Аустерлиц

Мы с вами работаем методом стратегической панорамы. Нам важно знать не где там какой полк стоял, а понять суть событий, причинно-следственные связи и самое главное увидеть логику действующих лиц, потому что в конце концов историю делают люди – да, под давлением тысяч и тысяч обстоятельств, но люди.

И прежде чем оказаться на поле Аустерлица 2 декабря 1805 года, нам надлежит установить, какого, так сказать, хрена французская армия оказалась возле современного нам города Славков-у-Брна (в прошлом — тот самый Аустерлиц), почему ровно там же оказалась русская армия. К австрийской вопросов поменьше — тогда это её территория, а сейчас – Чехия. Всё-таки это и сегодня неблизко, а тогда вообще чёрт знает где. Так давайте разберёмся.

Год 1802-й

Значит, была вторая антифранцузская коалиция. Французам никто не собирался прощать обезглавливание короля и ближнекровного семейства, которое случилось аж за 9 лет до этого. Прописью — никто.

Нам необходимо понимать, что Французская Республика была бельмом на глазу у всех монархий Европы, потому что окружающие поглядывали на Францию с вопросом: «А чё, так можно было что ли?».

И выходило, что да. Вполне. Небо не упало на землю, а реки не потекли вспять. Ну да, был террор. Но он против кого был-то? Против дворян (и то в основном крупных), ну и против попов. А разве они все вместе не доказали своим поведением на протяжении веков, что они – дармоеды и паразиты, пьющие народную кровь? Обстоятельно доказали.

Вот давайте сейчас выведем на площадь, ну так просто для примера, директора большой государственной нефтяной компании, который ещё и чиновник, покажем список его имущества, которое теперь реквизируется на нужды государства и нации, чуть-чуть из изъятого раздадим толпе и затем радостно отрубим ему голову. Вы представляете себе взрыв восторга? Ну почитайте комментарии под постами об аресте Тимура Иванова.

Вот это 1/100 от того кровавого оргазма, который испытывали массы на рубеже XVIII и XIX веков — обобщённо называемом Великой французской революцией. Вся несправедливость Средних веков и Нового времени, казалось, возвращалась, причём наглядно и вполне обоснованно. Да, конечно, потом революция, подобно богу Сатурну, начала пожирать своих детей, но и это в общем тоже вызывало бешеный восторг. У революций так быстро находятся предатели народного дела.

И вот наконец пришёл он. Нет. ОН. Потому что ОН по популярности — это на наши деньги Криштиану Роналду, помноженный на Дональда Трампа, Илона Маска и немножко Ким Кардашьян. По нему сходили с ума. И это не преувеличение. Среди его поклонников — Байрон, Бетховен, наше всё Пушкин, наше почти всё Лермонтов и так далее, так далее, так далее. Ничего, списочек?

Он рождён революцией; он — республиканец, но умеренный; он — дворянин, но мелкий; он — первая шпага республики. За его походами наблюдала вся Европа. И вся Европа видела, что вдруг ожили времена Цезаря. Он разбивал раз за разом противника; он отнял Италию у австрияков, нанеся им два десятка поражений; он провозглашает республики вместо монархий. Он становится консулом, совершая переворот против надоевшего всем вороватого правительства, которое само уже хотело, чтобы его кто-нибудь перевернул, потому что дальше так жить уже было нельзя. Он умеет писать, писать хорошо и говорит со страниц прессы, как будто это римский сенатор вдруг ожил из статуи. Он точен, ясен, умерен. Он становится консулом и действует военными методами — быстро, решительно, эффективно. Он арестовывает проворовавшихся финансистов, он очищает дороги от разбойников. Он разрабатывает единый закон — гражданский кодекс, который действует во Франции до сих пор. Самое главное — он наконец наводит порядок.

Вскоре этот порядок, порядок его имени, дарует ему главный титул жизни — он станет императором Франции. Таков был к тому моменту Наполеон Карлович Бонапарт. Это — суперзвезда.

Что у нас творится в мире? Заключается, собственно, Амьенское перемирие. Вообще-то, Амьенский мир, но, когда его заключали, уже было понятно, что перемирие. Надо было просто сил набраться.

В 1801 году Бонапарт впервые испытал на себе английское коварство. Помните швейцарский поход Суворова? Обыкновенно в наших учебниках идёт бодрый рассказ о мужестве и полководческом гении Александра Васильевича, что, конечно, правда, но очень вскользь рассказывают, а чего это он геройствовал у Чёртова моста. А дело в том, что Массена, будущий маршал Наполеона, разгромил корпус Римского-Корсакова, двоюродного дедушки знаменитого композитора. В результате из Италии пришлось улепётывать. К тому же австрийцы, которых побил Моро (конкурент Бонапарта за звание первой шпаги), внезапно обнаружили себя без денег и без армии.

