Берлин, мой друг
Николай Фатющенко– Набери мне! Мне нужно срочно с тобой поговорить! – сказал мужчина передо мной в очереди в аэропорту и сел на соседний 14-часовой перелет.
Мы же вылетаем в Германию. Я давно там не был, и хотелось посмотреть, так ли мне повезло с Берлином в прошлый раз, или это действительно такой приятный город.
Но сначала прилетаем в Гамбург. Здесь нас ждёт музыкальный фестиваль на берегу Эльбы. Наша гостиница находится недалеко от центра. В Гамбурге облачно, и пустынный город заливает молочная дымка. Уже поздно, и всё, естественно, закрыто, европейская диета «после семи вечера не едим». Нашли стрит-фуд. Турок спрашивает: «Кто вы по национальности?» и услышав, что русские, радостно произносит весь набор русских слов, который он знает, потом зовёт сонного киргиза.
– Вам с луком? – спрашивает киргиз.
– Нет, спасибо. Давно вы тут?
– Да, полтора года, – устало отвечает он.
– Нравится?
– Нет. Работа – дом, работа – дом.
Мы мнемся, что уж тут скажешь.
– Спасибо, вы нас спасли! – говорю я и беру донер.
– Ну что вы! – улыбается.
Почему английский язык называют международным, решительно непонятно.
На следующий день солнце проклюнулось сквозь дымку. На улицах появились прохожие и велосипедисты, и хотя над рекой дул сильный ветер, во всем окружающем пространстве чувствовалось долгожданное лето. Мы идем в центр города вдоль долгого забора, на котором развернулась война надписей. «Free Gaza». Зачёркнуто. «Israel». Зачёркнуто. Снова «Free Gaza». Снова зачёркнуто. «Israel love». Снова зачёркнуто. И поверх всего этого кириллицей «Макс июнь 2024 год», но это тоже зачёркнуто и написано «лох».
Все вокруг пьют пиво, как в последний раз. Прошагав 700 метров в туннеле, который идёт под рекой, мы оказываемся в порту, переделанном под разные музыкальные направления. В этом ангаре — техно, на этой сцене — инди-рок, тут стоит милый маленький вагончик с экспериментальной музыкой, а там — главная сцена, на которой должны выступить Jungle, ради которых мы здесь.
Все играют в разные игры, пьют, курят, но поразительно не нарушают чужое пространство. Немцы. Северный народ. В южных странах тебя уже сто раз потрогали бы, чтобы объяснить, как прекрасна их страна.
The Streets, которые выступают ближе к вечеру, великолепны. Майк Скиннер прыгает в толпу, шутит, читает все свои попсовые песни. Чистый «Кровосток» на английском (и более мелодичный). Слушаем ещё пару приятных групп. Выходят Jungle. Даже моя любовь к ним не дает мне не видеть, как плохо они выступают. Надеюсь, так не каждый раз, и когда-нибудь они будут в духе.
Концерт заканчивается, и тысячи людей за фантастически короткое время покидают площадку фестиваля. Остаются самые стойкие, на техно-афтерпати. Воспоминание на всю жизнь, на берегу Эльбы.
Мчим в Берлин. «Боже, что за скучный, ужасный город Берлин. Скучно и тоскливо до невероятности», - пишет Достоевский своей жене. В какой-то другой Берлин он ездил, скажу я вам. Странно одетые люди счастливо набиваются в бары и рестораны в каждом районе. Захваченный сквоттерами дом соседствует с дорогой гостиницей, но всех как будто всё устраивает. Народ пьет пиво, крутит самокрутки, смеется и атмосфера вокруг совершенно не похожа на «скучную и тоскливую до невероятности».
Встречаемся с друзьями, и в первую же ночь попадаем на большую вечеринку, которая проходит во дворе музея современного искусства. Уже в двенадцатом часу мы попадаем в красивое большое пространство, где звучит техномузыка. Всё вокруг мигает стробоскопами, заливая светом многочисленных танцующих. Куда не глянь – нарушение УК РФ. Я стою в толпе и чувствую, что эти молодые люди искренне ощущают себя свободными. Они окружают меня, сверкают огнями и двигаются под пульсирующими ритмами, словно воплощение непокорной энергии, готовой объять весь мир и насладиться каждым мгновением своего пребывания на Земле. Может, поэтому немцы такие спокойные в 40-50 лет? Потому что в 20-30 они хорошо повеселились?
Вернемся к Достоевскому. «С первого взгляда заметил, что Берлин до невероятности похож на Петербург… Фу ты, бог мой, думал я про себя: стоило ж себя двое суток в вагоне ломать, чтоб увидать то же самое, от чего ускакал? Даже липы мне не понравились, а за сохранение их берлинец пожертвует всем из самого дорогого». Повторюсь, я не знаю, в какой Берлин приезжал Фёдор Михайлович, но точно не в тот, в который приезжаю я. С Петербургом разве что одно только общее: примерно треть города – русскоговорящие.
Какое-то необъяснимое притяжение скрывается в берлинских широких проспектах и узких улочках, в грандиозных зданиях и уютных кафе. Этот город, являясь одновременно очень европейским, сильно отличается от других европейских столиц. Здесь, например, в отличие от Франции или России, нет памятников солдатам и предводителям. Только уж если совсем из истории. Вместо военных памятников - большие прямоугольные плиты в самом центре города, как напоминание об ужасах Холокоста. Вместо истории XX века – разделительные линии под ногами, указывающие, какой стране принадлежала та или иная часть города. Но немцы, в отличие от современной американской молодежи, кажется, приняли этот факт. Да, это мрак и ужас, но это не мы современные. «Пускай всё вокруг напоминает мне об этом, а я буду есть тост с авокадо в модном районе Кройцберг», – словно говорит красивый мужчина в рубашке, за которым я наблюдаю в этом кафе. Скорее всего, он ничего такого не думает, а просто считает цифры в голове, ведь как-то же он на эту рубашку заработал, но мне приятно наделять своими размышлениями чужих людей.
Огромное количество американцев вокруг. Их «wow» и «oh my god» пробиваются даже через ор китайской экскурсионной группы. В целом понятно, что души праведных американцев переселяются в Европу, но даже по европейским меркам их тут много. Всегда заметно, на какой из двух стадий находится тот или иной заокеанский гость на пути «принятия Европы». В начале это всегда восторг: здесь можно гулять, сидеть на травке, есть настоящий хлеб и никуда не спешить. Потом – это решение в общем-то отсюда не уезжать. Нужно это как-то объяснить сестре в Колорадо, но, надеюсь, она меня поймет. На первом месте по американцам, конечно, Париж, но Берлин в этот раз резко сократил разрыв со столицей Пятой республики.
Мы сидим в очередном баре в последний день, и я наблюдаю за пожилой женщиной в красивой шляпе, которая, в отличие от её соседей, читает книгу и пьет вино, а не пиво. Бар скрыт в тени каштанов, и женщина, приняв неудобную позу, пытается читать под пробивающимися закатными лучами. Мне очень нравится, что здесь у людей в определенном возрасте не останавливается жизнь, просто меняются интересы.
Мы оба - и я, и Берлин - беспрестанно в поиске чего-то нового, неизвестного. Мы не боимся изменяться, адаптироваться, находиться в движении. В этом и есть наша сила. Берлин, мой друг, надеюсь и в следующий раз мы встретимся как друзья.
