Белый генерал и красный профессор Я. Слащев

Получилось так, что на этой неделе пришлось «погрузиться» в историю революционного движения и гражданской войны в России.

Не скажу, что тема эта легкая. Я все-таки придерживаюсь мнения, что до сей поры многое из того, что происходило на рубеже 19-20 веков в России должно быть досконально изучено историками. Очень много пробелов именно с точки зрения исторических фактов. И все эти пробелы заполняются мнениями и трактовками последователей тех или иных идейно-политических течений. А в этом нет объективности. (Вон хоть яхинскую Зулейху вспомните, хоть прилепинскую «Обитель»). Даже известные факты постоянно трактуются вольно и в результате картина тех лет превращается в разобранный пазл.

Сказанное, кстати, это тоже, мнение и, если хотите, трактовка неспециалиста. Понимая, что далека от беспристрастности, давать какую-то оценку тем событиям ни в коей мере не собираюсь. Но знакомясь с материалами тех лет, я очень заинтересовалась фигурой белого генерала Слащева. О нем редко вспоминают, да и мало кто вообще о нем знает. А ведь этот военачальник, пожалуй, гораздо талантливее всех известных нам белых генералов. Уже одно то, что именно Слащев до 1920 года удерживал Крым, говорит о многом, так же как и то, что в булгаковском «Беге» прототипом Хлудова тоже был Слащев. Вот о нем мне и хочется рассказать.

Дворжецкий в роли Хлудова, кадр из фильма «Бег».

Судьба Якова Александровича Слащева – трагична.

Президент Общества изучения истории отечественных спецслужб А.А. Зданович в книге «Свои и чужие — интриги разведки» пишет о том, что советские разведслужбы приложили довольно много усилий для того, чтобы вернуть Слащева на родину. И он вернулся в 1921 году и с 1922 года стал преподавать в советской школе комсостава «Выстрел». И хорошо преподавал, но при этом был настолько язвителен и саркастичен, что бытует исторический анекдот о том, что разбирая действия 1-Конной армии, он своими комментариями довел Буденного до того, что тот разрядил в преподавателя – бывшего белого генерала – револьверный барабан. Слащев ни на миг не дрогнул. Когда стрельба закончилась, он сдул с пальцев остатки мела и спокойно сказал «Как вы стреляете, так и воевали». Впрочем, барону Врангелю, под началом которого воевал в Добровольческой армии Слащев, досталось от подчиненного гораздо крепче.

Слащев потомственный военный, выпускник Санкт-Петербургского реального училища Гуревича, после окончания был принят в Павловское военное училище и по выпуску распределен в лейб-гвардии Финляндский полк. Позднее закончил Академию Генштаба. По всем оценкам, Слащев обладал выдающимся полководческим талантом и, несмотря на тяжелые отношения между ним и Врангелем, в своей характеристике барон отмечал, что«Генерал Слащев, имея в своем распоряжении сборные случайные войска, отлично справлялся со своей задачей. С гордостью людей, среди общего развала, он отстоял Крым»

. А вот дальше Врангель писал, что Слащев слабохарактерен, подвержен порокам, падок на лесть и «стремился влиять на общую политическую работу». Слащев же, со своей стороны, не мог простить Врангелю его соглашения с Антантой.

Врангель противоречит сам себе, называя Слащева слабохарактерным, поскольку сам же барон и присвоил Слащеву титул Крымский. А история России знает только троих людей, удостоенных такой чести – Василий Долгоруков, за Крымско-турецкую войну, Григорий Потемкин – правда титул был не Крымский, а Таврический и Яков Слащев.

В остальном же… да, Слащев пристрастился к наркотикам. Он прошел Первую мировую, был пять раз ранен, дважды контужен и при этом не покидал поля боя. Ну а в качестве обезболивающего средства в то время использовались наркотические вещества. Дослужившись до полковника, он получил все возможные в этом звании награды.

Февральскую революцию он встретил безучастно, в политику не лез и формировал отряд из людей, готовых сражаться с немцами до последнего. Вот с этим отрядом он и сражался, но только с русскими.

Врангель многое сказал о Слащеве и о пристрастии его к веществам не забыл упомянуть, но есть то, о чем барон умолчал – жестокость, с которой Слащев удерживал Крым. Жестокость – это не то качество, которым следует гордиться, так что долой черные пятна с белого движения. Да и как говорить о жестокости, если в числе повешенных по приказу Слащева оказались пойманные на грабеже ювелирной лавки офицеры из привилегированной дроздовской дивизии и некий полковник – любимец Врангеля.

Честно говоря, читая материалы о Слащеве, в том числе и его мемуары, я так и не пришла к выводу о том, за что он сражался в белом движении. Какого результата хотел добиться?

Так Слащев пишет:«До Японской войны мне служить не пришлось, но, происходя из военной семьи, я наблюдал, как спустя рукава велись занятия, и как все сводилось к отбыванию номера. Высший командный состав в особенности оказался не на высоте своего призвания, и войска, превосходившие японцев числом, терпели от них поражение за поражением».

«Нам приходилось слышать, да и теперь часто это передается из уст в уста, что фронт разложили большевики, и не будь их — мы бы не дошли до позорного Брестского мира. Я отнюдь не стану говорить, что партия большевиков не стремилась ликвидировать старую армию… но эта гибель была предрешена уже только потому, что старая армия сама умирала. А умирала она вот почему.

Безответственное правительство выдвигало на главнейшие посты военного ведомства лиц не по способностям, не тех или иных убеждений, а лиц ему удобных и угодных, в большинстве случаев совершенно без всяких убеждений и заботящихся только о том, чтобы им было хорошо… Такое положение в русской армии тянулось десятки лет».

