у них нам и нужно учиться, как относиться к жизни, к солнцу, к небу
и дождю, к любви, к себе, к друзьям и врагам.
Ведь в их мире до сих пор живут такие понятия, как честь, совесть, любовь,
самопожертвование, патриотизм - чувствуете, какие немодные и неудобные
 для нашего стандартизированного муравейника понятия- слишком большие, слишком
 непонятные, слишком многого требуют они - и души, и сил, и мыслей...
Именно об одном из таких параллельных миров мы и хотим рассказать в нашей книге.
 Нет здесь не будет ни инопланетян, ни монстров в привычном, стандартном понимании
 этих слов.
Потому что даже монстры наши - придуманные, с сахарной глазурью, они тоже ручные,
 привычные и понятные.
А мы расскажем о настоящих монстрах, о настоящих людях, о настоящей любви и дружбе.
И о настоящих героях.
Не тех, которые в красивых плащах, красиво оттопыривая губу, поражают
картонных врагов нарисованными лучами смерти.
А о тех, которые каждый день, каждый час, совершают подвиг- единственный и
настоящий - в любой, самой немыслимо-мерзкой ситуации, оставаться людьми, не
испачкав ни себя, ни других.
И это - настоящий подвиг.








Глава 1.

Так не хотелось просыпаться. Но солнце настойчиво щекотало нос, заглядывало в закрытые глаза, и вело себя крайне навязчиво. А Наташе, еще так хотелось поваляться в постели, долгожданный выходной, до приезда родителей еще целый день. Конечно, мама написала целый список, что нужно сделать к их приезду, и папа, глядя сурово, и улыбаясь в усы, добавил самое нелюбимое… вымыть все полы. А значит, приедет и проверит везде, в самых дальних углах. Папа военный, и дома все тоже очень строго, но в девочках своих, жене и дочке души ни чает, чем они и пользовались. Наташа повернулась, под теплым одеялом, укладываясь поудобнее, но солнце опять нахально заглянуло в глаза, напомнив, что много дел. Нет, настроения заниматься уборками, нет, но надо. Наташа нахмурилась на солнце, и демонстративно отвернулась от него. Все равно, пять минут понежиться еще есть, и никто, даже первый солнечный денек этой зимы, не испортит этого наслаждения. Зарыться носом в подушку, в самую теплоту, чтобы стало жарко и душно, навозиться так, как маленькая, нажариться, а потом вынырнуть на холодный пол, и зябко поеживаясь побежать на кухню, где мама уже готовит завтрак. Мама смеясь шлепнет по попе, и отправит одеваться… Но сегодня мамы нет, едут с отцом из командировки, с дальнего гарнизона и придется и одеваться сразу тепло и завтрак самой готовить. Пока размышляла, возилась, кто то очень настойчиво стал названивать в дверь, потом даже кулаком стучать от нетерпения. Да, не поспать сегодня. Вздыхая и ворча под нос Наташа вылезла из-под одеяла, с сожалением глянув на такое теплое и уютное «гнездо», закуталась в огромный махровый папин халат пошлепала в коридор:
- Сейчас, сейчас. Кто там?
- Дядя Сережа, открывай Натка! Быстрее, хватит шлепать как бабка!
Да, дядя Сережа не отличался хорошими манерами, да и голос сегодня сильно сердитый.
- Дядя Сережа, нет папы то. Уехал же он в командировку, сами, что ли не знаете, - Наташа ворчала на закрытую дверь, возилась с замками, - сейчас уже, открою.
Дядя Сережа вошел, грязный, мрачный, загородил весь коридор, такой большущий.
- Ну что? Нет папы то, - Наташка уставилась на мрачного дядю Сережу, - вечером только с мамой приедут.
Тут вспомнила о хороших манерах, сказала:
- А, чай будете, с полигона поди, вон грязнущий такой. Ну чего молчите то? – Наташа начала нервничать, глядя на дядю Сережу, - долбились в дверь как оглашенный, - от волнения даже совсем не вежливо стала говорить, - а теперь молчите, ну говорите уже! – почти закричала Наташа, вдруг испугавшись.
- Ты вот, что девонька, - у дяди Сережи, голос дрогнул, он кашлянул, - девонька, ты держись, не плачь только, - дядя Сережа упал на стул, и зарыдал, беззвучно, - не плачь только, девонька… держись…
- Дядя Сережа, - голос у Наташи сорвался на визг, она вцепилась в куртку и начала трясти его, - что случилось, говори уже!
- Не плачи , девонька, не плачь. Теперь тебе сильной надо быть. Очень сильной. Нет больше папы с мамой. Авария. – и, опять затряслись плечи, и весь сжался, стал маленьким и старым.
Наташа, как то враз, перестала слышать, все звуки пропали, тишина и ноги ватные, вдруг держать перестали. Стала говорить, а голоса своего не слышит.
- Дядя Сережа, ты пошутил что ли?
Дядя Сережа, встал, пошатываясь, обнял Наташу за плечи и силой потянул на кухню.
- Водички попить, девонька надо, легче будет, - стал греметь чашками, и у Наташи звуки обрушились с неожиданной силой, она схватилась за голову и завыла, тоненько- тоненько, - на водички, - дядя Сережа, наконец то справился с чашками, - водичку, пей сказал, - и стал силой вливать ей в рот, Наташа отпихивалась, захлебывалась, и не видела ни чего. – плачь, плачь, маленькая, плачь, тебе легче будет.
Наташа плакала, пока не кончились слезы, потом сидела с воспаленными глазами, и смотрела в пустоту. За окном стало уже темно, зажигались окна в соседнем доме, и там продолжалась такая же обычная жизнь, как и раньше в этой квартире.

