Беседа с отцом Владимиром Воробьёвым. Ч. 2

– Расскажите, пожалуйста, как проходила жизнь студентов на только что образованных богословско-катехизаторских курсах. Где они занимались, кто преподавал?

– Когда мы открыли свои курсы, то сначала занимались в институте, который назывался СТАНКИН, около Елоховского собора. Там нам давали помещения вечером, и мы туда приходили преподавать. Это продолжалось полтора года. Потом у нас был выпуск. И когда эти студенты с курса нашего выпускались, они стали просить: «А нельзя ли продолжить учиться?» – «А как? У нас же двухгодичные курсы». – «Давайте придумаем что-нибудь еще». – «Давайте». – «Давайте сделаем институт». Мы собрали ученый совет курсов и решили сделать Богословский институт. Обратились к Святейшему Патриарху Алексию. Он благословил и согласился стать учредителем нашего института. Потом мы его назвали в честь Патриарха Тихона.

К нам сразу же очень много народа пришло учиться, и народ был замечательный. Была и молодежь, и люди среднего возраста. Все были полны удивительного энтузиазма и при отсутствии нормальных условий очень хорошо учились. У нас не было своих помещений. Не было денег, нечем было платить преподавателям. Но преподаватели к нам приходили из разных институтов, из МГУ, и просили: «Можно мы тоже будем у вас работать?» Мы говорим: «У нас денег на зарплату». – «Мы и так будем работать. Станем у вас преподавать по вечерам, после основной работы». Какие-то символические мизерные суммы от жертвователей разных мы потом им все-таки стали платить. А студентам жить было негде, потому что общежития у нас, конечно, не было. Они жили, кто где сможет устроиться – кто-то снимал, кто-то жил у родных или знакомых, некоторые просто ночевали на вокзале, а утром приходили учиться.

Сначала мы занимались везде, где только можно, – в разных храмах, где можно было найти какое-то помещение; в 1-й Градской больнице в аудиториях, нас пускали туда. Потом нас стали пускать в МГУ – огромная благодарность ректору МГУ Виктору Антоновичу Садовничему, который проникся к нам такой любовью. Мы с ним одновременно кончали университет, но тогда я с ним не был знаком. Он кончил мехмат, а я – физфак. Он проникся к нам любовью и предложил нам пользоваться аудиториями университета в вечернее время бесплатно. Это уже было очень хорошо – настоящие учебные аудитории появились, расписание мы составили, уже много было учащихся. Многие преподаватели работали в университете, и им было очень удобно.

Потом университет наш рос, мы понимали, что МГУ уже трудно нас принимать. Но у нас появились благотворители и устроили нам здания на Озерной, потом на Иловайской. Появились некоторые здания в Кузнецах; и постепенно все стало устраиваться. Потом устроилось общежитие на Иловайской. Появились деньги, мы стали давать студентам маленькие стипендии. Бюджетных мест сначала никаких не было.

Вначале мы кормили студентов гуманитарной помощью. Она представляла из себя или какой-то сухой рис, который никак нельзя было приготовить нормально, или американское пюре, похожее на тальк. Есть больше было нечего. Но была такая жажда учиться, что несмотря на эти трудности, все-таки занятия шли. Постепенно Бог давал все, что нужно. Приходили жертвователи, стало привлекаться больше денег, Москва нам передала некоторые здания в пользование.

Тоже был очень интересный случай, как одна женщина зашла в здание около Кузнецов, там, где сейчас наш ректорат находится. Здание было совсем не наше. И эта женщина говорит: «Почему вы это здание не забираете?» Я говорю: «Как мы его заберем, там же фирма находится?» – «Там уже никого нет, шесть человек осталось, все развалилось, непонятно, что они делают там». – «Это государственное учреждение, как мы можем забрать?» – «Я пойду, похлопочу». Эта женщина узнала, где мэр Москвы Лужков будет ленточку перерезать в какой-то новостройке. Она явилась туда, протолкалась сквозь толпу к самому Лужкову, как-то и охранники ее пропустили, и обращается к нему: «Юрий Михайлович!» А Юрий Михайлович не отвечает, он занимается своим делом, с кем-то разговаривает, и на нее не реагирует. Тогда она повышает голос: «Юрий Михайлович!» Юрий Михайлович не внемлет. Тогда она как заорет ему в ухо: «Мужик ты или не мужик?!» Юрий Михайлович обернулся и говорит: «Что вам нужно?» – «А мне нужно к вам прийти поговорить». – «Приходите». И назначил ей время. Тогда она взяла меня с собой, и мы пошли к Юрию Михайловичу Лужкову в мэрию. Мы объяснили, что у нас институт, а рядом два здания стоят пустые, там никого нет практически, шесть человек там пьянствуют. А мы пропадаем оттого, что у нас места нет. Юрий Михайлович говорит: «Хорошо, возьмите их себе, эти здания». И отдал нам в пользование. Такие были времена.

