Берег французской кости

У немцев своё отношение к колониализму. Потому что при всех исторических преступлениях они никогда не были традиционными колониалистами. Все свои «колонии» они не завоёвывали путем убийства сотен тысяч местных жителей, как Франция или Бельгия. Они их тупо купили. Когда вам рассказывают о жестокостях со стороны немцев на африканских территориях какие-то диванные историки левого толка или woke-девочки с голубыми волосами, то надо понимать, что это ложь. Единственная военная операция состоялась после того, как африканцы вырезали колонию немцев, предпочитая резать женщин и детей, потому что воинского контингента там не было. Именно поэтому немцы радуются как дети, когда кровавым колонизаторам Африки — французам — прилетает в морду.

Это всё, что надо иметь в виду, когда читаешь сегодняшний номер Spiegel. Статья называется «Ненависть к Франции: африканский реванш». «Долгое время Франция и её бывшие колонии в Западной и Центральной Африке были тесно переплетены, но никогда не находились в равных условиях. Теперь за это приходит месть: население всё меньше и меньше хочет иметь дело с Парижем», — начинает статью автор. Далее идут картины колониальной жизни: «Весь Париж» / Le tout Paris присутствовал на похоронах Омара Бонго, многолетнего правителя Габона. В июне 2009 года камеры зафиксировали впечатляющие сцены в Либревиле, столице этой небольшой страны: Жак Ширак, бывший президент Франции, шёл рука об руку с Николя Саркози, в то время занимавшим пост президента. Вместе они возложили венок в честь Бонго. Вообще-то эти двое ненавидят друг друга, но здесь они вместе выступают за Францию. Вернее, за другую Францию — Françafrique. Françafrique — этот неологизм, который с тех пор повсеместно приобрёл негативный оттенок, метко описывает в самом своём названии сложные взаимосвязи между Францией и её бывшими колониями в Западной и Центральной Африке. Причём независимо от того, носили ли эти взаимосвязи политический, экономический или культурный характер: La Françafrique — это практика эксплуатации, патернализма и коррупции, которая за десятилетия стала принципом. Для многих она является просто синонимом неоколониализма». Со времен Шарля де Голля Françafrique означает, что людей убивали и оклеветывали, свергали и похищали, что развязывали войны и срывали перевороты — на протяжении многих лет, в основном по усмотрению французов. Где-то в толпе после церемонии, после салютов и моря цветов Николя Саркози поднял микрофон: «Кто является кандидатом Франции на смену Омару Бонго?» Через несколько недель президентом был избран Али Бонго, сын Омара и бывший министр обороны. Вскоре после этого высокопоставленные французские чиновники, в том числе бывшие офицеры разведки и экс-посол Франции в Либревиле, признали, что на выборах 2009 года другой кандидат набрал больше голосов, чем отпрыск Бонго. Фамилия Бонго уже давно означает стабильность в политическом Париже. И деньги. И нефть. На самом деле Françafrique уже не должна существовать — по крайней мере, если верить обещаниям французских президентов. От Саркози до Эммануэля Макрона это напоминает некий механизм: вскоре после вступления в должность произносится большая речь о крутом повороте в африканской политике. Предполагалось, что это будет конец Françafrique, но принцип не исчез полностью и по сей день. Стабильность. И деньги. И нефть. Через несколько часов после провозглашения Али Бонго победителем очередных выборов 30 августа 2023 года военные ворвались в президентский дворец в Либревиле и посадили Бонго и его семью под домашний арест. Чтобы гарантировать свободу габонского народа, путчисты объявляют об аресте президента. Народ на улицах ликует. После смерти отца Бонго-младший правит маленькой богатой нефтью страной с населением 2,3 млн человек. Путчисты назначили «временным президентом» начальника президентской гвардии, а в понедельник к присяге был приведён генерал, который тоже является Бонго. Этот переворот в Габоне, который из-за его богатства называют африканской Швейцарией, стал последним в череде успешных переворотов в Западной и Центральной Африке.