-Я с тобой останусь, Натка, нельзя тебе сейчас одной быть. Сейчас покормлю тебя чем нибудь, Ты сиди, сиди… Завтра день у нас, такой тяжелый…

Утро, было хмурое, с тяжелыми, низкими облаками. Накануне Наташа, обзвонила всех папиных родственников. Говорить не могла сначала, только выла в трубку, что папа с мамой погибли, помогите. Правда, на пятом звонке, слезы кончились, тихо и монотонно повторяла она, что папа с мамой разбились, отвечала на любопытствующие вопросы, и просила помочь с похоронами, все обещали, что завтра обязательно придут. Тетя Зина, добрая душа, так страдальчески начала расспрашивать Наташу:
- Ой, Наташенька, дак ты как теперь то, - заквохтала в трубку, что Наташа даже представила, как она руками всплеснула, как обычно, хлопнула себя по бокам, - как же ты миленькая, и что же делать то теперь с квартирой то?
Наташа от неожиданности даже растерялась и не сообразила, о чем ее спрашивает тетя:
- Вы придете? - жалобно она спросила, - придете тетя Зина? Помогите, мне, я не знаю что делать…
- Не плачь, не плачь… теперь ее в детский дом надо определить… - задумчиво сказала тетя Зина кому то, - да не плачь ты! – уже Наташе, сердито крикнула она, - ишь, сопли распустила!
Наташа захватала ртом воздух и сказать ни чего не могла, казалось, ослышалась, ведь добрейшая тетя Зина не могла так говорить, ошиблась она. Но тетя Зина, посчитала разговор законченным и повесила трубку, не узнав, когда,же надо прийти.
- Да, Натка, - вздохнул дядя Сережа, -вот и стала ты взрослой в 16 лет…