– Как научиться уповать на волю Божию?

– Когда мы начинали, нас спрашивали: «Как Вы этот проект создали, на что Вы рассчитывали, о чем Вы думали?» Мы никогда не создавали никаких проектов; никогда ни на что не рассчитывали, не планировали, не придумывали ничего. Мы просто делали то, что было нужно и что могли делать. И молились Богу.

Так мы создали и нашу школу. Сначала ей негде было приютиться, и она у нас занималась в Троицком домике. Причем там потолок обваливался, и в классе, где занимались дети, поставили большую доску, подпирали потолок, чтобы он на детей не упал. И так вели там уроки. Потом мы скитались по разным местам, у нас никакого здания для школы не было. Это продолжалось довольно долго. И вдруг нас осенила такая мысль – составили коротенькую совсем молитву; «Господи, помоги нам, дай нам здание, где мы могли бы учиться». Мы эту молитву напечатали на маленьких листочках, раздали всем детям-школьникам и сказали, чтобы они молились каждый день от всего сердца. Через год у нас было четырехэтажное новое здание с храмом. Построили его с нуля. Объявились благотворители и построили нам здание, в котором сейчас наша школа живет. Только сейчас у нас там учится 500 человек, и они уже не помещаются в этом здании. Но мы опять, уже имея опыт, помолились, вернее, детям сказали помолиться, и нам еще одно здание дали для школы. Нужно надеяться на Бога. Если мы хотим что-то хорошее сделать, то Господь всегда поможет.

– Как относиться к мусульманам, особенно после сегодняшних событий?

Сегодня во Франции было несколько нападений мусульман, в частности, возле храма Нотр-Дам в Ницце мужчина, размахивая ножом и крича «Аллах акбар», убил несколько человек. Вся Франция взбудоражена, весь мир взбудоражен.

– Что можно сказать? Ислам – такая религия. Они считают, что если человек погиб в войне с неверными, то ему обеспечен рай. Но только при одном условии – если его убила не женщина. Если женщина убьет, тогда рая не будет. А если он от руки мужчины погибнет в борьбе, на войне с неверными, – он прямо в рай попадает. Неверные – это христиане и вообще все не мусульмане.

Но не все мусульмане такие. Не нужно думать, что все такие фанатики, все готовы резать и убивать. Есть более спокойные, мирные жители. И Россия с некоторыми мусульманами давно научилась жить, например, с казанскими татарами. Мы уже много веков живем спокойно, дружно. Никаких особых эксцессов с ними не было уже много лет. Такой фанатизм больше характерен для горцев, кавказцев. Христиане ко всем людям должны относиться хорошо. Есть правило, которое оставил нам Господь: «Любите ненавидящих вас и молитесь за творящих вам напасть». Оно относится ко всем – и к мусульманам, и к язычникам, вообще ко всем людям. Злом победить зло невозможно. Если будем отвечать злом на зло, то зла будет только больше. Как огонь невозможно потушить огнем, так и зло невозможно победить злом. Но зло можно победить любовью. И Христос заповедал нам ко всем относиться с любовью, по-хорошему. Стараться в каждом человеке увидеть что-то хорошее. И почти всегда в людях есть что-то хорошее. И если вы постараетесь увидеть это хорошее в человеке и будете к нему обращаться, то тогда человек поворачивается к вам своей доброй стороной. Как подсолнух поворачивается к солнышку и раскрывается. А если вы будете со злобой, с ненавистью, с раздражением обращаться к человеку, видя в нем что-то плохое, то он, как подсолнух, лепесточки складывает, закрывается, и головку отвернул, спрятал, как от холодного ветра, и повернулся к вам своей дурной стороной.

Для того, чтобы нести в мир проповедь Христову, нужно быть добрым. Очень важно понять, что Господь пришел нас спасти, но начал Он дело нашего спасения не с проповеди, не с благовестия о новом учении. Это было потом. А сначала Он начал делать добрые дела. Он стал являть любовь: исцелять больных, изгонять бесов, воскрешать мертвых, кормить голодных. И эта любовь была первой проповедью Христовой. Вот так и мы должны действовать, должны быть добрыми ко всем.

