«Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых…», или О том, почему не всякий «вызов на дуэль» – этически приемлем

Daniel Kotsyubinsky

Гендиректор телеканала «Санкт-Петербург», первый заместитель председателя Комиссии Общественной палаты РФ по развитию информационного сообщества, СМИ и массовых коммуникаций Александр Малькевич опубликовал в своём Телеграм-канале пост, в котором пригласил вашего покорного слугу «на дискуссию», как я понимаю, по его персональному делу как потенциального номинанта на «гран-при» конкурса «Золотое перо».

Вот что пишет уважаемый г-н Малькевич (привожу с техническими сокращениями, не искажающими основной смысл сказанного):

«В Петербурге разворачивается эпичная, но при этом очень узкопрофессиональная драма. Ну, или трагикомедия…

Либеральная тусовочка потребовала “отменить” Малькевича.

Если в двух словах, то в Петербурге существует журналистский конкурс “Золотое перо”, который последние годы фактически пытались узурпировать определённые силы понятной политической ориентации. Когда-то, к слову, это была очень хорошая история, в 2001 году я даже был лауреатом “ЗП”.

В общем, оказалось, что меня выдвинули в номинации «Журналист года», причём я об этом узнал только в пятницу вечером.

И… разразился какой-то кулуарный скандал на тему того, может ли Малькевич быть номинантом, если он, как было сказано, нелоялен к части журналистского сообщества...

Для меня загадка, как люди, признанные иноагентами, В ПРИНЦИПЕ могут заседать в неких жюри? Это вообще какой-то нонсенс.

Но сейчас не об этом.

Я никогда не боялся доказывать свою позицию, готов аргументированно спорить с оппонентами, любопытно услышать основанное на фактах мнение своих идеологических противников.

В связи с этим открыто вызываю поднявшего весь этот сыр-бор Даниила Коцюбинского на дискуссию, или тематическую дуэль, если хотите.

Победителя пусть выберет зал.

У нас не так давно в Петербурге открылось единое общественное пространство «СреДА!». Мне кажется, это могло быть хорошее место (оно в центре города) для дебатов…

Доступ будет максимально открытый, можем сделать это вообще с онлайн-трансляцией.

Так что, если у коллег есть ко мне вопросы, пусть зададут их открыто.

Я к этому готов.

Telegram. Media МалькевиZ»

Я отказываюсь от любезного приглашения г-на Малькевича, и вот почему.

Во-первых, я всегда отказывался от участия в любых медийных проектах, являющихся, с моей точки зрения, пропагандистскими, а не журналистскими.

Сама площадка обсуждения должна быть достойной того, чтобы на неё прийти.

«Общественное пространство СреДА», созданное "по инициативе партии «Единая Россия»", по определению достойным журналистским пространством, по моему убеждению, считаться не может.

Во-вторых, мне просто не о чем спорить с А. Малькевичем.

Когда-то он попросился ко мне в друзья на платформе «Фейсбук», и я до сих пор его не убрал из друзей (хотя меня об этом настойчиво просили некоторые из моих коллег), просто потому что никаких личных конфликтов у меня с ним не было, да и вообще мы с ним лично не встречались, если мне память не изменяет. И я по сей день сохраняю его в списке моих ФБ-друзей, т.к. считаю, что личное – выше публичного, в том числе даже профессионального и политического.

Я с готовностью пояснил бы на заседании жюри «Золотого пера» А. Малькевичу, если бы председатель жюри счёл возможным пригласить его на это заседание, почему считаю его кандидатуру в номинанты «Журналиста года» неприемлемой. И с вниманием выслушал бы его, а равно выдвинувших его коллег, возражения. Однако, насколько я понимаю, председатель жюри Дмитрий Шерих испугался созывать общее собрание членов жюри именно потому, что не захотел публичного обсуждения кандидатуры Малькивича в режиме свободного высказывания мнений со стороны профессиональных журналистов.

О каких-либо иных сюжетах мне спорить с уважаемым А. Малькевичем оснований нет. То, что он заявляет в публичном пространстве, мне глубоко чуждо. Но это – вопрос вкусов, принципов и приоритетов. А о вкусах, как известно, не спорят. Если Малькевичу хочется уничтожить «иноагентов», то мне, напротив, хочется уничтожить – правовым, разумеется, путём – сам институт «иноагентства» и всё запретительно-цензурно-полицейское законодательство РФ. И не только РФ.

Так что, если я и стремлюсь к «отмене», то не конкретных людей, а конкретных общественных феноменов.

Одним словом, у нас с Малькевичем – просто разные вкусы на одни и те же общественные феномены. На мой вкус, Малькевич не может считаться журналистом, а должен быть признан пропагандистом «Единой России» и властной вертикали в целом. Вероятно, на вкус Малькевича, профессиональная журналистика – это именно то, чем занимается он.

Но о вкусах, повторюсь, не спорят.

Так что оставляю А. Малькевича наедине с единороссовским общественным пространством и удаляюсь в пространство той самой «либеральной тусовочки», к уничтожению которой, как я могу понять, бесстрашно призывает г-н Малькевич.

