"БРАТСКИЙ ВЕСТНИК"

...⇓...

Последнее пребывание Апостола Павла в Иерусалиме

Деяния Апостолов 21, 17-23, 35

В пятый раз после своего обращения вступал Ап. Павел в Иерусалим, спустя несколько дней после праздника Пятидесятницы (в июле 58-го года). Редко приходилось ему входить туда без скорбного чувства; память хранила тяжелые воспоминания о школе Гамалиила, о доме, где первосвященник дал ему поручение в Дамаск, о месте, где трава обагрилась кровью Стефана. Он проходил по улицам святого города, стараясь быть незамеченным среди небольшой группы обращенных в христианство язычников из церквей Греции, Македонии и Азии. Все они были смущены и взволнованы в ожидании всяких событий. Друзей в Иерусалиме у Апостола было мало; почти каждый из множества людей, среди которых он пробирался, был или действительным или возможным врагом его. Достаточно было произнести между ними его имя, чтобы поднялся крик ненависти, который мог быть сигналом к дальнейшему нападению. А он еще нес материальную помощь бедным братьям, которая была осязательным доказательством его принадлежности к Церкви - матери. В день приезда, братья в доме Мнасона приветствовали его с сердечной радостью. Сердце его, несомненно умилилось, ощущая любовь своих учеников, но он не мог забыть, что Иерусалим был в некотором отношении роковым городом - убийцей пророков. Он хорошо знал, какое озлобление возбудило бы его присутствие, если бы слух о нем распространился. Он не мог не помнить, как велика была его собственная ненависть к христианским еллинистам в прошедшее время.

На следующий день по приезде, Павел и его спутники увиделись с пресвитерами Иерусалимской церкви, во главе с Иаковом, братом Господним. Помня просьбу старейшин, Павел имел большую заботу о бедных Иерусалимской церкви, постоянно трудясь в этом деле. Просьбы и сборы для неимущих братьев занимают в его посланиях целые страницы, а в мыслях - целые годы. Что же касается до благодарности за труды и любовь Апостола, то о ней не говорится или ничего, или очень мало. Трогательно было видеть, как один по одному подходили пресвитеры разных церквей, чтобы собственными руками сложить к ногам Иакова суммы, внесенные церквами язычников от их бедности и лишений.

Когда дары были вручены, после приветствий, Павел "рассказывал подробно, что сотворил Бог у язычников служением его" (ст. 19). Это было свидетельство о том, что было достигнуто в утверждении церквей и основании новых - во время третьего путешествия. Какую радость, благодарность Господу за дело Его и любовь к нему должно было возбудить его повествование! Читая же описание в 21 г. Деяний, при свете посланий Ап. Павла, трудно сопротивляться невольно закрадывающейся в душу мысли, что Апостол был несколько сдержанно принят иерусалимскими пресвитерами (Деян. 21, 20-25). Они придавали большое значение успокоительному действию соблюдения законной обрядности со стороны Павла. Они хотели охранить его от нападок иудействующих. Для многих Апостол был неприемлем со своей проповедью о свободе духа; можно себе представить, что к нему относились с уважением и страхом. Строгий пророк, старец Иаков, один из Апостолов, возглавлял эту церковь, и хотя дело Божие среди язычников явно совершалось через служение Павла, но все таки многие его не вмещали, также как и его учеников, из которых Трофим был необрезанным язычником. В то время установился обычай, по которому обеспеченные люди принимали на себя необходимые расходы на бедных людей, и на это смотрели, как на дело милосердия и благочестия. Приняв совет пресвитеров, Павел должен бы жить целую неделю в помещении храма с четырьмя бедняками. Все это он должен был сделать не только для опровержения чистейшей клеветы, будто бы он поучал иудеев отступлению от закона Моисея, но и для доказательства, что нет правды в доносах на него, так как он твердый хранитель закона. В согласии Апостола видно, что он сделал уступку в маловажном деле из милосердия и не желая разрывать и терять общение с Иерусалимской церковью, которое он так ценил. Здесь ясно виден высший принцип его поведения: для иудеев он бы иудеем, для еллинов - еллином, для всех сделался он всем, чтобы приобрести хотя бы некоторых (1 Кор 9, 20-23). Хотя он и не считал себя обязанным исполнять закон так, как требовали раввины, однако не старался избегать соблюдения его там, где не видел ничего предосудительного для своих убеждений. Конечно, это надо было исполнить только ради узких, ограниченных людей, которые не могли и не хотели понимать той свободы евангельской проповеди в духе, которая так ясно была открыта только Ап. Павлу, в чем он и наставлял обращенные им церкви. В Иерусалиме же он был стеснен до известной степени, внутренне не свободен. Он не мог располагать собой, как хотел. Пресвитеры не подумали о том, что великий Апостол, сделавший более всех для исполнения заповеди Господа - "Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари" - может оказаться в большой опасности от иудеев, находясь длительное время в храме, на виду у всех. В течение недели невозможно было укрыться от тысяч народа, целый день бродившего по дворам храма и присутствующего при многочисленных церемониях. В то время Иерусалим был полон пришельцами из разных стран мира, и любимым местом собраний были дворы храма. Жизненная буря наложила свою печать на лицо Апостола, и если бы он не был узнан какими-нибудь враждебными священниками, знавшими его в давнее время, то очень легко могло случиться, что кто-нибудь из многих тысяч людей, с которыми он встречался на площадях чужеземных городов, мог припомнить его лицо. Было бы гораздо безопаснее жить в неизвестном, небольшом домике Мнасона, если бы какие либо обстоятельства задерживали его в святом городе. Но Павел, безропотно приняв совет пресвитеров, естественно понес и все последствия, которые определили направление всей его дальнейшей жизни.

