Белка и Стрелка
Получив на роту автоматы и заперев их в оружейной комнате, мы с ротным заполняли от руки ведомость закрепления оружия. Подойдя к строке «медбрат» я остановился: «Феликс, у нас вакансия на медбрате, на этот ствол кого вписывать?» «Записывай на себя пока», - ответил он. «Понял, - сказал я, -логично» Заполнив строку и сразу расписавшись за себя, я спросил: «А мед брат может быть не брат, а женщина, медсестра?» Феликс усмехнулся, и что-то хмыкнул неразборчиво, вроде «Ага, помечтай!» Ну, да, подумал я, женщина в танковой роте — это, наверное, нереально, «Это фантастика, как говорят в книжном магазине, - это, в другом отделе»
Потом пошли дни активных занятий на полигонах и стрельбищах, на сильном, холодном ветру, иногда в теплом зале, или на тренажерах. Вакансия никого не напрягала, потому что работы для этого отсутствующего воина не было. В редких, непредвиденных случаях обращались к медику при штабе батальона, так же как мы, выдернутого из мирных терапевтов нашего родного города. На тактических занятиях, которые практически каждый день присутствовали в нашем расписании, умением обращаться с перевязояными пакетами, приёмами медицинской самопомощи с нами делились участники боевых действий, временно приписанные к части на время отпуска или ранения. Это были добродушные парни, с немного усталыми и серьёзными лицами, показывали самое необходимое, азы, оставляя детали для самостоятельного изучения. Мы жадно ловили каждое слово, пытаясь запомнить сложные, незнакомые названия обезболов, анальгетиков, порядок и траекторию накладывания жгута на различные части тела.
Потом инструкторов —бойцов сменили медики без опыта боевых действий и занятия стали похожими друг на друга, особой необходимости в более прилежно изучении мы не видели и мы направили всё своё внимание на материальную часть танков и огневую подготовку.
Как то в один из холодных, октябрьских дней мы мерзли на огромном, оставшемся от танкового биатлона полигоне, роты меняли друг друга на учебном месте, отстрелявшие кучковались на пронизывающем ветру, курили, делились последним новостями. Я подошел к группе офицеров, обступивших начальник штаба батальона. Сильный, холодный ветер относил слова, начштаба говорил негромко и я не мог понять, о чем он рассказывает. По долетавшим до меня словам я примерно понимал, он делился с нами новостями с зоны проведения СВО. Но потом, похоже, сменил тему, потому что стоявшие рядом реагировали на его слова усмехаясь, комментировали и передергивали плечами. Дешифровав долетевшие до меня обрывки фраз и слов, сложив из них предложение и поняв его — я понял главную новость — в батальоне появились женщины. Не задавая лишних вопросов я помечтал про себя — может, одна из них — на наше вакантное место? Но это было бы слишком шикарной новостью, поэтому я решил дождаться возвращения в казарму.
В казарме нас ждал сюрприз. Действительно, соседний кубрик спешно освобождали от располагавшихся там офицеров и туда кто бы мог подумать! Поселяются две женщины -медика. Как выяснилось вскоре, одна из них приходит в нашу роту, закрывая нашу вакансию, на зависть всем остальным. Подарок судьбы, не иначе!