Еще в пяти странах региона с 2020 года власть захватили военные лидеры, причём дважды — в Мали и Буркина-Фасо. Все эти страны когда-то были французскими колониями. Во многих из них всё настойчивее звучат требования окончательно оттеснить французское влияние. Французские солдаты, размещённые в Мали и Буркина-Фасо, уже выведены. В Нигере, где в конце июля военные устроили переворот, Парижу угрожает аналогичная ситуация; в настоящее время ведутся переговоры между Елисейским дворцом и путчистами. Эммануэль Макрон может демонстративно заявить, что пока не будет выполнять никаких требований из столичного Ниамея. Причины участившихся государственных переворотов в разных странах различны. Но у антифранцузского недовольства, которое проявляется всё более открыто, есть и общие причины. То, что многолетние правители, относившиеся к своим странам и живущим в них людям как к частной собственности, теперь изгоняются из своих дворцов, поначалу кажется понятным. Так правы ли те, кто кричит «Долой Францию!» и сжигает флаги? Или Франция сегодня искупает своё прошлое и вынуждена служить козлом отпущения, потому что правительства на континенте терпят крах и обнищание населения? Термин Françafrique вошёл в обиход благодаря книге «Франсафрика — самый долгий скандал республики», опубликованной в 1998 году. И то, как автор Франсуа-Ксавье Вершав описывает в ней Париж, было правдой на протяжении десятилетий: вступив в должность шесть лет назад, Макрон объявил, что он первый глава французского государства, родившийся после деколонизации. Его послание звучало так: «Нет больше Франсафрики». Это было осенью 2017 года, когда Макрон выступал в Университете Уагадугу во время своей первой поездки в Африку. С тех пор он посетил континент 18 раз. Поэтому именно там, в Буркина-Фасо, где теперь правит хунта, а французам больше не рады, он произнёс свою первую речь. В чём ошибка Макрона? Возможно, в том, что в очередной раз речь и действие не очень хорошо сочетались. Его речи были скромными, но действия часто были унизительными для африканцев. Недавно он взволнованным голосом заявил своим послам, что если бы не Франция и её солдаты, то таких стран, как Мали, Нигер, Буркина-Фасо и Чад, сегодня не было бы вообще. «Я могу вас в этом заверить», — уверенно добавил он. Эммануэль Макрон, похоже, не предвидел стремления Африки к реальному суверенитету. Или не воспринял его всерьёз. Этот патернализм, этот «приход сверху», это непристойное неравенство в отношениях с Францией отвергаются сейчас более агрессивно, чем раньше. Это стремление к суверенитету отчасти объясняет и государственные перевороты в Сахеле, ведь и это тоже верно: французское военное присутствие в странах Сахеля, ставшее постоянным, как бы противоречит призывам к бывшим колониям взять свою судьбу в собственные руки. Да и чувство безопасности там, несмотря на французские войска, относительно. Когда француза похищают джихадисты в Мали, мир замирает, пишет один африканский блогер. Если джихадисты уничтожают малийскую деревню, всё идёт своим чередом. «Французы и африканцы, говоря о Françafrique, имеют в виду не одно и то же», — считает Николя Норман, бывший посол Франции в Республике Конго, Мали и Сенегале. «В Париже люди думают о чемоданах, набитых взятками, и кровосмесительных политических связях с главами государств бывших французских колоний. Такой вопиющей формы Françafrique больше не существует», — говорит Норман. Но, с точки зрения молодых африканцев, паутина зависимостей и вмешательства всё ещё существует — «и в этом они правы», считает бывший посол. 15 лет Норман занимал должность высокопоставленного дипломата в Африке. Сегодня он жёстко оценивает деятельность Франции в бывших колониях — и не исключает себя при этом. «Французская политика не адаптировалась к тому, как меняются африканские общества, — говорит он. — Люди молоды и бедны, и для них нормально восставать против правителей и против старой колониальной державы, которая поддерживает этих правителей».