– Что делать, если твои родители поссорились с твоим духовником?

– Если духовник ничем не виноват, ничего плохого не делал, то нужно постараться помолиться и своим добрым отношением постепенно родителей склонить к примирению. Может быть, родители нецерковные, неверующие. Если церковные люди поссорились, то надо понять, из-за чего, почему? Если какая-то причина была, если духовник сделал ошибку, что-то нехорошее, тогда, может быть, придется привлекать кого-то еще, других людей, более умудренных духовным опытом. Но главное – молиться. Главное – быть хорошим самому, действовать с любовью.

– Как духовный человек связан с любовью?

– Очень просто. Первая заповедь христианская – «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всею душою твоею, всем помышлением твоим, всей крепостью твоею, и ближнего своего, как самого себя». В ответ на эту любовь приходит благодать Святого Духа. И получается духовность.

– Что такое кротость?

– Есть способ узнать про себя: какие есть у тебя страсти и добродетели. Если человеку скажут: «Ты – гордый», ему станет обидно, и он подумает: «Нет, я не гордый». Он не видит свою гордыню. Но, если его спросить: «Скажи, пожалуйста, а ты – смиренный?» – он подумает: «какой же я смиренный? Нет, смирения у меня нет». Значит, он увидел свою гордыню. Гордость и смирение – вещи противоположные, если он не смиренный, значит, гордый. Если не гордый – значит, смиренный. Увидеть свой грех трудно, а увидеть, что у тебя не хватает добродетели, гораздо легче.

Так и кротость имеет противоположный себе порок – гнев. Спросите себя: «я гневливый? раздражительный? бывает, что злюсь?» Если «да», то, значит, нет кротости. А если во всех обстоятельствах всегда умеешь быть добрым, не отвечать злом на зло, не раздражаться, не пускать в свое сердце злобу и никогда гнев не вспыхивает – значит, тогда ты кроткий, знаешь, что такое кротость.

– Расскажите, пожалуйста, про отца Димитрия Смирнова.

– Это трудно довольно сделать, потому что я отца Димитрия очень давно и очень близко знаю. Мы с ним вместе поступили в семинарию, 42 года назад. И прожили с ним вместе всю жизнь. Он был один из самых близких мне друзей. У нас с ним все было общее, все было вместе. Общаться в последнее время нам зачастую уже было трудно, встречаться и видеться трудно, потому что все мы перегружены своими делами. Но мы всегда молились друг за друга. И не было случая, наверное, за эти 40 лет, чтобы я позвонил отцу Димитрию и сказал: «Отец Димитрий, приходи», и чтобы он не пришел. Такого случая я не могу вспомнить. Он всегда приходил, всегда с большой любовью, с радостью. Его все в нашей семье просто обожали. В нашем приходе он был всегда родной человек. Всегда, когда мог, приезжал к нам служить. Отец Димитрий, конечно, был по-настоящему великий человек. Его вы все, конечно, знаете – о нем очень много написано, много снято его интервью, его проповеди записаны, можно послушать их в Интернете. Есть «Мультиблог» отца Димитрия, где собраны все его проповеди, интервью. Может быть, лучше и не говорить о нем, а взять и послушать.

Он был очень умным, талантливым, очень артистичным, и речь его всегда была очень образной, доходчивой, ясной. Он умел объяснить любую сложную вещь одной фразой, любому человеку. Он сразу чувствовал, на каком языке нужно говорить с человеком, и говорил с ним на том языке, который тому был понятен и близок. И часто пользовался таким методом, который в искусстве является совершенно обычным – гротеском. Для того, чтобы было все ясно и понятно, нужно сделать это выпуклым, усилить как-то, обострить, подчеркнуть смысл. Он этим пользовался постоянно, и от этого получались иногда резкие высказывания, которые его враги, можно сказать, вырывая из контекста, интерпретировали совершенно не так, как они были сказаны.

Отец Димитрий никогда никого не боялся. Ему просто незнакомо было чувство страха. Он не боялся бандитов, он сам был богатырь, сильный, мужественный человек. Не боялся начальства, никого и никогда. Каждый, кто с ним встречался, невольно испытывал к нему уважение – будь то хоть полицейский на дороге. Если он ехал на машине (он раньше водил машину), то он это делал резко – возьмет и повернет на красный свет, или через всю площадь поперек проедет. Его останавливает полицейский. Но две фразы его обезоруживают, он начинает улыбаться и его отпускает. Это всегда было так.