Настроение умов иудеев в то время было крайне напряженное, чувствовалось приближение того времени, когда город и храм превратятся в развалины. Между иудеями и римлянами были постоянные ожесточенные столкновения по разным поводам, доходившие до больших кровопролитий. Храм был запятнан кровью. Приближался конец обряда с назареями, когда однажды ассийские иудеи заметили Апостола "Увидевши его в храме, возмутили весь народ и наложили на него руки, крича мужи Израильские, помогите! этот человек всех повсюду учит против народа и закона и места сего; притом и Еллинов ввел в храм и осквернил святое место сие. Ибо пред тем они видели с ним в городе Трофима Ефесянина и думали, что Павел его ввел в храм (Деян 21, 29). Из уст в уста стала переходить весть, что это Савл, о котором они слышали, что он один из верующих в распятого Иисуса из Назарета, Павел - равви, отступивший от веры отцов, который учит и пишет, что иудеи и язычники равны пред Богом; человек, который порицает закон Моисея, ходит из страны в страну, стараясь возмутить всех против римлян. И к тому же он позволил себе привести в храм язычника! Наказанием за такое преступление была смерть, с дозволения самих римлян, смерть даже римлянину, если он осмелится занести ногу за хель (среднее отделение храма), где всюду были прикреплены дощечки с надписью на латинском и греческом языках: "никто, чуждый, не может переступить за эту ограду под страхом смерти". Теперь представлялся самый удобный случай для отмщения "богоотступнику". Нападение на него сделано и крик "помогите!" раздавался со всех концов. Желая охранить священное место от нового запятнания кровью, толпа волной устремилась за своей жертвой. Защищаться было невозможно. Несмотря на его попытки к сопротивлению, несмотря на старание произнести хотя одно слово - они потащили его через большие ворота на пятьдесят ступеней вниз, между тем как левиты и начальники храма силились запереть тяжелые ворота. "Весь город пришел в движение и сделалось стечение народа; и, схвативши Павла, повлекли его вон из храма, и тотчас заперты были двери". Молва в одно мгновение перелетела, из храма в город, и людской поток со всех сторон стремился на огромную площадь двора язычников. Еще одно мгновение - и эти белые колонны и мозаичный пол были бы обагрены кровью, "Когда же они хотели убить его, до тысяченачальника полка дошла весть, что весь Иерусалим возмутился" (Деян. 21,31). Но римский центурион, находившийся неподалеку со своими солдатами, был извещен о внезапно вспыхнувшем восстании. Он отправил посланного к Лисию, тысяченачальнику, с донесением, что иудеи схватили кого-то в храме и собираются убить его. По первому слову, Лисий, окруженный хорошо дисциплинированными центурионами и солдатами, спустился во двор язычников. Иудеи перестали бить Павла; они не осмеливались сопротивляться воинам своих победителей; знакомый звук римского оружия остановил их.