 А, у мамы… у мамы и звонить то было не кому, кроме Наташи и папы, не было ни кого у нее, детдомовская. Поэтому мама, так держалась за семью, любила их, баловала, сама натерпелась в детстве, намоталась по детдомам, и старалась окружить Наташу и мужа любовью и нежностью. На все проделки своей дочки смотрела сквозь пальцы, только целовала ее, и защищала, когда папа ругать начинал. А ведь было за что поругать, папа все в командировках, по гарнизонам мотался, а Наташа росла привольно, не интересовали ее куклы и наряды, нет, гораздо интереснее было с мальчишками в войну играть, соседки смотрели, головой качали:
- Смотри, Аня, - говорили маме прозорливые бабульки, - оторва растет, ох намучаешься…
Мама только отмахивалась, гладила Наташу по голове, разбитые коленки зеленкой мазала, целовала в нос и дарила куклы. А Наташе, куклы, ну совсем не нравились, куда интереснее пистолеты и машинки. Да и разве в куклы с мальчишками поиграешь? Засмеют. И папа, тоже старался из Наташи девочку воспитывать по началу, платья привозил из командировок, один раз красивое такое привез, нарядное красное, Наташка одела и замерла перед зеркалом, ну вылитая принцесса из сказки, и решила друзей своих поразить красотой такой. Выбежала во двор, а там… война, на наших напали! С соседнего двора мальчишки! Пока разобрались, подрались как следует, да побежали догонять, что б не повадно было, про платье и не вспомнила, а как на заборе повисла, подолом зацепившись, уж не до красоты было. Мальчишки, увидев, что висит их боевая подруга, и сделать ни чего не может, пошли спасать и подругу и платье, пытаясь снять аккуратно, да только трещало красное платье, рвалось в лохмы, Натка от этого даже заплакала, Снял тогда сосед ее, головой покачал только:
- Иди, сдавайся матери… - и хмыкнул.
Не хотелось домой идти, не боялась Наташа, но было так жалко платья, и стыдно, в первый раз так было стыдно. Но делать не чего, пришла, постучала, дверь открыл папа, и смеется:
-Ох, Аня, посмотри, на дочку! Думаю я так, Наташка у нас или первой красавицей будет или я ее в десант отдам!

Вспомнилось почему то платье это красное, совсем не кстати, так обидно стало, завыла Наташка, тихонечко, в подушку, чтоб дядю Сережу не разбудить. Он все равно услышал, завозился, сел к ней на краешек кровати, по голове погладил, как мама, от этого еще обиднее стало:
- Я ведь дядя Сережа с ними ехать должна была. Вот осталась, не поехала, виновата я , что они погибли…
- Да ты, что! Чего придумала? В чем,виновата? Слава богу, хоть ты жива! Думаешь, мама обрадовалась бы, такое услышав?
-А может, может, поехала бы, и живы были бы… - всхлипнула Натка, - может они из за меня погибли, вдруг торопились?
-Так, - голос у дяди Сережи стал жестким, - не придумывай тут глупостей всяких. Скользко было на дороге, вот и вынесло их. Ты тут, ни причем. Повезло тебе. Жить должна, теперь и за папу и маму. Поняла? Поняла? – еще строже спросил, - Так, слово мне дай, что будешь жить счастливо, и глупостями всякими голову забивать не надо. А теперь, - погладил Натку по голове, - спи давай, завтра у нас дел много.

Дела были грустные и не привычные. Посовещавшись, решили с дядей Сережей продать кое что из мебели, что бы хватило на похороны. Наташа еще раз обзвонила родных папы, просила помочь с деньгами и организацией, но родственники пообщавшись, так и не пришли. Ни один. У дяди Сережи кулаки зло сжались, когда узнал, но ни чего не сказал, что б Натку еще больше не расстраивать.
- Вот, - выгреб из карманов кучу мятых бумажек, - ребята наши собрали, кто сколько смог, я посчитал, должно на поминки хватить, да командование сколько поможет, насобираем, достойно проводим твоих. Не плачь, Натка, ты теперь сильная должна быть. Дни перед похоронами прошли быстро, Наташа все делала, бегала по инстанциям, но все как в тумане. Дядя Сережа, как мог помогал, и ребята с папиной воинской части тоже, приезжали, неловко совали Натке кто фрукты, кто конфеты, не зная как себя вести с ней, о чем говорить. И говорили, почему то шепотом.

