Белоруска о непростом опыте адаптации в Голландии: «Здесь феминистки выиграли войну, но, мне кажется, они боролись за что-то другое»

Наталья родилась в Беларуси, училась в БГУ и никогда не думала о том, чтобы переехать в другую страну навсегда, полностью сменив круг общения, культурные коды и карьерные перспективы. Но тем интереснее ее история. Наталья живет в Голландии уже 10 лет и откровенно признается, что все еще хотела бы вернуться в Беларусь, несмотря на то, что саму себя уже считает голландкой. Мы поговорили с ней о трудностях адаптации, настороженном отношении голландцев к приезжим, о рождении и воспитании детей в условиях трехмесячного декрета, а также о том, каково жить в ситуации, когда формально декларируется много прав и свобод, а на деле ты сталкиваешься с бытовым шовинизмом и сексизмом.

— Наталья, расскажите, с чего началась история вашего переезда?

— Я училась в БГУ на отделении информации и коммуникации. После окончания третьего курса у меня получилось поехать на две недели в Швецию в летнюю образовательную школу. Там меня очень зацепила манера преподавания, живое общение, какая-то общность студентов с преподавателями. Потом прошло время, я закончила учебу и уже работала, а мысль поехать в другую страну поучиться в магистратуре меня не отпускала. Но она оставалась на уровне мечты — ни я, ни мои родители не смогли бы оплатить мое образование и жизнь там.

Так совпало, что БГУ совместно с Нидерландами стали разрабатывать программу развития туристической инфраструктуры, и необходимо было отправить кого-то из Беларуси в голландскую магистратуру для получения образования в сфере туризма, чтобы потом вернуться и продолжать развивать здесь это направление с полученным опытом и знаниями. И мой научный руководитель предложил мне поучаствовать. Я подала документы, ни на что не надеясь, а меня неожиданно приняли. И мне нужно было очень быстро собирать вещи, оставлять здесь всю свою привычную жизнь, работу и ехать туда. По времени это совпало с разводом с моим первым мужем, и я подумала, что поехать куда-то на время и включиться в совершенно новую жизнь — это отличный вариант.

Когда я приехала в Вагенинген (здесь находится университет, в который я поступила), я была в шоке. Представьте: посреди абсолютно глухой деревни и бесконечных сельскохозяйственных полей стоит современное технологичное здание. Вокруг гуляют коровы, овцы, растет картошка. По дороге из Амстердама я вообще не понимала, что происходит и куда я еду: я-то ожидала какой-то европейский город, настоящую студенческую жизнь, тусовки. Но Вагенинген — это крупный сельскохозяйственный университет, и находится он, соответственно, в сельскохозяйственной зоне, окруженный полями и пастбищами. Было очень тяжело адаптироваться к тишине, глуши и к тому, что за дверью университета по картофельным полям бегают зайцы.

Стоит сказать, что после очень экономной студенческой жизни в Беларуси здесь я чувствовала себя настоящей богачкой. У меня была стипендия в 1000 евро, после оплаты страховки и жилья у меня оставалась примерно половина суммы, и мне хватало этих денег с головой, несмотря на то, что жизнь здесь довольно дорогая.

Через год я поехала писать диплом в Беларусь, чтобы не сидеть в «деревне». Мне там было уже скучно, да и все остальные студенты тоже разъехались. Я написала диплом и уехала на стажировку в Испанию, в Жиронский университет туризма. У нас в Вагенингине был студенческий клуб, там накануне отъезда я познакомилась со своим будущим мужем. Пока я была в Беларуси, мы переписывались, но я не была готова к отношениям на расстоянии и хотела как-то уже свернуть эти отношения. А он почувствовал, что я собираюсь «рубить концы», приехал и предложил мне выйти замуж.

— Мужчина, который буквально изменил вашу жизнь.

— Да, получилось именно так. Мы поженились в Беларуси, и так как у меня уже был нидерландский диплом, я могла очень быстро приехать к мужу и получить гражданство как специалист, но обязательное условие: в течение года я должна была найти работу по специальности.