Не помню, как так получилось, но честь проводить их в столовую на ужин выпала мне. Я старался не задавать лишних вопросов, вернее, совсем их не задавал. Спрашивали больше они, с удивлением и интересом осматривая по дороге плац, казармы, интерьер столовой, содержимое их тарелок. Было весело и приятно наблюдать за их красивыми, широко распахнутыми глазами, в которых не было страха, недовольства или разочарования. Выяснилось, что они подруги, работают вместе. В гражданской жизни они медсестры, работают в реанимации. Услышав это, я как бы с усмешкой спросил себя - «Представляешь, у тебя в роте — на должности медбрата будет медсестра-реаниматолог?!» Но самое важное, что я вынес из первого разговора — они добровольцы. «Вы тоже думаете, что мы — дуры?», спросила одна из них. Они обе почему-то внимательно смотрели на мою реакцию. Я ответил так, как думал — что очень уважаю их за этот серьёзный шаг и для меня честью будет служить с ними в одном батальоне. Они пояснили, почему задали такой вопрос. Дело в том, что кроме родных, похоже ни кто больше их не поддержал. У них у обоих семьи, мужья, дети. На двоих - не меньше четверых пацанов, не помню точно, у кого сколько. И они в последние дни перед поступлением в нашу часть выслушали от коллег и знакомых столько негатива, что смирились с этим и были готовы получать его и в том коллективе, куда они попали. Можно сказать, они были в отчаянии. И моя реакция была для них приятным бонусом. Я честно сказал, что не буду спрашивать почему они это сделали, у нас ещё будет время, и, если будет нужно, мы поговорим об этом. Чтобы понять насколько далеки были некоторые их коллеги от осознания необходимости такого поступка, скажу лишь, что один из врачей после начала известных событий пропал с работы на некоторое время, а потом объявился в эфире, скинув из ближнего зарубежья заявление на увольнение по электронке.
Так у нас в батальоне появились Белка и Стрелка. Не знаю, кому пришла в голову идея дать им такие позывные, но на мой взгляд, это изумительно точно. Для всех нас они были первые. В том смысле, что первые женщины, которые добровольно, в здравом уме и полной памяти, решили встать с нами в строй и помогать нам тем, что они умеют. Ни кто из нас не ожидал, что будут такие женщины в нашем сугубо мужском, танковом батальоне. Нам, офицерам, было радостно осознавать, что кроме наших любимых жен, которые через слёзы, но безоговорочно и однозначно поддержали нас в нашем решении встать в строй защитников отечества, есть другие женщины, разделяющие с нами ответственность.
Им было трудно, но у них не было освобождений или привилегий. Они делали всё, что полагается делать военнослужащим на их должности. Они топали с нами на полигон и обратно, это более десяти километров. Выезжали с нами на дальние полигоны, проводили с батальонным медиком занятия, стреляли. Ни кто из них не жаловался и не просил для себя каких либо поблажек, хотя желающих им помочь всегда было предостаточно. Это не девушки - студентки или подростки, это женщины-жены и матери. Их присутствие удивляло, дисциплинировало нас и поддерживало.
Само собой, в воинском коллективе невозможно обойтись без конфликтных ситуаций. А если в таком коллективе имеются хорошенькие женщины, то неприятности и выяснение отношений, можно сказать, неизбежны. Они и случились. Как то среди ночи мы были разбужены грохотом. Мы не поверили своим ушам, но в соседний кубрик кто-то ломился. Высыпав гурьбой в коридор мы нашли там воинственного вида, подвыпившего офицера, который ломился к нашим соседкам в закрытую дверь. Первое время мы даже не поверили своим глазам. Налицо было два абсолютно недопустимых, вопиющих факта — во - первых, пьянство, во-вторых, поведение, недостойное не только офицера, но вообще мужчины, военного. Оттеснённый нами от соседской двери нарушитель спокойствия демонстрировал свою безудержную храбрость закатывая рукава, безбожно матерясь и вызывая каждого из нас на поединок. Так получилось, что ближе всех нас к нему стоял самый старший по званию из нас, Феликс. Только потом я понял, что эта расстановка спасла нас от мордобоя и кровопролития. Выступать впереди старшего по званию Феликса, нарушая субординацию никто из нас не стал, хотя то, что представлял собой в тот момент этот опустившийся военный, в гражданской жизни уже огребло бы уже по полной. Только железная выдержка Феликса, оставившего без заслуженного удара по морде это тело и спасла ситуацию. Появившемуся вовремя товарищу удалось утащить из кубрика вырывающего из его рук, распоясавшего офицера. Вслед за ним, в коридор, пинком за дверь была выброшена куртка этого негодяя, так эффектно брошенная к нашим ногам в начале этой заварушки.