Лисий и воины пролагали себе путь прямо через толпу к месту, где стоял Апостол, и освободили его от озлобленных противников. Приковав его руки двумя цепями к двум солдатам, начальник задал ему вопрос. "Кто он и что сделал?" Но расслышать ответ и разобрать, что говорит народ, вследствие смешанных криков, было невозможно. Отчаявшись достигнуть чего либо определенного, Лисий повелел вести Апостола в крепость. Но когда Павел поднимался с солдатами по лестнице, толпа, опасаясь, что он будет укрыт от ее мщения, снова стеснилась и начала кричать: "Смерть ему"! Апостол внесен был на руках римских солдат, так как держаться на ногах он не мог; вокруг него был крепкий оплот воинов. "При входе в крепость Павел сказал тысяченачальнику: можно ли мне сказать тебе нечто? А тот сказал: ты знаешь по-гречески? Так не ты ли тот египтянин, который пред сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников? Павел же сказал я Иудеянин, Тарсянин, гражданин небезызвестного Киликийского города; прошу тебя, позволь мне говорить к народу (ст. 37-39). Это была смелая просьба со стороны человека, жизни которого так недавно угрожала ожесточенная толпа, кто должен был чувствовать страдание от грубого и злобного ее обращения. Вырванный с трудом из ее рук, едва освобожденный от предстоявших ему ужасных пыток, он попросил не только оставить его перед возбужденной массой соотечественников, но и сказать слово этим тысячам людей, от которых отделял его небольшой кружок воинов.

Таков был Апостол Павел. Получив позволение Лисия, стоя на лестнице, он дал знак рукою народу. Наступило глубокое молчание. На востоке толпа быстро переходит от одного настроения к другому. Павел стал говорить на еврейском языке так: "Мужи братья и отцы! выслушайте теперь мое оправдание пред вами" (Деян. 22, 1). Звуки родного языка, показавшие, что говоривший был по крайней мере не просто еллинист, укротили на время злобу. Среди полной тишины Апостол продолжал свое слово, которое отличалось необыкновенной сдержанностью. Передавая исповедуемую им истину, он пропускал факты, которые могли бы привести их в озлобление. Его горячим желанием было доказать, что он понимает их настоящий порыв ревности, потому что сам некогда разделял их мнения. И только божественное откровение было в силе изменить направление его религиозной жизни.

Апостол говорил, что он был иудеем, родился в Тарсе, но с ранних лет привезен в Иерусалим, к ногам Гамалиила. Он был не просто иудей, но фарисей, изучивший подробно отеческие предания, и так же, как они, сам ревновал по Боге. На этом пути он преследовал всякое отступление от закона смертью, заключая в темницы не только мужчин, но и женщин. Он ссылается на свидетельство первосвященника и многих оставшихся живых членов синедриона, дававших ему письма в Дамаск. Что же изменило все направление его жизни? Ничто другое, как божественное видение, в котором Иисус из Назарета ослепил его блеском Своего света. Он повелел ему идти в Дамаск, где к нему пришел Анания, муж благочестивый, одобряемый всеми иудеями, живущими в Дамаске (Деян. 22, 12). Анания исцелил его от слепоты и сказал: "Бог отцов наших предъизбрал тебя, чтобы ты познал волю Его, увидел Праведника и услышал глас из уст Его, потому что ты будешь Ему свидетелем пред всеми людьми о том, что ты видел и слышал". После этого Апостол кратко передает о своем крещении и возвращении в Иерусалим и, не останавливаясь на подробностях, добавляет, что он сам - это было двадцать лет тому назад - молясь в этом храме, "пришел в исступление и вновь увидел воскресшего Иисуса, Который повелел ему поспешнее удалиться из Иерусалима, потому что никто из его жителей не примет свидетельства от Савла, который заключал в темницы и бичевал верующих в синагогах, Савла, к ногам которого были сложены одежды тех, которые убили Стефана. После этого никто не поверит Савлу христианину и проповеднику Евангелия Господа Иисуса. И Он сказал мне: "Иди, Я пошлю тебя далеко к язычникам".

До сих пор слушали его с глубоким вниманием, но после этого слова в одно мгновение злоба загорелась во всех сердцах. "Они подняли крик, истреби от земли такого! Ибо ему не должно жить!" Толпа была охвачена бессильным гневом, кричала, проклинала, размахивала руками, потрясая своими белыми и красными одеждами. Люди бросали пыль в воздух с порывистыми телодвижениями и неудержимым фанатизмом. К счастью, Апостол не мог подвергнуться с их стороны какому-нибудь насилию. Они могли потрясать воздух безумными криками, но не желали быть наказанными острыми мечами римлян.