В день похорон, поискав черное, так и не нашла, села на кровать расплакалась и почему то нестерпимо захотелось, то порванное красное платье одеть, да давно мало уже, но хотелось, как последнюю ниточку, связывавшую ее с родителями. «Сильная должна быть», - пронеслось в голове, слезы смахнула, и пошла, в школьной форме, ничего темного не было больше. Все последующее запомнилось плохо, как то кусками, вот два гроба перед подъездом, и никак это не верилось, что маму с папой привезли, кладбище, где Натка старалась не смотреть на разрытую землю со снегом, но взгляд все равно соскальзывал в эту яму, Натку прямо тянуло туда, к папе и маме. Она подскользнулась на мокром снеге, и чуть не упала в открытую могилу.
- Рано тебе, милая, - Натка подняла замерзший взгляд, бабушка, старенькая и какая то скрюченная, проходя мимо нее потрясла палкой, - рано, рано тебе, - настойчиво повторила старушка пронзительно глядя Наташе в глаза, - у тебя дел еще много на земле.
Натка потрясла головой, как будь то отгоняя наваждение, бабуля ни куда не пропала, напротив, она еще пристальней посмотрела в глаза Натке, потрясла палкой, и пошла, тихонько к выходу.
 Поминки… И ни кто из родных папы, так и не пришел. Это почему то расстраивало больше всего. «Как же так» - все вертелось в голове, - «родные ведь. Ну как же так… бросили, папу.»
Вечером, после похорон, сидела одна, не зажигая света, все в голову мысли лезли, как же они там, остались, им холодно. Слезы не останавливаясь, текли по лицу. И не услышала, как в квартиру зашел кто то, свет зажег в коридоре. Испугаться не успела, услышала, что тетка Зина, говорит кому – то:
- Да, квартира то хорошая, хоромы…
Обрадовалась, нет, пришли, пришли! Не могли они так поступить, папу все любили! Выбежала:
- Тетя Зина, ну что же вы, я ждала вас так!
Тетка, дернулась, испугалась, видно не ждала ее здесь увидеть, зло зыркнула:
- Что тут сидишь? Фу, напугала…
- Тетя Зина, что же не пришли вы, вы ж любили папу…
- Не твоего ума дело. Некогда мне было, вот и не пришла. Не люблю я похороны.
Тетка по – хозяйски прошла в гостиную в сапогах, крикнула сыну, что не возился, и уселась в кресло.
- Тетя Зина, в сапогах то, мама ругаться будет, чисто у нас…
- Не будет, нет твоей мамы больше. Подумаешь, чисто. Помоешь. Так, тебя в детдом надо определить, кто с тобой возится будет?
- Как в детдом? Нет, не хочу я как мама, не хочу! А вы? Разве я вам чужая?
- Чужая, не чужая, а в детдом. У меня свой сынок есть. Зачем мне дочь бродяжки? Возись с тобой… кто знает, на что ты способна. Говорила я отцу твоему , не женись на этой, с подворотни. Нет, привел, взял в приличную семью. Вот ты теперь.
- Да как же… что вы такое говорите, - голос у Натки сорвался на визг, - мама она хорошая, добрая! Что вы такое… - горло просто передавил комок злости, и обиды, и говорить и кричать не смогла, заплакала. Только в голове тюкало «Сильной, надо быть сильной», но слезы все рано не давали говорить, и плакала навзрыд перед этой ужасной теткой. А братец, с которым все детство играли вместе, отвернулся, закашлялся:
-Пора, нам мама, пошли, отец ждет.
- Да уж, пора. Сопли, то вытри, - зло крикнула тетка, - разрыдалась тут. Уморила родителей, теперь ревет.
«Сильной, надо быть сильной» - тюкало в голове, но сил говорить, и оправдываться не было:
- Уходите, - голос у Натки сорвался, - уходите от сюда.
Тетка, со злостью посмотрела на нее и хлопнула дверью, так, что посыпалась побелка.

