Бензин
Лет в тринадцать родители сплавили меня к бабке с дедом. Ну, как сплавили, я сам просился. Был я до мозга костей городской житель, на природе за свои тринадцать лет был буквально пару раз, но эти пару раз мне очень понравились, так что идея провести целое лето в деревне меня весьма воодушевила.
Дед с бабкой жили в маленькой деревне у реки. С одной стороны река, с другой дорога, с третьей лес, с четвертой другой лес, называемый местными «Лог» (хз почему, лес как лес, никакого лога там не было). Деревенские туда почему-то редко ходили, и мне, едва приехал, дед строго-настрого запретил туда ходить одному. В лес, который просто лес — пожалуйста, к речке пожалуйста, а в Лог — ни-ни. На вопрос, почему, дед морщился и махал рукой.
В деревне я был единственным пацаном моего возраста. Были еще дети — пара высокомерных девчонок чуть старше, с которыми я бы никогда не решился заговорить, да несколько малышей пяти-семи лет, так что выспросить про Лог мне было не у кого, к незнакомым же взрослым я тоже обратиться стеснялся.
Однако с дедом я в Лог ходил. Там была вполне себе пристойная тропинка, росла черника, были поляны, заросшие осиной, на которых была уйма грибов. Обычно мы уходили ранним утром, собирали ягоды-грибы, разводили маленький костер, в закопченной жестяной кружке заваривали чай и возвращались обратно еще до полудня.
Дед всегда брал с собой маленькую бутылочку из-под настойки боярышника, в которую наливал бензин. Когда мы разжигали костер, он наливал немного в крышечку, из крышечки на ветки, и поджигал. Я думал, что именно для этого он и носит бензин, пока не произошло одно событие: я порезался.
Мы собирали чернику, я сунул руку в кусты и вдруг напоролся запястьем на острый сучок, да так неудачно напоролся, что кровь брызнула. Ну, естественно, взвыл. Дед тут же подскочил, увидел кровь и аж побледнел.
— Дай сюда руку! Живо руку сюда дай, говорю!
Вытащил свой бутылек с бензином да как плеснет мне прямо в рану! Вот не думал, что бензин так щиплет, хуже йода! Я шиплю сквозь зубы, дед дал мне платок, заставил прижать к ране, а сам спрашивает:
— Где порезался? Покажи, обо что.
Я ему показал тот сучок, дед и его бензином опрыскал. Потом увидел пятнышко крови у меня на штанах, залил бензином его, и остатки вокруг по земле разбрызгал.
— Дедушка, ты чего творишь-то? — Спрашиваю, уже самому страшно. А дед меня хватает за руку и тащит:
— Давай домой бегом.
И как вдарил, я за ним как флажок на ветру трепыхаюсь. Пришли, он говорит:
— Вот, порезался.
Бабушка заохала, за сердце держится, себе валокордину, деду валокордину. Я в полном недоумении — ранка-то не такая уж страшная, что за паника? Пытался, конечно, выведать, да никто мне ничего не объяснил, как сговорились все.
Ну вот. Месяц прошел, уже каникулы летние близились к концу, пошли мы с дедом снова в тот Лог. И что-то увлеклись, ушли далеко, и грибов насобирали полных два пластиковых ведра. Идем обратно, дед говорит:
— Устал, поди? Давай тут срежем.
Сошли с тропинки, пошли через лес. Идем, вдруг дед меня останавливает и пальцем на что-то показывает. Смотрю, а там... Мамочки, скелет огромный. То ли лось, то ли олень какой. И довольно сильно воняет от него: на костях осталось немного мяса, хотя шкуры нет.
— Дед, это кто его так? — Спрашиваю. — Волки что ли?
— Да вот есть тут... Такие вот... На запах крови прибегают. — Отвечает он. — Шел лось, поранился обо что-то, вот они и почуяли.
Больше я от деда ничего не добился.