Азиаточка

Азиаточка

Игорь Катамаранов

Черные как уголь волосы эффектно развевались на ветру. Немного прищуренные глаза, такие черные и глубокие, что в них можно было утонуть, смотрели на проезжающие мимо автомобили в поисках заветной маршрутки. Узкий и немного острый овал лица придавал и без того миловидной девушке еще более женственные очертания.

Час. Ровно на столько опоздал этот вечерний рейс. Кто-то бы, может, после такого яростно высказал все свои претензии водиле прямо в лицо, но Мэй была спокойна, ведь пушистые хлопья снега и в меру холодная погода успокаивали и придавали ей сил, так что она была даже рада подольше постоять под открытым небом.

– Ох! Деньги кочились!, - раздосадованно сказала Мэй водителю маршрутки, с надеждой на то, что он поймет и пустит её зайцем на этот последний вечерний рейс.

– Да я бы тебе еще сверху доплатил, чтоб ты в моем автобусе поехала! Садись, красотка!

После этих слов Мэй ловким зверьком забежала и уселась на первое попавшееся свободное место. 

– Хоть какие то плюсы от моей внешности, – подумала Мэй, глядя на водителя автобуса и уходящую вдаль автобусную остановку. Такую далекую и одинокую, освещенную лишь маленьким колоском уличного фонарика, посреди бескрайней тьмы зимних сумерек.

– Куда это мы путь держим, краса ты наша? Ночью тут никто не ездит, – спустя пару минут молчаливой езды спросил водитель. И да, в автобусе Мэй была совершенно одна.

– Да так, люблю ночные поездки...

– Куролесим значит... А ты ведь знаешь, что на тебя могут напасть запросто? В ночное время лучше дома сидеть, да с семьей время проводить, общатся, пока есть такая возможность, - после послелней фразы водитель протяжно вздохнул и поправил икону, находящуюся на приборной панели. Какой из святых был на ней изображен Мэй не разглядела.

– Да так я береженная, кто на меня сунется?

– Да хоть я на пример, могу прям щас остановится и..., - после этого "и..." водитель издал звук ломающейся шеи, или же что-то отдалено напоминающего хруст суставов.

После этого повисла давящая тишина. Сумерки тем временем сгустились настолько, что ничего, даже дороги под колесами не было видно. Создавалось ощущение полной изоляции от внешнего мира, только хрупкая Мэй и средних лет, крепко сложенный водитель маршрутки. Дорога предстояла долгая...

– У меня оберег есть... бабушкин, - как будто и не было никакой паузы сказала Мэй.

– Надо же?! Расскажи-ка поподробнее

– Я вижу,вы языком почесать любите, да все о моей безопасности хлопочете. Вам это не кажется странным? Пустой автобус посреди бескрайней дороги, я и, возможно... мой потенциальный убийца", - последнюю фразу Мэй сказала как отрезала. И водитель, до этого что-то шарящий в бардачке, встрепенулся.

– П-п-повтори?, – голос водителя задрожал, тряпка с бутыльком хлороформа покатилась по полу маршрутки.

Мэй продолжала резать своего неудавшегося палача словами, с каждым словом все ближе подбираясь к его водительскому креслу.

– Надо же, какая миловидная девчушка! Задушу и изнасилую, как я делал со многими другими, так ведь? 23 покушения, 23 убийства, 23 тела, не считая меня, - Мэй потихоньку достала из своей сумочки маникюрные ножницы, бритвенно острые, предварительно заточенные на столбе с расписанием автобусных маршрутов.

Неудавшийся убийца в недоумении даже перестал смотреть на свою невероятно много о нем знающую жертву.

– Отец тебя бил, мать ушла. Ужасное детство, но в силе тебе было не занимать, брал что хотел... и кого хотел. А знаешь откуда я это все знаю?

– О-о-откуда?

– Ты сам мне сказал, - проговорила эти слова Мэй почти шепотом, после чего вонзила ножницы в горло водиле. Он начал захлебываться в собственной крови, Мэй же спихнула его с кресла и начала останавливать машину. Остановившись окончательно, она вытолкала водителя из салона в ближайший сугроб и зашла в автобус, улеглась на задних креслах, прихватив с собой икону с приборной панели и вжавшись в неё посильнее, промолвила: "Господи, пусть этот зацикленный кошмар наконец кончится. Я убила это чудовище, отомстила за таких же жертв как я.

Прошу, если ты есть, пусть я проснусь в этом автобусе, пусть в сугробе будет лежать убитый мной человек, лишь бы я проснулась завтра, а не сегодня. Аминь." 

 После этих слов, она уснула беспокойным сном ребенка, находящегося в предвкушении чего то, или же человека, в котором теплеет хоть и слабый, но все же лучик надежды.

 Открыв глаза, на Мэй, в беспорядочном снежном вальсе, падали снежинки...


Report Page