Беата и Серж Кларсфельды. Буйные охотники за нацистами.

11 мая 1960 года в Париже встретились два одиночества. 21-летняя дивчина Беата Кюнцель ждала поезд на станции метро «Порт-де-Сен-Клу». Беата погрузилась в мрачные мысли о родине, когда ее окликнул молодой брюнет: «Вы англичанка?» Обычный пикап того времени: местные самцы притворялись, что принимали немок за кого-то еще, а потом использовали их ответ как повод завязать разговор.

Беата почувствовала во французском еврее Серже Кларсфельде родственную душу. Три дня спустя после похода в кино они прогуливались в Булонском лесу и Серж рассказал свою историю. В 20-х его родители иммигрировали во Францию из Румынии; отец воевал сначала в Иностранном легионе и в Сопротивлении, а в 1943-м сам открыл дверь их квартирки в оккупированной Ницце нацистам, чтобы принять на себя удар и отвлечь внимание от спрятавшейся в потайном чулане семьи. Арло Кларсфельда отправили в Освенцим – оттуда он уже не вернулся.

История Сержа потрясла Беату. Ее переполнял гнев к большинству соотечественников, которые не признавали вину немцев за геноцид. Беата была идейной, и ей хотелось изменить мир. Её возмущало, что нацизм превратился из главной угрозы человечества в страшную сказку, призрак недалекого прошлого. «Именно так воспитывали подростков в послевоенной Германии, – рассказывала она много лет спустя. – Западный Берлин был в руинах. <…> Многие одноклассники потеряли отцов в СССР. Они больше беспокоились о собственных страданиях, чем о жертвах».

Встреча с Сержем и чувство ответственности за преступления своего народа сделали из Беаты охотницу на нацистов,готовую на все, чтобы мрази не разгуливали свободно по улицам — и уж тем более не сувались в политику. Главным источником вдохновения для парочки послужила история брата и сестры Ганса и Софи Шолль, участников Сопротивления, которых в 1943-м арестовали за измену и казнили на гильотине.

Их последнее напутствие перед гибелью разгорело в заднице Беаты пожар, который не затушила послевоенная рутина: «Не дайте ни одной нацисткой свинье сбежать!».

В ноябре 1963-го Кларсфельд и Кюнцель поженились, а в 1965-м у них родился сын, которого назвали Арло — в честь отца Сержа. Беата работала секретарем-переводчиком в Союзе франко-германской молодежи, ее муж – заместителем директора Французской телерадиовещательной компании.

Поворотным моментом для их семьи стало назначение бывшего члена Национал-социалистической партии Курта Георга Кизингера на пост канцлера Западной Германии. В годы войны политик руководил Комитетом по радиовещанию и пропагандировал нацистские идеи, позже провел 18 месяцев в американском лагере, вышел на свободу и как ни в чем не бывало, залез в политику. В 1967-м Беату уволили за критику нового главы государства во французском журнале «Комба». «Я немка, и восхождение Кизингера вызывает у меня глубокую скорбь, – писала девушка. – Ханна Арендт, описывая Эйхмана, ввела понятие «банальность зла». Кизингер – это воплощение респектабельности зла».

Двумя годами ранее Серж посетил Освенцим и узнал о судьбе отца. Тот погиб почти сразу после прибытия в лагерь из-за конфликта с капо – работавшим на нацистов привилегированным заключенным.

Супруги запросили доступ к архивам ГДР и скопировали самые важные документы, где упоминалось об участии Кизингера в нацистской пропаганде. Министерство внутренних дел Восточной Германии с радостью помогло обличить главу ФРГ.

Однако на статьи с доказательствами того, как нынешний канцлер служил рейху, было всем насрать. «Я поняла, что мои заявления замечают только тогда, когда я совершаю нечто сенсационное, достойное первой полосы», – объяснила Беата. Она раздавала листовки против Кизингера в Праге, а в Варшаве приковала себя к дереву в знак протеста против забвения холокоста. В обоих случаях девушку арестовали и выслали. В марте 1968 Кларсфельд купила билет на заседание Бундестага, чтобы вступить с противником в прямую конфронтацию. Посреди речи канцлера она поднялась и прокричала изо всех сил: «Кизингер, нацист, в отставку!»