В сильном возбуждении, римский начальник велел отвести узника в крепость, "приказав бичевать его, чтобы узнать, по какой причине так кричали против него. Солдаты крепко связали ему обе руки вместе, обнажили спину, нагнули немного вперед и поставили в положение, удобное для этого мучительного и нередко рокового допроса посредством пытки, которому, невдалеке от этого места, подвергался и Господь Иисус. Три раза прежде этого случая перенес Павел на своей страдальческой спине удары розог римских воинов; пять раз испытал бичевание в еврейских синагогах, но это была еще новая форма страдания - особый римский бич. Римляне употребляли его для того, чтобы добиться правды. Но Апостол обладал удивительным самообладанием в труднейших случаях своей жизни. Он спросил: "Разве вам позволено бичевать римского гражданина, да и без суда?" Центурион, который стоял и наблюдал за тем, чтобы пытка производилась законным образом, не мог спокойно выслушать этот вопрос. Он приказал воинам остановиться и сказал тысяченачальнику с некоторой грубостью, свойственной их нравам "Смотри, что ты хочешь делать? этот человек - римский гражданин". Дважды был нарушен закон, который он должен был охранять: связал узника - и в явное нарушение особого декрета Августа - дал приказание начать допрос пыткой. Поспешив к Павлу, он спросил его: "ты римский гражданин?" - "Да", - ответил Павел. "Я за большие деньги приобрел это гражданство" - сказал Лисий. "А я и родился в нем", ответил Павел. Против такого заявления говорить было нечего. Апостолу развязали руки и воины унесли орудия пытки.

Но Лисий не мог не опасаться последствий своего незаконного поведения, стараясь освободиться от этого неловкого дела в городе, где так легко возбуждалась толпа по поводу непонятной для римлян веры. Он решил снять с себя ответственность. Предложив собраться синедриону и первосвященнику, он вывел Павла и поставил его перед ними.

Синедрион собрался в полном составе. "Павел, устремив взор на синедрион, сказал Мужи братья! Я всей доброй совестью жил пред Богом до сего дня". Первосвященником в то время был Анания, возведенный в это звание Иродом. По характеру и образу жизни, это был самый развращенный из саддукеев худшего периода иудейских иерархов. Талмуд говорит, что Анания был грабитель - тиран, который своей ненасытной жадностью довел до нищеты низших священников, обсчитывая их в десятинах. Он посылал своих людей для добывания десятин силой. Слова Павла не понравились ему и он "приказал бить его по устам". Ни лести, ни лукавства не было в словах Апостола, это было искреннее и честное свидетельство человека. Кто знает, может слова "мужи братия" показались Анании непочтительными? Но приказание бить по устам было лишено всякой законности. Возмущенный таким оскорблением, Павел, несмотря на свое обычное смирение, вспыхнул негодованием. Нет между людьми такого совершенного характера, который бы, при всем великодушии и снисходительности, не испытал бы глубокого возмущения, переживая неправду, ложь и клевету. Чувствуя жестокую боль от ударов, Павел воскликнул: "Бог будет бить тебя, стена подбеленная!" Кто осмелится произнести осуждение действию Апостола? Только один Христос был совершен перед лицом Своих врагов. Он, будучи веден на заклание, не отверзал уст Своих. Он кротко спросил ударившего "Если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?" Вспомним в то же время, что не один раз Он давал полную свободу Своему праведному гневу, обличая фарисеев и книжников. Присутствующие в синедрионе, очевидно, были поражены смелостью замечания Апостола. "Первосвясвященника Божия поносишь?" - спросили они. Павел ответил "я не знал, братия, что он первосвященник; ибо написано "Начальствующего в народе твоем не злословь" (Деян. 23, 5). Павел мог не знать имя Первосвященника. Он мог не расслышать среди многих восклицаний, кто произнес оскорбительное приказание. Он сам был некогда членом синедриона и ему хорошо было известно, что это судилище разделялось на две партии: фарисеев и саддукеев. Обе партии были часто враждебно настроены по отношению друг друга, но они соединялись тогда, когда их суду подлежала ненавидимая той и другой стороной личность. Партия саддукеев состояла из богатых и сильных мира, вторая пользовалась народной любовью и была многочисленна. Видя, что от судилища нельзя было ждать ни справедливости, ни сострадания, Павел сказал: "Мужи братья! Я фарисей, сын фарисея за чаяние воскресения мертвых меня судят"... Эти слова произвели на слушателей сильное впечатление. Саддукеи отвергали воскресение мертвых, существование ангелов и духов, фарисеи же все это признавали. В собрании произошел раскол. Книжники, встав, спорили, говоря: "Ничего худого мы не находим в этом человеке; если же дух или ангел говорил ему, не будем противиться Богу" Так как раздор увеличился, то Клавдий Лисий, опасаясь, чтобы они не растерзали Павла, велел отвести его в крепость. И вот он проводит два мучительных дня в тюрьме. Его положение очень опасно. Только сильная рука римских воинов удержала разбушевавшуюся толпу людей, которая покушалась на его жизнь и старалась стереть его с лица земли. И даже римская власть избегала поступать резко с беспокойным и фанатичным народом, ревниво охранявшим свою веру.