Отношение к дворцовому восстанию в Габоне также свидетельствует о противоречиях в африканской политике Макрона. Клан Бонго, как и немногие другие, олицетворяет сложившуюся систему со всеми её отклонениями — и они происходили не только на французской стороне. По всей видимости, в Габоне самый высокий уровень потребления шампанского на душу населения в мире. Во Франции Бонго и несколько членов его семьи находятся под следствием по обвинению в растрате (десятки роскошных объектов недвижимости в Париже и на Лазурном Берегу). Макрон, похоже, также неплохо ладит с чадской правящей династией Деби, предположительно, его последним союзником в борьбе с исламистами в Сахеле. После военных переворотов в Мали и Буркина-Фасо Франция поначалу проявила прагматизм и сдержанность. В случае с Нигером Макрон демонстративно выступил против путчистов: у них «нет никакой легитимности». Его несколько раздражает роль козла отпущения, которая отводится Франции в Африке. «Мы имеем дело с сумасшедшими», — прозвучало на днях из уст Макрона, когда он говорил об «эпидемии переворотов». В Париже это воспринимают прежде всего как неблагодарность, ведь французская армия уже много лет борется с джихадистами в Сахеле. 58 французских солдат погибли в этих миссиях. Но успех этой интервенции был ограничен. Сегодня значительная часть территории Мали находится под контролем исламистских боевиков. В августе 2022 года страну покинул последний французский солдат. Во дворе столицы Мали Бамако, за деревом папайи, перед полукругом из синих стульев стоит Бассаро Силла. В центре — транспарант с надписью «Освобождение Мали». На мужчине белое бубу — традиционное одеяние. Он зол. Как и многие другие. Силла — один из лидеров антифранцузского движения Yerewolo. Большинство франкоязычных стран Африки проснулись и теперь настроены против Франции. «Движение Yerewolo — это своего рода политическая рука военной хунты, захватившей здесь власть в результате двух переворотов — в 2020 и 2021 годах. Они громко кричат о том, о чём многие думают: старые колониальные державы всё ещё имеют слишком большое влияние. Сторонники Yerewolo представляют собой новый образ Мали: заметная неприязнь к Франции и поворот к России. Новая любовь Африки к России — это ещё и своеобразная месть. «Франция всегда использовала только Африку», — говорит Бассаро Силла. То, что можно наблюдать в Мали, происходит и в других странах: всё больше африканских правительств отворачиваются от своих старых партнёров на Западе. Новые партнёры — это в основном Китай и Россия. «Европейские партнёры ставят условия, а русские — нет», — говорит один из европейских дипломатов в Бамако. За последние несколько лет именно Москва смогла значительно расширить своё влияние. Больше всего оружия в Африке к югу от Сахары продаёт уже не Китай, а Россия. Кроме того, там находятся наёмники из Группы Вагнера, будущее которых после гибели их лидера Пригожина неясно. Однако вряд ли Москва откажется от операций войск в Африке. Мы сами выбираем, с кем нам работать», — говорит Бассаро Силла, активист Yerewolo. «У жителей Африки травма колониализма тяжела даже для молодёжи. Во Франции это всё ещё сильно недооценивается. Это также подпитывает гнев», — говорит бывший посол Норман. По его словам, он сам однажды извинился в Сенегале за расправу над местными, но необходимо раскаяние со стороны Парижа. «Тот факт, что Франция не раскаивается, только усиливает чувство унижения. Африканцы по-прежнему нуждаются в извинениях и жестах с нашей стороны, подобных тому, что Германия продемонстрировала жертвам нацизма. Очень далекоидущее требование к Франции.

В Западной и Центральной Африке существует множество бывших французских колоний, в шести из них недавно произошли перевороты. Кот-д'Ивуар не входит в их число. Что отличает Кот-д'Ивуар от соседей?

Берег Слоновой Кости больше других стран выиграл от колонизации, считает социолог Фрэнсис Акиндеш. Экономика и торговля здесь функционируют лучше, чем в других африканских странах, поэтому и люди живут лучше, чем в других местах». Симона Гбагбо, скандально известная бывшая жена экс-президента Лорана Гбагбо, тем не менее не имеет добрых слов в адрес прежних колониальных хозяев: «Французы надеются и дальше править нами издалека». В конце августа она сидит в отеле в небольшом городке Жаквиль и ждёт своего появления. У 74-летней женщины есть своя партия, и она может принять участие в президентских выборах в следующем году. В красном платье с логотипом своей партии она похожа на предвыборный плакат во плоти. «Представьте себе, сразу после обретения независимости нашим правительствам даже приходилось отправлять во Францию повестку дня заседаний Совета министров, а потом Париж говорил: «Вы можете обсуждать эту тему, но не эту». Гбагбо качает головой: «Когда происходит военный переворот против политического лидера, которого считают слишком покорным Франции, народ выходит на улицы и аплодирует. Так было в Габоне. Население радуется этому. Гбагбо говорит: «Французы должны по-другому относиться к нам, африканцам, иначе и на Берегу Слоновой Кости народ ополчится против Франции». Бывший посол Франции Николя Норман рекомендует своей стране уйти из Африки. Действительно, бывшие колонии и их сырьевые ресурсы сегодня зачастую играют для Франции второстепенную роль. За последние два десятилетия доля Франции в торговле с Африкой сократилась с 10 до 5%; за тот же период доля Китая выросла с 3 до 20%. Примером тому могут служить два государства, в которых недавно произошёл переворот, — Нигер и Габон: уран, добываемый парижской атомной компанией Orano в шахте в Нигере, запасы которого на исходе, стал незаменим для Франции. В Габоне, который когда-то был «бензоколонкой Франции», компания Total Energies добывает лишь незначительное количество сырой нефти по сравнению с остальным миром. Более важной является добыча марганца парижской сырьевой компанией Eramet, одним из крупнейших частных работодателей в Габоне. После переворота против Бонго компания Eramet возобновила добычу, сделав однодневный перерыв. За исключением старой правящей династии Бонго, дворцовый мятеж, похоже, не потряс в стране больше никого. Хотя автор делает намёк, что это ненадолго — и вообще, французам хана. В кругу друзей в Евросоюзе французской булкой не хрусти.