Месяц после похорон, почти полностью выпал у Наташи из памяти, помнилось, что иногда приезжали родственники и мучили ее, обвиняя в смерти родителей, плохо говорили про маму, добивались , что бы у Натки начиналась истерика и уезжали. Дядя Сережа, когда был в городе приезжал, смотрел на измученную Наташу, головой качал, и не знал, что делать:
- Трудно тебе, одной, девочка. Что же делать то будем?
- Только не в детдом, не сдавайте меня… - жалобно канючила Натка, - не сдавайте меня…
- Ты не чемодан, что б тебя сдавать, только вот как ты одна то? Замордуют тебя родственники то. Ты, девонька, главное помни, ты жить должна. Не слушай, этих , извергов. Подумаю, я… нельзя так жить, одной.
- Да что им надо то? Я же не трогаю их, не мешаю им жить…
- Что ты, как раз мешаешь. Квартира у тебя, вон какая, вот и мешаешь им. Держись, Натка! Придумаю что нибудь.
 Наташка совсем высохла, похудела невозможно, под глазами появились синяки, по ночам, почти перестала спать, снились кошмары. И учебу запустила совсем. Тут еще стала приходить нудная, какая то бесцветная женщина, говорила, что из комиссии по делам несовершеннолетних, и если Наташа не согласится жить с родственниками, которые очень волнуются за нее, ее отправят в детдом. На возражения Наташи, что родственники, не хотят с ней жить, она так же тускло отвечала, что это ее, Наташины выдумки, они заботятся о ней, переживают, а она их видеть не хочет. Наташа стала бояться, звонков в дверь, и перестала открывать. И часто, по целым дням просиживала в кровати, завернувшись в одеяло, ни о чем не думая, раскачиваясь тихонько из стороны в сторону. Но тете Зине этого показалось мало, и она просто переселилась жить в квартиру к Наташе, и стала, все говорила, что заботится о ней, что пропадет без нее племянница любимая, но оставаясь один на один, тихо так шипела Натке, о том, что она виновна в смерти родителей, Наташа начинала кричать, а тетя Зина, тут же бежала за соседями, мол помогите, люди добрые, совсем девочка не в себе, так повторялось ни раз и не два, потом Наташа перестала кричать, только сидела в кровати, качалась и глядела в пустоту. В один из таких приступов Наткиного отчаяния, тетя Зина, предварительно еще пошипев про дочь-убийцу, про то что не жить ей такой, и что бы сдохла побыстрее, вызвала скорую. Соседи подтвердили, что приступы происходят постоянно, что Наташа кричит и бьет посуду, тетя Зина, сделав скорбное лицо, пожаловалась, что и бьет ее племянница любимая, продемонстрировала синяки и кровоподтеки, вот она семью бросила все за ней, за ней ходит, а она только кричит, да бьет свою благодетельницу. Врач, внимательно посмотрел, головой покачал, пробурчал, что то непонятное себе под нос и поставив Натке какой то укол, увез в психиатрическую больницу. Наташа не сопротивлялась, сил бороться не осталось совсем, она просто покорилась. Сидела на своей кровати, в больнице, тихая, покорно принимала таблетки, уколы, и ни с кем не говорила. Агрессивности не проявляла, и врачи, посовещавшись, решили, что теперь она не опасна, выписали ее из больницы. За полгода, проведенные в больнице, к ней никто ни разу не пришел, Натка совсем потеряла интерес к жизни, потухла. Тихонько брела по любим
На набережной Питера Надя гуляет без трусиков
Молодые сучки не стыдятся делать интимные селфи
Деревенская семейная пара перепихнулась в поле

Report Page