У отца Димитрия было удивительное чувство юмора. Я бы даже сказал, что я не встречал человека с более прекрасным чувством юмора, чем отец Димитрий. Он постоянно шутил, и его шуткам всегда радовались. Но, когда он шутил, он никогда не обижал человека, его юмор был совершенно безобидный. Он никогда человека не унижал, не обижал. Это просто поражало – он вроде смеется, но нисколько не обидно никому. Он мог посмеяться над каким-нибудь поступком, но так ласково, так симпатично это выглядело, с таким теплом, что никакой обиды никто не чувствовал.

Он говорил всегда правду. Он говорил то, что думает. В любой обстановке, любому человеку. Он никогда не приспосабливался. Говорил то, что думает – на любой вопрос, в любой аудитории. И это, конечно, удивительное, драгоценное и редчайшее свойство души человека. Но это, как и говорил отец Димитрий, первый долг священника. Священник прежде всего должен свидетельствовать истину в этом мире. Это первый его долг. Господь говорил: «Аз есмь Путь, и Истина, и Живот». Христос пришел возвестить истину. И священник, который носит образ Христов, он обязан в этом мире возвещать истину всегда. К сожалению, очень мало кто это делает по-настоящему. По большей части мы привыкли молчать. А отец Димитрий не молчал. Он говорил. Один говорил. Когда все молчали, он говорил.

Много можно привести удивительных примеров. Его очень любили и патриарх Алексий, и патриарх Кирилл. И отец Димитрий тоже любил и патриарха Алексия, и патриарха Кирилла. Я бы сказал, нежно любил. Патриарх Кирилл его сделал членом Высшего церковного совета. Приведу такой пример, по секрету, конечно, пожалуйста, не разглашайте. В Высшем церковном совете заседают синодальные митрополиты, очень серьезные люди. Возглавляет его всегда Святейший Патриарх Кирилл. И на этом совете нужно, конечно, выключить все телефоны. Чтобы звонил телефон – это недопустимо. И вдруг все видят – сидит отец Димитрий, прижал ладошку к уху, и разговаривает по телефону. Все на него смотрят и думают – что ж ты делаешь-то, друг мой? Что сейчас будет? А отец Димитрий продолжает безмятежно разговаривать – тихонечко так, чтобы не мешать никому, но разговаривает. Все примолкли, ждут – что-то будет. Через некоторое время Святейший Патриарх Кирилл говорит: «Отец Димитрий, а с кем это Вы разговариваете?» Отец Димитрий оторвался, говорит: «С матушкой, Ваше Святейшество». Патриарх говорит: «А, с матушкой. Ну, тогда понятно».

Вот такой был отец Димитрий. Он был удивительно трогательный человек, удивительно милый, очень добрый был. Очень ласковый был человек. Трудно говорить без слез о нем. Я очень его любил и люблю, и все его выступления – я под ними под всеми готов подписаться, под каждым его словом. Он говорит просто моими мыслями. Если бы я умел, я бы то же самое сказал, но у меня нет такого таланта, как у отца Димитрия. У него был яркий, ярчайший талант говорить. Как он проповедовал в храме – стоит почитать его проповеди и послушать их. Это замечательные проповеди, это золотое наследие нашего времени. Так всегда глубоко, независимо и самостоятельно, так доходчиво он отвечает на самые главные вопросы. Так всегда просто, никогда он не говорил заумных вещей, говорил все просто и доходчиво.

– Расскажите, пожалуйста, о Вашем общении с отцом Иоанном (Крестьянкиным).

– Могу сказать, что к отцу Иоанну (Крестьянкину) меня тоже привез отец Димитрий. Это было году в 1981-м, года через два после нашей хиротонии (отца Димитрия рукоположили через три месяца после меня). И он мне как-то говорит: «Давай поедем к отцу Иоанну, в Печоры». Мы приехали, молодые священники, входим в алтарь. Будний день. Стоим, молимся. Входит какой-то батюшка маленького роста, подошел к служащим, кому-то шепнул что-то. Отец Димитрий ко мне оборачивается: «Ты видел?» – Я говорю: «Что видел?» – «Отец Иоанн прошел, видишь?» – «Нет, я ничего не заметил». Я не знал его. Он на вид такой простой сельский батюшка.