Дальше уже начинается печальная история. Если бы мы жили в крупном городе — Амстердаме, Роттердаме, там бы я смогла найти себе работу. А я приехала в деревню еще меньше Вагенингена и еще страшнее. Она находится в Библейском поясе Нидерландов — это регион с очень сильными консервативными протестантскими традициями. Местные жители не прививают детей, у них нет телевидения. Я до сих пор не понимаю, как мой муж, который родом с юга Голландии (а это такой жизнерадостный регион, они по менталитету больше похожи на нас), туда попал. В Голландии очень тяжело с жильем, и единственный доступный вариант недалеко от его работы был в этой деревне. Но он знал специфику жизни там, а я-то вообще не знала. И сначала не могла понять, почему здесь так странно выглядят женщины и мужчины, почему каждый четверг по пути в спортшколу я пересекалась с вереницей людей в черном. Сначала думала, что это похороны. Но позже пошла на курсы голландского языка и культуры и начала понимать, что к чему. Муж мне заранее ничего не рассказывал, чтобы я не испугалась, наверное. И, к сожалению, сам до конца не понимал, как сложно мне в этом регионе с моим дипломом будет найти работу. Это еще был кризис 11−12 годов, сами голландцы не могли найти себе работу, у меня вообще были минимальные шансы.

— Расскажите, как проходила ваша интеграция?

— Очень тяжело. Первый год я плакала каждый день, потому что даже сам язык был проблемой. Это жесть, серьезно, нидерландский ни на что не похож. Муж уходил на работу, я тогда еще работала удаленно из дома, а по вечерам делала уроки и плакала. После окончания курсов, понимая уже, что работу, соответствующую своей квалификации и местному диплому, я не найду, решила пойти работать просто ради языковой практики. И нашла работу горничной в маленьком отеле под Утрехтом.

От дома мне нужно было ехать 40 минут на общественном транспорте, а потом на велосипеде через лес и кладбище. И я не шучу. Для меня это просто уже был челлендж: сколько я еще продержусь. К такому я точно не была готова. Я окончила хороший вуз в Беларуси, жила в столице, у меня была живая и интересная работа, и вдруг тебя помещают в деревню, в которой ты вообще никому не нужен — из Восточной Европы, на работу тебя не берут, мне постоянно приходили отказы, опыт, который был у меня в Беларуси, здесь был никому не интересен. И ты падаешь все ниже и ниже, и опускаешься до уровня горничной в каком-то затрапезном отельчике за кладбищем. Я работала с голландками, которые говорили: ты что, приехала наших мужей отбивать? Там я столкнулась с дискриминацией: меня постоянно спрашивали, что я здесь делаю и когда поеду домой. Но это было единственное место, куда я смогла устроиться на работу. Мне было очень плохо, но я очень любила мужа и решила еще потерпеть, потому что уехать — это означало разорвать наши отношения.

Муж меня очень поддерживал, но чувствовала я себя ужасно, это были самые плохие годы в моей жизни. Возможно, моей ошибкой было еще и то, что я себя никогда не готовила к эмиграции, не рассчитывала на то, что первые годы нужно будет начинать с самого начала. Но это была хорошая школа, благодаря этому у меня хороший язык и не осталось барьеров в коммуникации.

Через два года я заговорила с мужем о том, чтобы переехать в Арнем — это небольшой, но приятный город. Амстердам мы не рассматривали, потому что он очень перенаселен, там масса туристов, мало места, это город скорее для студентов, которым хочется драйва и тусоваться, но для того, чтобы жить там семьей, он не подходит. Мы переехали в Арнем и купили дом. Для меня это был шок, что я со своей работой горничной и мой муж, работающий социальным работником с людьми с психическими отклонениями, смогли взять ипотеку и купить дом. Через два года жизни в Голландии мы переехали в свой дом — для меня из моих белорусских реалий это было чудом.

— Вы смогли там поменять работу?

— В Арнеме я стала работать официанткой в очень хорошем отеле — "Бильдерберг". В нем в 1954 году состоялось первое заседание закрытого Бильдербергского клуба, который сейчас объединяет влиятельных людей из бизнеса, политики и СМИ. Там была очень специфическая публика, очень богатые люди, голландцы старой школы, раз в год там собирается кабинет министров Голландии — уровень был очень высокий, я принимала участие в организации больших конференций. Было интересно, но я понимала, что всю жизнь я заниматься этим не хочу.

Чтобы вы понимали, сейчас возраст выхода на пенсию в Голландии 67 лет. Я, кажется, на пенсию вообще не уйду, а работать в этом уже не юном возрасте нужно, и очень страшно потерять работу. И, например, одному моему коллеге оставалось два года до пенсии, он пережил две операции на ногах, на реабилитацию ему дали немного времени. Ему было больно ходить, приходилось пересиливать боль в коленках, но он был вынужден выйти на работу, иначе бы ее просто потерял.