Беату мгновенно вывели из зала, а остаток дня продержали в полицейском отделении, но план сработал: на следующий день фотографии разъяренной женщины опубликовали во всех СМИ. По возвращении в Париж Кларсфельд организовала несколько митингов; движение против Кизингера набирало силу во Франции и в Германии. Студенты с плакатами «Кизингер – нацист» расположились перед посольством ФРГ, а на одной из демонстраций Беата объявила, что планирует прилюдно дать канцлеру по еблету— что и случилось 7 ноября 1968-го. В Берлине знакомый фотограф оформил для нее пропуск на партийный съезд. Для прикрытия Кларсфельд взяла блокнот, прорвалась сквозь толпу к трибуне, где расположились Кизингер и другие политики. По пути ее остановил охранник, но Беата объяснила, что разыскивает знакомую журналистку. Наконец, она подошла к канцлеру сзади, окликнула его, а когда он повернулся, ударила его ладонью по щеке. Пока Кларсфельд спешно выволакивали из зала, она еще несколько раз назвала Кизингера нацистким ублюдком.

Кизингер выдвинул против неё обвинение в нападении, но судебные заседания оказались еще одной удобной платформой для протеста. На вопрос судьи, что заставило ее применить насилие против канцлера, девушка ответила: «Ваша честь, насилие – это навязывать немецкой молодежи канцлера-нациста». Главный герой процесса пропустил очередное заседание, и дело закрыли. Беата отделалась условкой. Три месяца спустя христианские демократы, которых представлял Кизингер, уступили на выборах социал-демократам.

Карьера Кизингера рухнула – он больше не занимал важных должностей. Брандт заключил с президентом Франции Жоржем Помпиду соглашение о повторном привлечении к ответственности военных преступников, заочно приговоренных во Франции.

Это была победа, однако Кларсфельды и не думали прекращать охоту.
Следующей целью Кларсфельдов стал руководитель парижского гестапо Курт Лишка. После войны британцы отправили его в Чехию, однако там судить эсэсовца не захотели. Во Франции Лишку приговорили к пожизненному заочно. В результате юридической неразберихи он не просто вернулся в Западную Германию, а жил под своим именем в том же самом доме, что и до начала войны, и торговал зерном. К началу 1970-х Кларсфельды вышли на контакт с израильскими телевизионщиками – те готовили фильм об избежавших наказания нацистах. Оставалось отснять материал, героем которого и стал Лишка.
Уром 1971 года Беата и Серж в сопровождении оператора постучали в дверь квартиры, где проживал Лишка. Когда жена позвала нациста, тот холодно поприветствовал непрошенных гостей. Кларсфельд попросил его прокомментировать подписанные его рукой документы о депортации евреев из парижского гетто. Лишка не признал участия в массовых убийствах и отказался отвечать на вопросы, если этого не потребуют судебные органы.

Два дня спустя съемочная группа подкараулила Лишку на выходе с работы. Когда его начали снимать, бывший эсэсовец убежал сверкая пятками. Еще через месяц Кларсфельды вернулись в Кельн с намерением похитить Лишку и перевезти во Францию. Если его нельзя было экстрадировать, то можно было перевезти через границу так же, как «Моссад» переправил Эйхмана.
План заключался в том, чтобы на подходе к дому оглушить Лишку, накачать снотворным и бросить в багажник. Кларсфельд и один из его сообщников схватили немца под руки, но фотограф не смог вырубить его с помощью дубинки, хотя нанес несколько ударов по голове и предварительно стащил с него шапку. Лишка оказался для нападавшего слишком высоким – тот едва доставал ему до макушки. Немец пищал как петух и привлек внимание полицейского. Заговорщики бросили Лишку и помчались к машине, а патрульный – следом. В последнее мгновение перед тем, как захлопнуть дверцу, фотограф швырнул головной убор в сторону полицейского. Тот поначалу даже не понял, что произошло, и отсалютовал в знак благодарности. Позже неудавшихся похитителей все же раскрыли.

Похищение провалилось, но даже неудачу Кларсфельды использовали, чтобы привлечь внимание медиа — ведь и в истории с Кизингером все тоже было непросто. Журналисты взяли у супругов несколько интервью и заинтересовались прошлым Лишки. Беату арестовали, но продержали под арестом всего 16 дней – общественность сочувствовала женщине, а представители Франции и Израиля настаивали на освобождении. Прокурор Кельна не захотел выставлять Лишку жертвой и не выдвинул обвинений против Беаты и Сержа.