Потом мы попали к отцу Иоанну на прием. Он принимал нас первый раз не в келье, а повел нас на горку. Есть там в монастыре такая горка. Посадил нас на скамеечку и долго-долго с нами беседовал. Мы молодые, начинающие священники, и он с нами так хорошо говорил, замечательные напутственные слова. Его слова нельзя забыть. Например, он сказал такую фразу: «Никогда не изображайте из себя того, кем вы не являетесь». Т.е. будьте всегда сами собой. Такая простая истина, но очень важная для всех людей.

Потом мы стали ездить к отцу Иоанну каждый год. Именно с отцом Димитрием мы чаще ездили. Потом к нам стал присоединяться иногда отец Аркадий, будущий владыка Пантелеимон, но не каждый год. Иногда стал отец Александр Салтыков присоединяться. Но каждый год ездили мы с отцом Димитрием. Батюшка принимал нас в своей келье. Посадит на диванчик маленький, а сам садится на маленькую низенькую табуреточку перед нами. Мы приезжали с какими-то вопросами, но он не дает возможности ни одного вопроса задать, а начинает быстро-быстро говорить, такой пулеметной речью, немножко даже задыхаясь и захлебываясь от слов. Он говорит, говорит, и ты понимаешь, что он отвечает на твои вопросы все подряд. Нам обоим сразу. Быстро-быстро все объясняет, и больше вопросов не остается. Помню, у меня было осудительное настроение в отношении одного исторического деятеля, но я ничего не говорил отцу Иоанну об этом. И вот, мы на диванчике сидим, отец Иоанн сел перед нами и говорит: «Я вот тоже, тоже так думал» – про этого человека. А потом он мне приснился и говорит: «Вот, ты меня осуждаешь, а я каюсь». И это все произошло, хотя я ничего не спрашивал. Так он мне объяснил, что не нужно осуждать никого.

И множество было таких удивительных встреч. Конечно, это незабываемые были встречи. Мы ездили к отцу Иоанну с 1981 года и почти что до его смерти, до его кончины. Служили там, в Печорах, нас уже вся братия знала, принимали нас очень хорошо. Много разных встреч было. Однажды мы ночевали в монастырской гостинице, и рядом со мной оказался симпатичный молодой человек, иеромонах. Он расположился, мы с ним обменялись несколькими словами. Оказалось, что он тоже физик по образованию, как и я, и тоже к отцу Иоанну приехал. Потом через некоторое время он стал митрополитом.

Помню такой эпизод. Был 1990-й год. Должен был быть Собор, на котором нужно было избрать нового патриарха после кончины патриарха Пимена. И отец Иоанн рассказал лично мне: «Накануне выборов я почему-то не спал, и сидел на этом диванчике». Келья у отца Иоанна была небольшая, и напротив диванчика была кровать, на которой он обычно спал. Тут ему не спалось, и он сел на диванчик. «И вдруг мне является Патриарх Тихон, прямо на этой моей кровати, в рост. Стоит на моей кровати и говорит, что патриархом будет митрополит Алексий». На следующий день были выборы, выбрали патриарха Алексия.

Много чудесного еще можно вспомнить и рассказать. Отец Иоанн был великий святой наших дней. Мне в этом смысле совершенно не по заслугам досталось это удивительное счастье. Я знал много святых людей, по-настоящему святых. И близко знал. Это самое большое, что можно пожелать человеку – встретить святого человека, духовного, в сердце которого живет Дух Святой. Отец Иоанн был одним из таких замечательных святых людей.

– Батюшка, позвольте нам сказать, что мы были очень рады сегодня Вас послушать, спасибо огромное за все Ваши труды для университета. Нам очень нравится здесь учиться. И пусть не лично, а дистанционно, примите от нас небольшой подарок!

– Спасибо большое, очень благодарен и тронут вашими словами. Давайте вместе молиться, давайте стараться учиться, потому что возможность эта редчайшая и чудеснейшая. То, что у нас есть наш университет, что мы можем здесь так много всего важного и нужного узнать – это величайшее счастье. Мне пришлось жить при советской власти, когда ничего нигде нельзя было узнать. Нельзя было Евангелие найти. Нельзя было ничего ни прочитать, ни узнать. А вот сейчас все по-другому, и вам открыты все пути. Нет большего счастья, чем служить Церкви, служить Богу. Наш университет как раз и призван поставить вас на этот путь, эту дорогу, помочь вам стать на путь служения Богу.

Благодарю вас за подарок, спасибо большое, очень тронут. Надеюсь, вы заметили, что мы в Университете стараемся друг друга любить. Я очень желаю вам этой любви, которой и я вас люблю.