В Бильдерберге я проработала два года. У меня уже был хороший язык, и я начала думать о том, чтобы получить еще одно образование — переучиться. С одной стороны, мне было уже 30, и в моем представлении это не тот возраст, когда стоит опять садиться за лекции. С другой, мой муж и местный приятель моего возраста переубедили меня в том, что здесь все возможно и это нормально — попробовать переучиться еще раз. И я как-то случайно попала в Арнеме на день открытых дверей в местной высшей школе, в которой была магистратура и специальность, очень похожая на мою белорусскую — информация и мультимедиа дизайн. Мне эта идея очень понравилась, но я хотела пойти учиться заочно, а для этого у меня должна была быть работа по этой специальности. Я нашла себе работу в маркетинговом бюро в Утрехте. Проработала там несколько лет, потом забеременела, учась на 4 курсе, и мне не продлили контракт — это было связано с моей беременностью.

Для меня это был такой сильный шок: никакой социальной поддержки и гарантий здесь в связи с тем, что ты беременна, не дают, и это в порядке вещей вот так потерять рабочее место. В школу я не сообщила, иначе бы меня отчислили, и стала получать пособие по безработице, потом декрет в три месяца, и в целом я понимала, что так я смогу продержаться год. И на самом деле это оказалось круто, потому что я смогла целый год пробыть со своим ребенком и доучиться. Декретный отпуск в Голландии — три месяца, потом нужно выходить на работу, а ребенка отдавать в ясли.

Я отучилась, написала диплом и ушла в ту компанию, в которой проходила стажировку во время учебы. Здесь я и работаю сейчас, и это наконец-то то место, которое мне нравится, я с удовольствием бегу на работу. Это небольшая команда — семеро мужчин и я. Это IT-компания, я работаю ux/ui дизайнером. Разрабатываю мобильные приложения, отвечаю за взаимодействие пользователя с системой. Пока я работаю только три дня в неделю (у нас не так много проектов) и могу уделять время ребенку. В общем, и для меня, и для работодателя это выигрышная ситуация.

— Расскажите, как устроена в Голландии система, связанная с рождением и воспитанием детей? Было ли в вашем опыте что-то, что показалось особенным?

— Нашему ребенку сейчас 2,5 года. Когда мы начали планировать беременность, я решила, что мне стоит пройти обследование, чтобы выяснить состояние своего здоровья. Я пришла к врачу и говорю: «Мы с мужем планируем беременность, и я хотела бы сдать анализы». Врач не понял, чего я хочу. Вы чувствуете себя хорошо? Тогда идите беременейте. Когда мы получили положительный тест, я опять позвонила врачу, он пригласил меня приходить через 11 недель. Я спросила, что мне делать в этот период? Он ответил: почитайте информацию на сайте клиники. Здесь никто вас не контролирует, через 11 недель берут анализ крови и УЗИ. Беременность ведет не врач, а акушерка. И если нет никаких отклонений и с беременностью все нормально, то рожаешь ты дома. И у меня был этот случай.

У меня были запланированные роды дома, на моей собственной кровати. А если хочешь рожать в больнице, то платишь за это сам — около 2000 евро. Для меня это было огромным барьером, а вдруг что-то случится? Я решила, что буду рожать в больнице и заплачу, и это решение меня спасло, потому что во время родов не все шло так, как было запланировано, у меня было экстренное кесарево сечение. Как бы в этом состоянии я ехала из дома в больницу, я даже представить не могу. В итоге я за свои роды не платила, их покрыла страховка. Но многие здесь рожают дома — и ничего. Через два дня я уже была дома. Первые 10 дней ко мне приходила медсестра на целый день, на 8 часов, наблюдала меня, рассказывала и показывала, как ухаживать за ребенком, помогала мне. Часть суммы за этот патронаж я оплачивала сама, часть покрывала страховка.

Мне «повезло» с тем, что я на тот момент была безработной, но мне в самом деле повезло, потому что я смогла не отдавать своего ребенка в три месяца в ясли. В каких-то редких случаях можно договориться с работодателем и взять еще несколько месяцев неоплачиваемого отпуска с сохранением рабочего места. А в саду в одной группе находятся дети от трех месяцев до двух лет, старшие могут потискать младших, они там все вместе. Не знаю, я бы, наверное, так не смогла, и я рада, что смогла остаться дома с ребенком подольше.