Весной 1973-го Беата с группой депортированных из страны в годы Второй мировой евреев промаршировала в полосатых робах узников Освенцима перед офисом, где работал Лишка. Прокуратура по-прежнему бездействовала против него, но Кларсфельды не оставляли его в покое. 7 декабря того же года Серж подошел к машине Лишки, когда тот припарковался неподалеку от Кельнского собора, и приставил ко лбу вылезавшего с водительского сиденья немца пистолет. Оружие не было заряжено, но Лишка не знал об этом и поверил, что его сейчас убьют. Кларсфельд оставил заебанного противника валяться в снегу.

Параллельно с Лишкой эти маньяки преследовали еще двоих преступников: подельника Эйхмана, начальника «еврейского» отдела Службы безопасности Герберта Хагена и ответственного за депортацию французских евреев унтершарфюрера СС Эрнста Хайнрихзона. Первый отсидел в заключении у британцев полтора года и был заочно приговорен к пожизненному во Франции, но в Западной Германии жил свободно и руководил фирмой по производству электрооборудования. Второй работал адвокатом, а в 1960-м стал мэром баварского города Бюргштадт. Горожане обожали Хайнрихзона и не догадывались, что в другой стране тот, как и Лишка с Хагеном, приговорен за военные преступления.

Когда Кларсфельды с оператором наведались к Хагену, тот отреагировал спокойнее Лишки: заявил, что со времен войны посещал Францию больше 20 раз, но никто не пытался его арестовать. Позже сын Хагена Йенс, журналист в левацкой кельнской газете, рассказал Беате, что его отец даже ездил по туристической визе в Израиль. От дальнейших контактов Хаген отказался и хладнокровно напомнил охотникам, что те не имеют права его допрашивать. Супруги не рассчитывали, что военный преступник раскается и выступит с признанием, зато получили подтверждение обратного: муки совести его не мучают.

Хайнрихзон и вовсе спрятался от Кларсфельдов в офисе. Те привели с собой 60 еврейских активистов, заменили табличку перед кабинетом политика на свастику, скандировали антинацистские лозунги и поднимали над головой плакаты с обвинениями.

Параллельно с радикальными акциями Серж и Беата кропотливо собирали компромат. Их офис напоминал библиотеку, а досье на каждого нациста растягивалось на несколько томов.

Именно этими данными они в середине 1970-х поделились с немецкой прокуратурой. Тогда же бундестаг наконец ратифицировал соглашение о повторном преследовании приговоренных заочно нацистов. Дела Лишки, Хагена и Хайнрихзона сдвинулись с мертвой точки – теперь их могли судить не только во Франции, но и на родине. Старания Кларсфельдов наконец оправдались: в октябре 1979-го в Кельне начался процесс против трех нацистов, а в феврале 1980-го суд вынес приговор. За пособничество в массовых убийствах Хагена приговорили к 12 годам тюрьмы, Лишку – к 10, а Хайнрихзона – к шести.

Триумф Кларсфельдов не был окончательным. Но как и для других охотников, он имел огромное символическое значение: показывал, что холокост никогда не уйдет в прошлое, а люди вроде них положат жизнь на поиск виновных, даже если для этого потребуется не одно десятилетие. В 1978-м Серж издал огромную книгу под названием «Память о депортированных французских евреях»: данные о более чем 80 тысячах жертв холокоста.

Дважды по ходу карьеры охотников супруги чуть не отошли в мир иной. В 1972-м на имя Сержа поступила посылка, из которой посыпался странный черный порошок. Полиция прислала саперов, те обнаружили взрывчатку. В июле 1979-го – за несколько месяцев до суда над Лишкой, Хагеном и Хайнрихзоном – бомба с часовым механизмом разнесла подержанный «рено» Кларсфельдов. Ответственность взяла на себя группировка ODESSA (расшифровывается как «Организация бывших членов СС»). Ее члены потребовали от Сержа и Беаты прекратить расследования. Те, естественно, проигнорировали шантаж. С тех пор они так и не приобрели новую машину, а жилье выбирали так, чтобы напротив не затаился снайпер.

Порой смелость Кларсфельдов граничила с тупостью. Так получилось, что их работа сочетала сбор данных и опасные для жизни прогулки. Сложнее всего обычно оказывалось не разыскать нацистов, а привлечь к ним внимание властей.