И в завершении разъяснения сути моей позиции, заключающейся в отказе от дискуссионной встречи на «ринге "Единой России"» с её верным пропагандистским бойцом А. Малькевичем, – прекрасно иллюстрирующий, на мой взгляд, некоторые из причин моего отказа бессмертный текст М.Е. Салтыкова-Щедрина.

ТОРЖЕСТВУЮЩАЯ СВИНЬЯ, ИЛИ РАЗГОВОР СВИНЬИ С ПРАВДОЮ

Прерванная сцена

Действующие лица:

Свинья, разъевшееся животное; щетина ощерилась и блестит, вследствие беспрерывного обхождения с хлевной жидкостью

Правда, особа, которой, по штату, полагается быть вечно юною, но уже изрядно побитая. Прикрыта, по распоряжению начальства, лохмотьями, сквозь которые просвечивает классический полный мундир, то есть нагота.

Действие происходит в хлеву.

Свинья (кобенится). Правда ли, сказывают, на небе-де солнышко светит?

Правда. Правда, свинья.

Свинья. Так ли, полно? Никаких я солнцев, живучи в хлеву, словно не видывала?

Правда. Это оттого, свинья, что когда природа создавала тебя, то, создаваючи, приговаривала: не видать тебе, свинья, солнца красного!

Свинья. Ой ли? (Авторитетно.) А по-моему, так все эти солнцы — одно лжеучение... ась?

Правда безмолвствует и сконфуженно поправляет лохмотья. В публике раздаются голоса: правда твоя, свинья! лжеучения! лжеучения!

Свинья (продолжает кобенится). Правда ли, будто в газетах печатают: свобода-де есть драгоценнейшее достояние человеческих обществ?

Правда. Правда, свинья.

Свинья. А -по-моему, так и без того у нас свободы по горло. Вот я безотлучно в хлеву живу — и го̀рюшка мало! Что мне! Хочу — рылом в корыто уткнусь, хочу — в навозе кувыркаюсь... какой ещё свободы нужно! (Авторитетно.) Изменники вы, как я на вас погляжу... ась?

Правда вновь старается прикрыть наготу. Публика гогочет: правда твоя, свинья! Изменники! изменники! Некоторые из публики требуют, чтоб Правду отвели в участок. Свинья самодовольно хрюкает, сознавая себя на высоте положения.

Свинья. Зачем отводить в участок? Ведь там для проформы подержат, да и опять выпустят. (Ложится в навоз и впадает в сентиментальность.) Ах, нынче и участковые одним языком с фельетонистами говорят! Намеднись я в одной газете вычитала: оттого-де у нас слабо, что законы только для проформы пишутся...

Правда. Так ты и читаешь, свинья?

Свинья. Почитываю. Только понимаю не так, как написано... Как хочу, так и понимаю!.. (К публике.) Так вот что̀, други! в участок мы её не отправим, а своими средствами... Сыскивать её станем... сегодня вопросец зададим, а завтра — два... (Задумывается.) Сразу не покончим, а постепенно чавкать будем... (Сопя, подходит к Правде, хватает её за икру и начинает чавкать.) Вот так!

Правда пожимается от боли; публика грохочет. Раздаются возгласы: ай да свинья! вот так затейница!

Свинья. Что? сладко? Ну, будет с тебя! (Перестаёт чавкать.) Теперь сказывай: где корень зла?

Правда (растерянно). Корень зла, свинья? корень зла... корень зла... (Решительно и неожиданно для самой себя.) В тебе, свинья!

Свинья (рассердилась). А! так ты вот как поговариваешь! Ну, теперь только держись! Правда ли, сказывала ты: общечеловеческая-де правда против околоточно-участковой не в пример превосходнее?

Правда (стараясь изловчиться). Хотя при известных условиях жизни, невозможно отвергать...

Свинья. Нет, ты хвостом-то не верти! Мы эти момо̀-то слыхивали! Сказывай прямо: точно ли, по мнению твоему, есть какая-то особенная правда, которая против околоточной превосходнее?

Правда. Ах, свинья, как изменнически подло...

Свинья. Ладно; об этом мы после поговорим. (Наступает плотнее и плотнее.) Сказывай дальше. Правда ли, что ты говорила: законы-де одинаково всех должны обеспечивать, потому-де что, в противном случае, человеческое общество превратится в хаотический сброд враждующих элементов... Об каких это законах ты говорила? По какому поводу и кому в поучение, сударыня, разглагольствовала? ась?

Правда. Ах, свинья!

Свинья. Нѐчего мне «свиньёй»-то в рыло тыкать. Знаю я и сама, что свинья. Я — Свинья, а ты — Правда... (Хрюканье свиньи звучит иронией.) А ну-тко, свинья, погложи-ка правду! (Начинает чавкать. К публике.) Любо, что ли, молодцы?

Правда корчится от боли. Публика приходит в неистовство. Слышится со всех сторон: Любо! Нажимай, свинья, нажимай! Гложи ее! чавкай! Ишь ведь, распостылая, ещё разговаривать вздумала!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 М.Е. Салтыков-Щедрин. За рубежом. 1880 г.