Павел стоял перед заточением и смертью; для него наступали тяжелые дни. Следующий день должен был принести еще неизвестное испытание его мужества и веры. Что переживал он - мы не знаем. И вот, Господь является ему, чтобы поддержать его силы и воодушевить на новые подвиги. Он сказал ему: "Дерзай, Павел, ибо как ты свидетельствовал о Мне в Иерусалиме, так надлежит тебе свидетельствовать и в Риме" Какая радость должна была наполнить сердце Павла! Вновь воскресла надежда свидетельствовать о Господе. Он жил в Его присутствии. За спиной разъяренной, бушующей толпы своих врагов, он всегда видел Иисуса и стремился лишь к тому, чтобы Он одобрил его поступки. Он стал его другом в жизни и к Нему он стремился после смерти. В жизни своей он смотрел на Него, как на помощь, утешение, милосердие и спасение. Этот одинокий в мире человек был беззаветно предан Спасителю "Уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия" (Гал. 2, 20). Он направил взор на Христа в ожидании смерти и радости жизни с Ним на небесах: "...имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше". (Фил. 1, 23). Он является нам примером в терпении, в вере и мужестве, в перенесении скорбей за имя Господа. В его жизни осуществилось Его близкое присутствие - и в трудные минуты Господь являл ему особую милость.

Рассвет следующего дня показал, что Павел имел в синедрионе только временный успех. Злоба против него была настолько неутолима и чувство негодования до того сильно, что Лисию пришлось его укрывать от мщения. Ибо на утро около сорока человек иудеев связали себя клятвой не есть и не пить, пока не убьют его. Нравственная слепота доводила их до освящения такого дела, как религиозное убийство. Какую печальную картину нравов и воззрений представляет иудейство в том периоде. Мы вспоминаем, что Иуда торговался с главными священниками за цену крови своего Учителя. Но заговор не остался неузнанным. Спасением от смерти Павел обязан одному из своих родственников. Сын сестры Павловой, проживавшей в Иерусалиме, пришел и, вошедши в крепость, уведомил Павла. Услышав такую новость, Апостол тотчас же, "призвав одного из сотников, сказал: отведи этого юношу к тысяченачальнику, ибо он имеет нечто сказать ему". Тот так и поступил. Лисий сравнительно ласково принял еврейского мальчика. Лисий понял всю важность сообщенной ему тайны и принял меры. Юноше он запретил рассказывать о бывшем между ними разговоре. Призвав двух сотников, он приказал снарядить воинов и дал дальнейшие распоряжения относительно Павла. Он был рад сбыть с своих рук заключенного, который производил такое возбуждение в народе. Отношение его к Павлу, сначала враждебное, в общем можно назвать снисходительным и честным.

В тот же вечер, когда опустели улицы и стемнело, большой отряд из четырехсот семидесяти воинов стоял при дверях тюрьмы. И прежде чем топот конницы и пехоты нарушил молчание города, Клавдий вручил сотнику письма на имя правителя Феликса (Деян. 23, 26-30). Быстро был сделан ночной переход. Утром дошли до Антипатриды, находящейся более чем на полдороге между Иерусалимом и Кесарией. Тут уже всякая опасность неожиданного нападения исчезла. В то время по соседству с Иерусалимом было много разбойников. Конвой разделился четыреста пехотинцев, после отдыха, пошли обратно, а конный отряд провожал Павла до Кесарии.

Итак, Павел вновь вступил в этот город с неожиданной свитой из воинов. Еще так недавно, двенадцать дней тому назад, он выходил из него, окруженный своими друзьями. Он шел в Иерусалим, несмотря на просьбы своих друзей и пророчество Агава. Теперь он снова появляется здесь уже в качестве узника. Отряд вошел в город при полном дневном свете, и не мог не привлечь внимания своей многочисленностью. Можно себе представить, как Филипп и другие кесарийские христиане были поражены скорым исполнением своих предчувствий, когда увидали своего любимого учителя, провожая которого они проливали горькие слезы.

Сотник и узник Павел были тотчас же вызваны к Феликсу. На короткое время Павел предстал перед прокуратором, который спросил его, из какой он области. Феликс объявил, что выслушает его, когда явятся его обвинители. Закон предоставлял Павлу, как римскому гражданину, привилегированное положение, и Феликс велел отвести его не в тюрьму, а в прежний дворец Ирода Великого, обращенный теперь в резиденцию прокураторов.

📖 Б. М.

...⇑... ::.Содержание.:: ...⇒...