Безопасные самолёты

В 2064 году группе авиационных инженеров, работавших под началом некоего Е., удалось преодолеть упорное сопротивление авиационно-промышленного лобби и добиться внедрения в производство так называемых «безопасных самолетов» – и через некоторое время все гражданские пассажирские рейсы перевели на новую технологическую базу. По некоторым непроверенным сведениям, трагическое событие в жизни авиационного инженера Е. подтолкнуло его к разработкам безопасных самолетов – его тринадцатилетний сын Олаф Е. погиб в авиационной катастрофе, возвращаясь после летних каникул, проведенных на острове Самарга.

Горе инженера почти убило его, но инженерный разум кричал в холодной пустоте его сердца о том, что надо уберечь других отцов от таких непереносимо горьких утрат. То ли душевная боль обострила техническую мысль, то ли Е. был гениальным инженером – но решение (как все гениальные решения) оказалось простым.

Е. предложил разделить двигательные конструкции и пассажирский отсек на два автономных объекта, соединенных по принципу буксира специальным тросом (материал для троса создан в 2049 году), снабженным сверхчувствительными датчиками. В случае, если в двигательном отсеке случается поломка или дисфункция, трос механически расцепляется. Пассажирский отсек состоит из желеобразного, прозрачного, но чрезвычайно прочного материала, пронизанного нанокапиллярами. Форма отсека меняется в полете, учитывая динамику воздушных потоков, но по чаще всего отсек имеет форму веретенообразного облака с элементами летучего древесного семени. Оставшись в небе в одиночестве, отсек начинает барражировать в воздухе, очень медленно опускаясь на землю. Материал пассажирского отсека синтезирован в 2022 году. Этот материал настолько вязок и прочен, что позволяет отсеку (т. н. «сопле») приземляться и в море, и на вершины гор. И даже если «сопливоеоблако» опускается на острые скалы, никакой горный пик не может проткнуть его, и все пассажиры невозмутимо дожидаются спасательного аппарата, который возьмет «облако» на буксир.

Пассажиры комфортно располагаются внутри студня, полулежа в специальных кавернах. Система канальцев, пронизывающих собой студенистое тело, обеспечивает их воздухом и водой, в теле студня располагается также мягкий резервуар с питательной массой, откуда каждый пассажир может подпитаться в случае голода, но эпоха разносолов, стюардесс и алкоголя ушла в прошлое, да и зачем людям в полете алкоголь, если риск отсутствует? Желающие подчеркнуть наслаждение полета эффектами алкоголя или наркотиков могут ввести эти вещества в себя перед полетом.

Впрочем, для полной безопасности пришлось пожертвовать кое-чем: не просто никакого багажа не позволяется с собой иметь в «сопливом облаке» – дамам воспрещаются даже легкие сумочки, даже билеты имеют форму леденцов, которые тают через несколько минут после взлета. Да что там сумочки, что там билеты! Все пассажиры должны лететь абсолютно голыми, такими, какими явились на свет, – таково одно из категорических условий безопасности полета. Кое-кому пришлось преодолеть стыд или предрассудки, но лучше быть голым и живым, чем одетым и мертвым, да еще и размазанным в своей модной одежде по корявым ошметкам драного металла. В общем, структура размещения пассажира в облаке отчасти (только отчасти) воспроизводит ситуацию эмбриона в материнском организме.

Кроме абсолютной безопасности, полет в облаке гарантирует незабываемое эстетическое наслаждение: ведь красота небес не просто маячит в убогих иллюминаторах, а к ним, если припасть изнутри лицом, то станешь похож на овальную застекленную фотографию на могиле. Нет! Восхитительная красота небес и ощущение гигантского открытого пространства обнимают обнаженных пассажиров со всех сторон, ведь студень абсолютно прозрачен – пушистые облака протекают возле их глаз, прямо под ногами расстилаются облачные поля или головокружительные ландшафты. Эффект растворения в открытом небе достигает апогея во время ночных рейсов, когда пассажиры летят, обратив лица к луне или к сияющим звездам, а внизу, словно откликаясь звездам, мерцают города. Музыку слушать нельзя, так как исключается присутствие технических устройств, и пассажиры то вдохновенно молчат, погружаясь в свои мысли, либо поют. Их голоса звучат измененно, словно детские, и всех поражает тот факт, что люди, начисто лишенные музыкального слуха, вдруг начинают петь на удивление прекрасно, а уроженцы разных стран сливаются в хорал, исполняя песни на языках, которые никто из них не знает. (Глоссолалия или «говорение на языцех» – считается одним из эйфорических побочных эффектов безопасного полета.)

Сказать о чудесном материале, из коего состоят «облака», что это аэрогель, пронизанныйчувствительными нанокапиллярами, прочный как сталь, нежный как желе и прозрачный как стекло, полностью берущий на себя заботы о терморегуляции и дыхании пассажиров, значит сказать слишком мало добрых слов о его свойствах.