Инцидент был исчерпан, подобное больше никогда не повторялось в нашем подразделении. Виновник сам себя наказал, опустив ниже плинтуса свою репутацию среди сослуживцев. Никто его не тронул пальцем, но не дай Бог кому-либо оказаться на его месте. Случившееся еще более укрепило дружбу между нашим кубриком и нашими соседками. Они были благодарны нам за защиту, они успели натерпеться страху, пока сидели за закрытой, дрожащей от ударов дверью. Мы, в свою очередь, были благодарны им за то, что наши женщины не изменили своего решения и не перевелись в другое подразделение. Вообще, само наличие женщин медиков в коллективе действует оздоравливающие на коллектив. Я сейчас говорю без всяких вторых смыслов. "Пусть стыдится тот, кто об этом плохо подумает", есть такая легенда об учреждении Ордена Подвязки. Я думаю, упоминание этого девиза уместно при описании нашего отношения к этим двум женщинам. Ими любовались, о них заботились и берегли, стараясь всячески угодить.
Однажды рано утром, еще по темноте, я вышел из казармы и встал неподалёку от входа, дожидаясь своей роты. Машина, которая должна была подъехать за нами, чтобы отвезти нас на полигон, задерживалась. Чтобы не вспотеть, я решил дождаться её на улице. После нас, на полигоне, должна была отстреляться рота Черепа, он решил рвануть со своей ротой пешком, не дожидаясь, когда мы освободим машину. Череп построил свою роту прямо напротив входа, рота стояла, ждала какого-то опоздуна, который медлил с выходом. Не дождавшись, Череп лично отправился в казарму, чтобы выписать ободряющий пендель бойцу, из-за которого рота не могла выдвинуться на полигон. Я стоял в стороне и наблюдал. Тридцать солдат и сержантов стояли и смотрели на казарму. Причем я не сразу уловил, что они все, не отрываясь, сосредоточенно разглядывают. Проследив по направлению их взглядов, я увидел в окне Стрелку. Их кубрик был рядом со входом, на первом этаже. Стрелка тоже готовилась выдвинуться с нами на полигон. Она стояла спиной к окну и, глядя в зеркало, расчесывала волосы, поправляла прическу, чтобы спрятать её в казенную военную шапку. Длинные волосы переливались, рассыпались по плечам, выскакивали из её рук и не хотели залезать под шапку. Похоже, солдатам это нравилось. Они стояли, таращили глаза, кто-то улыбался, кто-то вполголоса комментировал происходящее за окном. Не было ни какого ржания, ни каких пошлых намеков, мата, ни кто не толкал соседа локтем и не показывал на Стрелку пальцем. Парни просто стояли и смотрели добрыми глазами, возможно, вспоминая своих любимых, возможно просто любовались. Через пару минут из казармы пробкой вылетел нерадивый боец, а за ним, быстро шагая и матерясь ему в след появился Череп. Он скомандовал, и рота, крутанувшись вправо, выдвинулась в темноту. Было в этом всем, мною увиденном, что-то правильное и светлое.
Наличие в батальоне женщин удивляло не только нас. Уже позднее, когда мы были заброшены в зону проведения СВО, от проверяющих, заглядывающих в наш ПВД и от офицеров соседнего батальона, заезжающих к нам по рабочим вопросам мы слышали слова удивления: « У вас есть женщины!?» Удивляться было чему, жили мы блиндажах, обустроенных собственными руками, из того что росло вблизи. Белке и Стрелке приходилось делить с нами все тяготы воинского быта. Они принимали участие в стройке, в обустройстве, в маскировке, хотя основная их задача оставалась такой же - сохранения нашего здоровья.
