Белый ворон Подснежник

Белый ворон Подснежник

Татьяна Пахоменко

Тоска вначале крутилась по пуговицам, потом забралась на шарф, заскользила по шее. Он прямо ощущал, что снова накатывает. То самое ощущение, которое так и не ушло с детских лет. Вроде бы, что переживать? Но почему снова сжимается сердце, нечем дышать.

Наверное, не надо было самому приезжать на объект. Для этого другие люди в фирме есть. Но он жил стройкой. Начинал когда-то с малого. И сейчас постоянное присутствие на объектах, а не в кресле в кабинете, давало возможность отвлечься. Видеть, что на месте старого появляется новое. Что тут было? Несколько покосившихся домиков. Вроде тех, где когда-то прошло его детство. Теперь будут коттеджи. Невдалеке стоял помощник, еще несколько людей.


Что-то обсуждали, спорили. Надо было сосредоточиться. Вздохнул.


65-летний мужчина по имени Марк Максимович, с удивительно молодым лицом, только весь седой. Когда его насильно разлучали с сестрой, на следующий день проснулся - а висок белый. А был-то тогда мальчишкой...


Это сейчас - с тяжелым подбородком, резкими чертами лица, хотя все такой же стройный и подтянутый. А вот глаза остались прежними, удивительными - большие, зеленые, цвета травы после дождя, в обрамлении темных пушистых ресниц. Когда-то жена, смеясь, сказала, что это им, женщинам, нужны такие красивые глаза. И что именно из-за них она в него и влюбилась. Последние пару лет его Оленька никуда не выходила. В основном лежала. Лучшие клиники. Он боролся и борется. Только пока ничего. Состояние вроде бы стабильное. А улучшений - нет.


Зазвонил телефон. Сын. Он воплотил его мечту, стал врачом.


- Пап... Я поздно буду. Тут бабушку одну привезли. Не так давно. Тяжелый случай. Ты меня слышишь? - кричал ему в трубку Паша.


Конечно, он слышит. Хотя... Какое дело до какой-то там бабушки? Жена больна, на сердце снова та самая тоска. Из-за этих вот бревенчатых домов. Назад в детство, блин. Не хотел он так. Только дай себе слабину, ночи не уснешь потом.


- Папа? Ты что молчишь? Мама как? - выдохнул сын.


- Нормально. Как обычно. Что ты там говорил? - Марк Максимович попытался собраться с мыслями.


- Я про то, что перелом у нее сложный был. И знаешь... она не борется совсем. Не нравится мне ее настрой. Пап, она из этих мест, где ты сейчас. Я когда по коридору проходил, зашел к ней. И ... она на меня посмотрела, за руку схватила и сознание потеряла. Неужели меня можно испугаться? - спросил сын.


Взрослый мужчина, а все как мальчишка! Испугаться? Да им любоваться можно! Взял лучшее. От него - глаза. Черты лица матери. Хоть на обложку. Девушки вздыхают, а он жениться не торопится, весь в работе. Дежурства берет дополнительные.


- Ладно, Паша. Я позвоню тебе потом. Тут люди ждут! - Марк Максимович хотел было развернуться, чтобы идти к машине.


Тут было больше нечего делать. Скоро этих домов не будет. Как вдруг... Что-то белое метнулось ему под ноги. Отшатнувшись, он вздрогнул.


- Чур меня! Чур! Уходи, с детства их боюсь, каркуши противные! А эта еще и ненормальная! Она цвета странного! Наверное, к беде! Гоните ее! - раздался голос единственной женщины, которая была с ними.


Бухгалтер, Ирина Николаевна. Ее надо было потом в другое место по пути завести, да и изъявила желание посмотреть на будущий объект.


Марк Максимович взглянул под ноги. Там уже никого не было. А вот на расстоянии, переваливаясь, ковыляла ворона. Белая. И каркала. Ирина Николаевна уже взяла комок земли, замахнулась, но он оставил - не сметь! Схватился за сердце, кольнуло. Этого не могло быть... Просто не могло. Словно не было этих лет. Он снова у себя, в прошлом. Вместе с любимой сестренкой Павлой. Она собирает травы. А на плече у нее покачивается белый вороненок. Как его звали? Господи, как?


- Подснежник, - пересохшими губами произнес Марк Максимович, словно вчера все было...


Сердце забилось все сильней. Он вспомнил весь ужас тех лет. Вечно пьяного отца. Маму, что замерзла из-за него вместе с братиком. И единственного родного человека, который у него остался. Павлу. Она была сводной сестрой. Отец прижил ее когда-то с Марусей. И о том, что у Марка есть сестра, он узнал много позже. Просто однажды, голодный, брел по улице, когда чья-то теплая ладошка взяла его за руку. Ему было всего пять лет. А ей - 15.