Сам детский сад в Голландии это очень дорогое удовольствие. Государство погашает какую-то сумму, но полная стоимость детского сада на полных три дня 9 часов в день около 800 евро. 500 погашает государство, и за три дня я доплачиваю еще триста. Причем у них нет даже кухни, дети просто едят бутерброды. До двух лет ребенку можно давать еду с собой, но все, кто старше, едят бутерброды, хлеб, сыр, фрукты — такой сухой паек. И я была единственная мать, у которой постоянно спрашивали, что мой ребенок приносит с собой в сад. Я варила ему суп, давала «нормальную» в нашем понимании еду. Но когда ему исполнилось два, все, меня попросили уже ничего не готовить, мой ребенок перешел на сухой паек. Все голландцы выросли на этом, вначале я не могла понять, как это, но потом свыклась. Опять же наш ребенок ходит в сад только три дня, общается. Дети много гуляют, ездят на экскурсии, ходят на ферму кормить кур.

— Наталья, а что с правами женщин? Вы работаете в мужском коллективе, чувствовали ли вы к себе какое-то особенное отношение?

— Я скажу так: здесь феминистки выиграли эту войну, и мужчина с женщиной везде на равных правах. Ты работаешь наравне, тебе не дают скидку ни на что, здесь короткий декрет — три месяца, и все. Женщины занимают высокие посты, до недавнего времени министром обороны Голландии была женщина. Но, мне кажется, у женщин отобрали их право быть женщинами. Наглядный пример — рождение и уход за детьми. Для меня декретный отпуск в три месяца — ненормально. Я не представляю себе мать, которая бы спокойно относилась к тому, что трехмесячного младенца нужно отдавать в ясли на целый день. В целом, мне кажется, женщины боролись за что-то другое.

Да, мужчины очень вовлечены в воспитание детей, в домашний быт. Они очень много делают и помогают. Но, мне кажется, феминизм убивает в местных мужчинах всякое мужское начало. Голландки очень знают себе цену, к ним так просто не подъедешь, они не «повернуты» на семье, детях, вполне могут уйти от мужчины и оставить детей ему. Скромность здесь — порок, нужно уметь себя продавать. Я абсолютно не такой человек, и поэтому мне очень сложно было с выстраиванием своих границ, потому что нарушить их здесь все хотят регулярно.

На работе у меня была ситуация, когда новый коллега начал высказываться о том, что женщины очень эмоциональные и не могут делать интеллектуальную, логическую работу, а должны заниматься воспитанием детей и работать где-то, где не нужно особенно думать. Этот мужчина из того самого региона — Библейского пояса, из очень традиционалистской семьи. Кроме того, он еще пытался показать мне ролики «meanwhile in Russia…», то есть унизить меня не только как женщину, но и как иностранку. Но получилось наоборот. Я разговаривала с директором, и он спрашивал, хочу ли я, чтобы он его уволил. В итоге мы общались с ним еще в присутствии директора, он извинился и продолжил работать.

Я уже была замужем за белорусом и, знаете, если бы я очень сильно попросила, он мог бы прибраться в доме. Когда мой нынешний муж сам взял швабру и начал мыть полы, у меня был первый культурный шок. Мой муж делает все: стирает, моет пол, проводит время с ребенком, забирает его из сада — это круто. Но когда дело доходит до принятия каких-то серьезных решений, иногда хочется, чтобы он, условно говоря, стукнул кулаком по столу и сказал: будем делать так — и всё. А он все время спрашивает меня: а как ты думаешь, а как ты хочешь? А я хочу, чтобы ты просто пошел и сделал — точка. Мужчины здесь очень мягкие, очень много позволяют женщинам. Мне с моим менталитетом очень сложно это переваривать.

Мать моего мужа, например, не бабушка. Я это вижу как незаинтересованность во внуке. Когда она приезжает к нам, то пьет кофе, общается с сыном, на внука она практически не реагирует. В моем понимании бабушка так себя не ведет. Хотя мой муж воспринимает это нормально: это ее выбор, она хочет наслаждаться жизнью, а не растить внуков. Я не думаю, что сама сделаю такой выбор в будущем, для меня просто нет такого выбора, я так не смогу со своими будущими внуками.

Еще стоит отметить, что голландцы не очень любят приезжих, особенно жители небольших населенных пунктов. Как я уже говорила, ко мне очень негативно относились коллеги на моем первом месте работы, они считали, что я приехала сюда отбивать их голландских мужей. Даже в университете во время учебы местные студенты всегда держались особняком.

— Сейчас вы чувствуете себя белоруской или голландкой?