Изобретение инженера Е. не только спасло множество человеческих жизней, но отворило в совокупной душе человечества некое окно, избавив состояние полета от рева, клаустрофобии и железного привкуса возможной смерти. Люди наконец-то перестали осознавать полет, как преступление, как тайное нарушение природных законов, за которое летящий как Икар может быть наказан смертью.

Изобретение инженера Е. спасло и его собственную жизнь. Он много летал на сконструированных им самим самолетах-облаках, и однажды во время дальнего перелета случился сбой двигательного устройства, влекущего за собой на буксире облако с пассажирами. Немедленно произошло расцепление троса (этот трос так непрост и великолепно продуман, что сочли невозможным называть его просто «трос» и прибавили еще одну букву – тросс). Итак, произошло расцепление тросса. Облако, в котором мирно покоились люди, осталось в небе одно. Двигательный отсек рухнул, выпустив в небо столб сияющего дыма, а облако продолжало лететь, постепенно снижая скорость. Вместе с тем, облако стало медленно вращаться, дрейфуя и слегка покачиваясь в воздушных потоках. Никто не волновался, все улыбались, только девушки тихо пели песню о соловье и лете.

Николай Иванович Е. спокойно сидел в своей студенистой ячейке, телу было отдохновенно, оно стало старым, его худое тело, и теперь он чувствовал себя ветхим и счастливым эмбрионом во чреве небес.

Он сидел и думал – почему безопасные самолеты не возникли раньше, до того черного лета, когда белоголовый Олаф, веселый Олаф, летел домой с Самарги? Почему люди соглашались летать в железных птицах смерти, напоминающих о римских быках, в чьих утробах язычники терзали христиан? Что заставляло людей доверяться хваленым железным птицам – мерзкое чувство вины? Сладкая дрожь преступления? Желание изведать волю рока? Покорность? Зомбизм? Жажда риска, лжи и расплаты? Ныне не понять той мучительной отваги.

Они снижались над высокогорным плато, что простиралось сурово и безжизненно, изредка вздымаясь гребнем слоистых скал – бескрайняя темно-серая поверхность, прорезанная извилистыми линиями белого льда. Здесь не найти селений, места высокие, необитаемые, воздух разреженный, но диспетчерские службы уже получили сигнал о месте аварии, и оставалось только приземлиться и ждать буксирного самолета. Они летели низко над горным плато, но сильный ветер мешал приземлению, влача их над местностью. Глянув вниз, инженер с изумлением увидел людей. Вначале ему показалось, что это солдаты, выстроенные на смотр, потому что люди располагались регулярно, в строгом порядке. Но, присмотревшись, он понял, что они не стоят, а сидят на белых камнях, и их размеренное расположение определяется размеренным расположением камней. Кое-где камни пустовали, ярко белея. Что-то смутно знакомое чудилось в порядке белых камней. И вдруг инженер догадался. Инженерный разум подсказал ему. А может (или пришло смутное воспоминание) подсказали девичьи фигуры в одинаковой темно-синей одежде, неподвижно стоящие в прямых проходах между рядами камней. Он понял, что порядок камней соответствует порядку расположения пассажирских мест, каким он был в старинных «опасных» самолетах.

Мучительно и восхищенно защемило сердце. Уже видны стали лица. Все они улыбались и махали ему руками. Сквозь слезы инженеру почудилось, что он видит белую голову Олафа, румяные щеки, приветливые глаза…

Олаф! Олаф! Это ты? Значит, меня наградили, сынок. Наша встреча – награда за изобретение безопасных самолетов. Мы очистили небо от человеческого страха. И в благодарность за это Освобождение небо воскресило всех, кто когда-то погиб, сделавшись жертвой полета.

Но вообще-то, если честно, не существовало никогда никакого инженера Николая Е., не существовало его жены-норвежки Гудрун, никогда не рождался сын Олаф у этих несуществующих супругов. Безопасные самолеты придумал я, побуждаемый простым человеколюбием без травматического подтекста, поэтому называют их в народе пепешки или буксирки, и сейчас, когда цифровой индекс, прилагаемый к аббревиатуре ПП, перевалил за три сотни, уже немного осталось старых пилотов, летавших еще на первых пепешках (ПП-1, ПП-2, ПП-13). Эти люди окружены уважением, если не забыты напрочь.

Что касается инженера Е. и его погибшего сына Олафа, то я придумал их исключительно в качестве добросердечной насмешки на нынешней публикой, чей вкус сильно деградировал в сторону убитой мелодрамы, настолько, что даже такое важнейшее и радостное событие, как рождение безопасных самолетов, публика желает наполнить воображаемой болью.

2014