- Ты не бойся больше ничего, слышишь, малыш? Я всегда теперь буду с тобой! - наклонилась к нему девочка.


У нее были такие же глаза. Большие и зеленые.


- Ты кто? - спросил маленький Марк.


- Я твоя сестра, Павла, - раздалось в ответ.


- А поесть дашь? Я только картошину ел. Одну. Позавчера, - отозвался Марк.


Она взяла его на руки. И понесла к себе. С этого дня жизнь изменилась. Никогда не просыхающий отец был только рад. Он и сам давно хотел рассказать старшей дочке, которая с матерью перебралась из соседней деревни в их село, что есть еще Марк. Павла-то без брака родилась. Это потом он на матери Марка женился.


И так получилось, что девочка тянула на себе всю семью. Странной ее называли. Но способной. Павла людей умела лечить. Травами, прикосновениями. Не все к ней обращались. Кто-то колдуньей презрительно обзывал. Не в мать она пошла. А в бабушку. Только благодаря ее таланту в доме и мясо было, и яйца, и хлеб. Благодарные приносили, хотя сама она никогда и ничего ни у кого не просила.


До сих пор Марк помнит, как засыпал на теплой перинке на сундуке. И вокруг пахло травами. Они были повсюду, висели пучками. И светлячков они вместе с Павлой ходили смотреть. И звезды в хороводе видели. Он снова стал нормально засыпать по ночам, не боясь воплей отца. И сны снились хорошие, светлые. И всегда, когда бегал по дорожке, оглядывался, где же Павла? И тянул к ней ручку, зная, что ее возьмет теплая ладошка сестры.


А потом отца не стало. И начался кошмар. Его увезли в детский дом. Павле не отдали. И он вырывался, бежал к ней, она кричала, что заберет его, скоро. Надрывно каркал Подснежник, их питомец, белый вороненок, которого Павла когда-то нашла к лесу, когда пошла за первыми цветами.


Он любил сестру за всех. За мать, за отца. Она была для него всем. А он - для нее.


Ну а потом за Марком пришли. Красивая женщина и мужчина в длинном плаще. У него появилась своя комната, много игрушек и все-все. Только ему хотелось назад. В деревню. К Павле. Как он плакал и умолял приемных маму и папу взять ее. Обещал, что будет всегда-всегда хорошо себя вести. И что Павла такая хорошая! Они лишь переглянулись. Но когда он впервые сбежал из дома, поняли, что не шутит. Отец куда-то уехал. А вернувшись, посмотрел в сторону и сказал, что Павлы больше нет. Заболела. Не спасли.


- Но... она не могла. Она умеет лечить. Она... не могла меня оставить! - закричал Марк и первый и последний раз за всю жизнь потерял сознание.


Он метался в бреду несколько дней. Выжил. И столько лет жил с мыслью, что сестры больше нет. Новый удар получил, когда мать покаяться решила. Сказав, что на самом деле жива Павла была. Просто они ее брать не захотели, больно уж в деревне нехорошо о ней отзывались, колдуньей кликали.


- Она же меня ждала... Все эти годы... Господи... ждала, - прошептал Марк.


Он поехал туда. Только оказалось, что Павла почти сразу после визита его приемного отца исчезла. Куда? Никто не знал. Просто уехала.


И он смирился с этой мыслью. Почти. Только вот тоска часто ползала-крутилась, жить мешала. Держал себя в руках. Старался.


А сегодня... Эта ворона!


- Марк Максимович, вы куда? Стойте! - кричал сзади помощник Кирилл.


Но он не слышал его. Просто побежал к дому, в воротах которого только что исчезла птица. Там почти ничего не было. Половики на полу. Скатерть с ромашками. Но он из миллиона узнал бы этот запах. Ворона, нахохлившись, сидела на спинке кровати. Подошел. Чтобы не закричать в голос, вцепился зубами в кисть своей руки. Слезы покатились. Фотография. Старая, выцветшая. Он и сестра. Снимок валялся возле кровати.


- Марк Максимович, с вами все в порядке? - вбежал внутрь Кирилл.


- Кто... Кто здесь жил? Где человек, который тут жил? Где? Говори! Ты за это отвечал!