— Да, сейчас я считаю себя голландкой. Но это произошло года два назад. Во-первых, язык. Если я могу смеяться над их шутками, это значит, что я все могу понять. Я думаю на голландском и думаю как голландка. Это сидит внутри: сначала я все отнекивалась, нет, это не мое, но теперь я понимаю, что эта культура и этот менталитет уже часть меня. У меня голландская работа, муж, ребенок, мы общаемся только на голландском. Для этого мне во многом приходилось ломать себя. Перебарывать свою скромность, учиться выстраивать свои собственные границы, иначе я бы просто не вписалась. И в момент, когда ты начинаешь вести себя так, как ведут себя местные жители, ты что-то вытесняешь из себя, чтобы стать местным.

— А есть что-то типично белорусское, что отмечает ваш муж и друзья?

— Да, типично наше гостеприимство. Здесь, например, на детский день рождения принято ставить на стол тарелку чипсов, конфет и газировку. Я же готовлю салаты, пироги, и когда в первый раз пришли гости — они обалдели: а почему вы нам не сказали, мы бы не ели дома. Я не могу принимать гостей только с тарелкой печенья, у меня с этим сложно, я хочу всех накормить. Еще я не могу легко завязать small talk. Голландцы очень коммуникабельны с незнакомцами. Я сначала это принимала за дружелюбие, но это просто формальная норма общения. Моя холодность и скрытность принималась за враждебность и незаинтересованность, асоциальность. В этом плане тоже нужно было переучивать себя.

— Вы комфортно чувствуете себя в той точке, в которой находитесь сейчас, или хотелось бы чего-то еще?

— Мне хотелось бы вернуться в Беларусь. Мне кажется, я всегда буду чувствовать эту ностальгию, и, думаю, она не уйдет. Я бы вернулась, если бы переехал мой муж. Мы много об этом говорили и обсуждали. Я его понимаю: он никогда не переедет, для него этот культурный шок будет катастрофическим. И в Беларуси он будет полностью от меня зависимым.

Я не была готова к эмиграции, и я здесь фактически одна: все родственники, друзья, вся моя жизнь осталась в Беларуси. Здесь есть знакомые, приятели, но это не тот уровень общения. Да, здесь успешная европейская страна, наш уровень жизни намного выше, чем был бы в Беларуси, здесь комфортно и безопасно. Здесь комфортный климат, отличная инфраструктура, другие европейские страны и города очень близко: Европа маленькая, и нет ощущения, что ты заперт в своем маленьком городе, ты живешь в центре очень интересного и разнообразного пространства. Но для меня комфортное состояние не ограничивается только бытом и каким-то финансовым уровнем, мне хотелось бы большего, другого общения, иметь возможность обсуждать какие-то глубокие вещи.

Каждый раз, когда я прилетаю в Беларусь, эти поля, эти виды, я не говорю о политическом устройстве и о том, что происходит с Беларусью сейчас, — для меня это всегда очень эмоциональный момент. Я очень переживаю за Беларусь и белорусов в текущей ситуации и надеюсь, что скоро начнется новый, лучший этап.

Я патриот. Я люблю свою страну, не государство. Я хочу своему ребенку привить культуру, любовь к моей родине, и я не буду против, если он захочет поехать поучиться, например, в Беларуси. Мне кажется, что теоретическая часть образования у нас гораздо сильнее, я «выезжала» на знаниях, полученных в Беларуси, на всех своих учебах здесь. Что говорить: я единственный человек из Вагенингена, который закончил и получил диплом. Все остальные мои одногруппники еще до сих пор доучиваются, всем еще нужно сдать «хвосты». Здесь принято так: если тебе не нравится — не делай, слушай себя, может, это не твое. Здесь принято по три раза менять направление учебы. Нас в средней школе как солдат тренировали, самый большой страх был не получить диплом, у нас была армейская в этом плане дисциплина. У голландцев, конечно, такого нет.

Самое сложное в жизни здесь — это разность менталитетов. Мы выходцы из двух разных культурных традиций, и если ты хочешь жить в Голландии — придется себя перестраивать. И та свобода мышления, которая формально принята (несмотря на то, что внутри очень многие люди остаются на более чем традиционалистских позициях), мне кажется, она может скоро просто перейти за грань разумного. Мой муж в таких разговорах всегда очень дипломатично держит рот на замке, даже когда я пытаюсь обсуждать эти темы с его друзьями. Ты можешь выбрать, кто ты сегодня — мужчина или женщина. Я не могу этого понять. Когда можно все, мне кажется, это очень опасно.