Они прилежно и профессионально исполняли свой долг, перевязывали нас, консультировали, оказывали необходимую помощь при редких контузиях и травмах. Более того, они радовали нас не только своевременной помощью но и находили время и средства чтобы иногда баловать нас абсолютно невозможными, но милыми сюрпризами. Например у нас блиндаже в один из вечеров могло появиться без особого повода огромное, ароматно пахнущие блюдо с горой вкуснейших горячих пирожков с картошкой. Где они брали ингредиенты, где они находили для этого место в лесном пункте временной дислокации, непонятно. Белка иногда радовала именинников милыми, немного наивными, но абсолютно уместными в этих случаях стихами, которые счастливчики-именинники хранили и иногда перечитывая для снятия внутреннего напряжения, которое постоянно преследовала всех в ожидании серьёзного приказа с боевой задачей
Ну а самым, наверное, возмутительным и непонятным фактом в их нахождении в нашем батальоне было то, что у них не было отдельного блиндажа. Это было запрещено руководством. Чего стоило им, непионерского уже возраста женщинам, постоянно находиться в одном помещении в одном блиндаже с офицерами и сержантами, спать на тех же нарах, мыться в той же бане, делить с ними трапезу. Это не похоже на купе в поезде дальнего следования, это сложнее, но они всё делали с таким достоинством и тактом, что ни у них, ни у живущих рядом с ними не возникало никаких вопросов. Расположение нашей роты было вдалеке, мы не знали как это происходит, но явно это стоило им огромных усилий и постоянного эмоционального напряжения.
Я полагаю, только сама мысль о допустимости этого, способна отпугнуть от воинской службы большинство представительниц слабого пола, но тем не менее свидетельствую. это было. Я видел это лично.
В настоящий момент судьба развела нас Я уже не нахожусь рядом с ними, они по-прежнему служат, выполняют задачи в зоне проведения специальной военной операции, вместе с нашим батальоном.
Я не могу не сравнивать отношения к СВО окружающих меня сейчас в гражданской жизни женщин, с тем настроем в котором работают Белка и Стрелка. Надо признаться, я до сих пор неприятно удивлён, насколько немного тех женщин, кто искренне хочет помочь нашим защитникам в зоне СВО, тех, кто честно и открыто глядя в глаза, может сказать «Спасибо, что сделали это». Хотя наверное я не прав, в этом вопросе ни в коем случае нельзя делить на мужское и женское. Это сексизм здесь абсолютно неуместен, огромное количество мужчин также упорно не замечает того кровавого и беспощадного противостояния которое сейчас происходит на линии огня, живут так же, как раньше.
Диапазон игнорирования этого величайшего противостояния с нашими врагами довольно широк. От простого неупоминания или незаинтересованности, от неучастия в сборе гуманитарки, до агрессивного нейтралитета и откровенной поддержки врага под личиной нетвойнизма. И это не трусливо сбежавшее стыдло, это те, кто живет с нами здесь.
Сразу после возвращения оттуда я был искренне удивлён возмущён этим фактом, но затем услышал от одной из своих знакомых фразу: «Если я буду думать об этом, я повешусь». Эта фраза - закрывашка говорит о том что в повседневной жизни у такого человека нереально огромное количество напряжения, негатива и боли, что только тонкая непрочная перегородка душевного равновесия удерживает их от неминуемой катастрофы. Естественно, я не поверил в это. Но потом, спокойно поразмышляв я пришёл к однозначному для себя выводу. Он короткий - не мне судить. Бог им судья, я не могу знать и не могу измерить какой груз бытовых семейных и деловых проблем несут на себе окружающие меня люди.
Я не буду ломиться своими армейскими берцами на их тщательно, из последних сил вымытые полы, топать ногами и требовать к себе и своим однополчанам внимания. Может быть, действительно кто-то не выдержит и наложит на себя руки. Мы же не знаем, может человеку достаточно не поспать ночь, понервничать, чтобы его сердце не выдержало и остановилось. Зачем мне этот грех, который на юридическом языке называется «доведение до самоубийства»? Я не буду этого делать.
Но в то же время, никто не может запретить мне восхищаться, ценить и беречь таких женщин как Белка и Стрелка. Эти женщины, как и наши жёны, наша надёжная опора, они ежедневный повод для радости, отдушина и помощь в сохранении душевного здоровья. Они не дают нам утонуть в этом потоке злости, жестокости и ненависти к нашим врагам. Они помогают нам оставаться людьми, сохранить человеческий облик.
В этот праздничный день после родных своих женщин в первую очередь хочется пожелать здоровья и выразить слова благодарности таким женщинам как Белка и Стрелка. В их лице поздравить всех тех, кто не отвернулся, находит в себе силы для внимания для участия, для улыбок и помощи.
Низкие поклон вам, дорогие сёстры, спасибо, что вы с нами!
8.03.2024
Калугин Сергей