Авторская исповедь Н.В. Гоголя.

Я хотел пасть к ногам его и почтить его, но он сказал мне: не делай этого, ведь я служу тебе и братьям твоим, свидетельствующим о Иисусе, а поклоняйся Богу, потому что свидетельство Иисуса — это дух пророчества. Откровение Иоанна 19:10

Проще всего перенимать увиденные образцы, нисколько не задумываясь об их нужности и полезности. Думать же об этом необходимо, чтобы вместе с образцами не перенимать ошибки их изобретателей. Бездумное заимствование отучает от самостоятельного мышления и усыпляет бдительность расчёта, о котором сказано в поговорке: семь раз отмерь, один раз отрежь.

Надобность измерения и расчёта, проиллюстрированное здесь на примере портняжного дела, применимо ко всякому делу, предваряемом размышлением и рассуждением, и оформляемом в слове. Но прежде чем что-то сказать, следует помнить о том, что слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Н.В. Гоголь в рассуждении о слове напоминал: „Пушкин, когда прочитал следующие стихи из оды Державина к Храповицкому:

За слова меня пусть гложет, За дела сатирик чтит, —

сказал так: «Державин не совсем прав: слова поэта суть уже его дела». Пушкин прав. Поэт на поприще слова должен быть так же безукоризнен, как и всякий другой на своём поприще. Если писатель станет оправдываться какими-нибудь обстоятельствами, бывшими причиной неискренности, или необдуманности, или поспешной торопливости его слова, тогда и всякий несправедливый судья может оправдаться в том, что брал взятки и торговал правосудием, складывая вину на свои тесные обстоятельства, на жену, на большое семейство, словом — мало ли на что можно сослаться.“

С тех пор, когда были высказаны эти мысли, на Руси многое менялось, но не поменялась та невоздержанность, с которой произносятся слова и делаются дела, так что почти через 200 лет всё вернулось на круги своя, о чём красноречиво писал Н.В. Гоголь: „Уже крики на бесчинства, неправды и взятки — не просто негодованье благородных на бесчестных, но вопль всей земли [русской], послышавшей, что чужеземные враги вторгнулись в бесчисленном множестве, рассыпались по домам и наложили тяжёлое ярмо на каждого человека; уже и те, которые приняли добровольно к себе в домы этих страшных врагов душевных, хотят от них освободиться сами, и не знают, как это сделать, и всё сливается в один потрясающий вопль, [от которого] уже и бесчувственные подвигаются.“ 

Однако подвижение это совершается в том же ключе невоздержанности, о которой здесь идёт речь. Прежде чем делать, надобно думать, а думать никто не хочет, потому что не умеет. Это неумение — явный порок людей, мнящих себя образованными, просвещёнными, сознательными, умными. Их самомнение расходится с реальностью, в которой их безумие они принимают за ум, а их враньё — за истину. В дурных головах всё настолько перемешалось, что уже и Н.В. Гоголь поставлен на службу в том качестве, в котором он никогда не служил и не предполагал этого делать. Непонимание смысла, т.е. истоков и целей его службы, его современниками вынудило его на отчаянные попытки объясниться и поправить это непонимание, а его исповеди, опубликованные уже после его смерти, стали завещанием потомкам, которые, впрочем, отнюдь не проявили себя в качестве благодарных. Это неприятие духовного наследия, проявляющееся в отрицании самых основ культуры, превратило людей в озлобленных зверей, принимающих своё озверение за подвиги во славу их отечеств: российских, украинских, казахских, армянских и прочих. Все эти звери, обитающие на просторах бывшего Отечества, не заметили его исчезновения, обманываясь его экранными и плакатными фантомами, которые они воспроизводят по образцу и подобию прежних, нисколько не задумываясь о разнице между тогда и теперь. Насмотревшись советских телепередач, они возомнили себя капицами, андрониковыми, громыками, винокурами, левитанами, однако ими не стали, и не могли стать по скудости их ума, а их непрерывная трескотня перед телекамерами и микрофонами представляет собой документальный репортаж из дома сумасшедших. Договорились они до того, что мнят себя былинными героями из виденных и читанных ими русских народных сказок, и в таком одеянии они приходят на выборы покойника, которого теперь разъигрывает проходимец, из их числа.

Поскольку они настолько вжились в играемые ими роли в их театре абсурда, исправить их общее помешательство уже не представляется возможным никаким другим способом, кроме как разрушением его декораций для приведения их в чувство. Лишь оказавшись на пепелище разрушенного ими Отечества, они может быть осознают смысл слов Н.В. Гоголя, сказанных им на его смертном одре: „Брожение внутри не исправить никаким конституциям. Общество образуется само собою, общество слагается из единиц. Надобно, чтобы каждая единица исполнила должность свою. Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до тех пор не придёт в порядок и земное гражданство. …. Служить же теперь должен из нас всяк не так, как бы служил он в прежней России, но в другом небесном государстве, главой которого уже Сам Христос …"