Высший комсостав в большинстве своем не умел управлять своими частями и для занимаемых должностей не годился. Результатом этого явления были Сальдау, Восточная Пруссия, Варшава (1914 г.), Лодзь, когда наши силы превосходили силы врага иногда почти вдвое. В результате этих поражений мы проиграли кампанию. С германским комсоставом наш комсостав бороться не мог — тогда как роты и батальоны боролись с успехом. Исключение в этой картине поражений составляла борьба с австрийской армией, состоявшей из самых разнородных и враждебных друг другу элементов…

В 1915 году старая армия окончательно превратилась в ополчение без опытного комсостава, без способных вождей и без духа. Ничто не воодушевляло эту массу людей, и только привычка повиноваться заставляла ее кое-как нести боевую службу. С боевым довольствием было плохо, потому что союзники, несмотря на обещания, почти ничего не доставляли. Наше безответственное правительство ничего не умело сделать, и те, и другие смотрели на армию, как на пушечное мясо, которое авось как-нибудь своим количеством раздавит противника. Попытка наступления 1916 года, несмотря на огромный перевес сил, решительного успеха не дала, и первоначальный успех Брусилова был быстро остановлен немцами…

И вот, после неудачного наступления Керенского, в глазах масс виновниками оказались не стоящие далеко и недоступные для них члены Временного правительства, а стоящие тут же офицеры. Рознь усилилась. Армия оказалась даже без младшего комсостава, потому что нельзя же считать комсоставом лиц, не пользующихся никакой властью и никаким влиянием на своих подчиненных. Армии не существовало, а была толпа. То, что было дальше, когда она сдавала Двину, когда она валила большими и малыми группами с фронта, — это был лишь фактический распад, смерть же наступила уже летом 1917 года.

ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА --[ Мемуары ]-- Слащов-Крымский Я. А. Крым, 1920

Ну, так и за что бился полковник Российской Империи и генерал Добровольческой армии Слащев?

Известно, что в 1920 году, после разгрома белой армии Слащев эмигрировал в Константинополь, но дело в том, что Слащева отправили в отставку до разгрома.

Все задания, что поручало ему руководство, он выполнял с блеском. Да еще и умудрялся беречь своих бойцов. Так за успешный десант у Кирилловки, благодаря которому белые смогли взять Мелитополь, люди Слащева не получили никакой благодарности. Врангель сослался на «малые потери», тогда погибло два человека. И таких эпизодов, когда замалчивались успехи слащевцев, было множество. Сам Слащев рассматривал это как «мелкие гадости» и пропустил «гадость глобальную».

Под Каховкой Слащев столкнулся с дивизией Блюхера и, стремясь прорвать оборону красных, белые начали осуществлять отступление, с тем, чтобы выманить противника с занимаемых позиций, «взять в клещи» и одновременно с тыла нанести удар конницей. Слащев отправил кавалерию в обход, и в самый решающий момент Врангель приказал вернуть конницу и отправить в тыл на формирование.

Слащева признали виновником провала операции, отправили в отставку и лишили довольствия, но присовокупили к его фамилии почетное звание Крымский.

Считается, что именно оставшись не у дел, отставной генерал начал переосмыслять события, участником которых являлся, и вроде как стал выражать симпатию красным. Говорят, что на него произвело сильное впечатление то, что его первой жене с дочерью Дзержинский дал возможность перебраться во Францию. Сам же Слащев, уже будучи в эмиграции, вместе со второй женой занялся разведением индеек. Ну и между делом писал свои мемуары, в которых очень серьезно подпортил реноме Врангеля. Дошло до того, что в кругах близких к барону стали поговаривать о физическом устранении Слащева.

И как раз в этот период большевики объявили амнистию, которая по идее касалась рядового состава белых. Но Слащев, говорят, при помощи чекистов, воспользовался возможностью и вернулся в Россию. В Севастополе его встречал лично Дзержинский.

Так началась карьера Слащева в рядах Красной армии. Он стал преподавать, и в числе его учеников были будущие маршалы Малиновский, Василевский, Толбухин. И насколько бы язвительными не были его разборы ошибок Красной армии, учил-то он хорошо, и относились курсанты к нему довольно сносно, но только до тех пор, пока был жив Дзержинский.

После смерти «покровителя» все изменилось в одночасье, откуда и взялась лютая ненависть в людях, которые еще вчера восхищались лекциями. Сейчас курсанты встречали преподавателя свистом и прозвище ему дали соответствующее – палач Крыма. А три года спустя после смерти Дзержинского, в 1929 году Слащева застрелил курсант Лазарь Колленберг, мотивируя свой поступок местью за повешенных в Николаеве родственников.

Белая эмиграция, смерть Слащева встретила злорадством, а автор романса «Поручик Голицын» написал стихотворение «На смерть Слащева».

Лишенный света, веры, страха,

Он, как ребенок, рассердясь,

Волшебный дар небес, с размаха,

Швырнул, с улыбкой жалкой, в грязь.

Трехцветный стяг сменил на тряпку,

А гордый герб свой – на узду

И, с диким хохотом, на шапку

Одел кровавую звезду.

Так за что же все-таки воевал Слащев? Вот его слова, которые он не единожды повторял:

«Красные — мои враги, но они сделали главное — мое дело: возродили великую Россию! А как они ее назвали — мне на это плевать!»

Яков Александрович Слащев-Крымский

И знаете, вот этот человек, обладавший безусловным полководческим талантом, блестящий тактик и стратег — истинный патриот России. Он всю свою жизни сражался за ее величие и славу. И он не кривил душой в угоду чьему-то мнению. Он не старался выглядеть лучше в глазах «полезного» человека. Он был таким, каким был – талантливым, язвительным, жестоким и несломленным патриотом страны, которой одной и служил.