- Так... Им же квартиры дали, всем. Просто... Именно здесь бабка жила, несговорчивая такая. Ни в какую уезжать не хотела. Все говорила, что ей дождаться кого-то там надо, что к ней скоро приедут. Тут мужик -сосед говорил, что она не в себе. Мы ее в больницу хотели поместить, куда их там кладут, с головой-то больной, старперов таких? И подписывать не хотела, и уезжать. Чего надо, спрашивается? Ей жилье с удобствами, она в эту хибару вцепилась. Маразматичка. К ней потом ребята ездили. Птицу вот эту поймали, сказали люди, больно ее бабка любит. А она вон, опять тут, прилетела, значит. Бабка сразу все подписала, когда ей сказали, что этого альбиноса вороньего прибьем, если станет упрямиться. Нет, ну надо такой упертой быть. Ей же в итоге квартиру давали, все ж честь по чести. А потом она на пороге все равно встала. Пришлось ее убирать отсюда. Марк Максимович, с вами точно все хорошо? - Кирилл схватил шефа за плечи.


- Убери руки. Ты... Ты больше у меня не работаешь.


Почему ноги кажутся такими тяжелыми, когда так надо спешить? Оглянулся по сторонам, сдернул тонкую скатерть. Ворона прыгнула в руки почти сама. Прижимая ее к себе, побежал к машине. Только бы успеть... Картинка сложилась.


- Дождись меня, слышишь? - мысленно кричал он сейчас сквозь все годы своей сестре...


Почти не помнил, как доехал. Сын выбежал встречать.


- Папа? Ты чего здесь? Это что, ворона? Белая? Я про таких только читал. Пап, ты куда с ней?


- Паша... Послушай. Та бабушка... О которой ты говорил. Сложный перелом. Сегодня. Мне. Как ее зовут? Имя, Паша! - прошептал Марк Максимович.


- Да ты чего? Бледный такой. Пап, ты нездоров? А вы разве знакомы? Не может быть! Ты раньше не рассказывал. Имя? Да чудное такое. Павла ее зовут. Папа! Папа, стой!


Коридор был длинным. И он просто бежал. Интуитивно. Даже не зная, куда. Расступались люди. Позади он слышал голос сына, который говорил, что это его отец, что ему нужно внутрь.


- Папа! Она в пятой! - донеслось сзади.


Руки разжались. Белая птица влетела внутрь и села на кровать.


- Ой... Ворона. В палату таким посетителям вообще-то нельзя! - испуганно сказала медсестра.


А он уже был внутри. Упал на колени. Взял руку. И снова заплакал, как тогда, в детстве.


- Пап, ты чего? Папа, кто это? Да скажи ты, наконец! - его сын в белом халате шагнул внутрь.


- Это тетя твоя, сынок. Это моя сестренка, Пашенька, - и Марк Максимович прижал руку сестры к губам.


Она открыла глаза. Вся в морщинах, старенькая. Но в них была вся зелень мира! И доктор понял, что отец не шутит. И как он сам раньше не понял? Она же брала его вот также, за руку, что-то пыталась сказать. Его родная тетя.


- Пашенька... Это сынок мой, я его в честь тебя назвал. Видишь? Он знаешь какой? Он махом тебя на ноги поставит! Мы с тобой еще танцевать будем! А ворона-то... Как зовут-то? Тоже Подснежником? Да? - смеялся, и плакал одновременно Марк Максимович.


- Подснежник... Помнишь, значит... Я и этого нашла, когда в лес ходила. И тоже белый. Надо же... Ты не плачь, Маркуша. Дай я на тебя погляжу. Знала, что свидимся. Не плачь. Все позади. Все страдания стоят этой минуты. Есть вещи, которые надо пережить, перетерпеть, чтобы потом обнять того, кого ты любишь. Даже в конце жизни. Один день может стоит многих лет, Маркуша. Не горюй раньше времени. Не ухожу пока. Мне еще Олюшку, жену твою, надо на ноги поставить. Знаю, как, - прошептала бабушка на кровати.


Слово свое она сдержала. Жена Марка Максимовича действительно поправилась. А сам он просто летал от счастья. И сын порадовал - жениться решил вдруг. На медсестре из своей больницы. Оказывается, любовь у них. И уже пополнения ждут. Да чего там - девочка будет! Назвать в честь тети, Павлой решили.


Марк Максимович часто рассказывает эту историю. Подытоживая словами:


- Подснежник бросился под ноги, а потом заковылял к покосившемуся дому. Указал место, где пропавшая сестра жила!


Кто их семью знают, верят безоговорочно. Некоторые скептически улыбаются. А зря.


Просто очень может быть, в эти самые минуты, несется по дорожке к вам, изо всех сил перебирая ножками, протягивая навстречу ручки, простое жизненное чудо!




Report Page