Так вот, наших пленных было взято несколько тысяч.Когда Бонапарт узнал, что русский император Павел I, будучи покровителем и командором (почти как я) ордена госпитальеров, или мальтийских рыцарей, попросил англичан вернуть Мальту, занятую ими во время войны, а те отказали, Наполеон совершает свой первый крупный внешнеполитический жест: он отдаёт пленным знамёна и оружие, переодевает их в новую форму, даёт деньги на дорогу и отправляет в Россию, где они идут по Европе под барабанный бой. Затем он пишет письмо Павлу нашему Петровичу и говорит, что он не может таить от его императорского величества таких великолепных солдат, как каких-то бандитов, пряча их по тюрьмам.

Павел Петрович наш был человеком удивительным. Это — смесь русского помещика с Дон Кихотом. Получив назад 8000 солдат, он вышел из войны с Францией и предложил ей союз против кого? Правильно. Против Англии.

И вот удивительное дело: казачки с Дона шли к оренбургским степям, чтобы идти сквозь Азию в Индию — таков был секретный план русско-французского пакта. А Павла Петровича пришла душить группа гвардейских офицеров во главе с Бенигсеном и Зубовым, который до этого побывал у английского посла и у которого сестра была его любовницей.

Наполеон, переживший покушение и подозревавший в этом англичан (небезосновательно), сказал знаменитую фразу: «Они не попали в меня в Париже, они попали в меня в Петербурге». Тут надо понимать: пока ведомство иностранных дел Талейрана собирало сплетни в дипломатических кругах, пока ведомство Фуше (разведка/контрразведка) их проверяло, пока подопечные Фуше покупали информацию, прошло больше года. В конце концов они только подтвердили правоту Наполеона, который сказал сразу — заговор организован англичанами. И тут небольшое отступление.

Помните фразу, да? «Они не попали в меня в Париже, они попали в меня в Петербурге». С «попали в Петербурге» разобрались, а вот «не попали в Париже» — это интересно. Потому что тут вы поймёте его характер. По крайней мере в том его изводе, какой был именно тогда — в расцвете его моральных, творческих, мужских и прочих сил.

Был такой некто Кадудаль, монархист и гигант. Он был ростом под два метра и в ширину столько же. Он и сейчас бы производил известное впечатление, а тогда, когда средний рост людей был на 15–20 см меньше нынешнего, своим появлением повергал в ужас. Вот такой человек решил убить первого консула Наполеона нашего Бонапарта. Маленького и беззащитного! Но с присказкой, что маленьких убивать нехорошо, был схвачен тайной полицией. Для его задержания потребовался взвод солдат, из которыз он убил троих и ранил ещё четверых. Вы так просто вдумайтесь: семерых рыл в одного уложить. Так вот, он был схвачен, говорил, что собирался совершить консулоубийство, потому что верен Королю и стране.

Наполеон, находившийся на пике популярности, в эту ересь просто не поверил. Он вызвал Фуше и ультимативно заявил ему (я близко к тексту цитирую), что Кадудаль — тупое орудие в руках кучки затихарившихся якобинцев, которые хотят вернуть свою власть, продолжить террор и экспроприации, потому что в каждом якобинце сидит бес, который не может без кровавой жатвы. Я усмирил революцию, и якобинцы не могут мне этого простить. Но их иезуитского коварства хватает не выступать открыто: они посылают какого-то туповатого циклопа, который рассказывает про короля, которого уже не все помнят, как звали, а я усмирил революцию вот только что, и не всем, как я погляжу, это нравится.

Тут надо понимать, кто такой его собеседник — начальник тайной полиции Фуше. Про него говорили, что он украл лицо у мертвеца на кладбище. Он был известен тем, что при усмирении бунта в Лионе он связал несколько сотен дворян, которых обвинил в подстрекательстве к бунту, и выстрелил в них в упор из пушек картечью. Вот это огромное кровавое месиво он велел пустить вниз по реке со словами: пусть они плывут до Тулона, чтоб и там знали, как мы поступим с предателями республики. В это время этот мятежный Тулон осаждает его будущий собеседник и начальник — Наполеон. Да, как вы, вероятно, догадались, он и был якобинцем, которых имел в виду Наполеон. А ещё, кстати, бывшим преподавателем иезуитского колледжа.

Фуше промолчал и сказал: «Я всё сделаю». И в ближайшие два месяца все якобинцы были в лучшем случае высланы из Франции — как это называлось, «на сухую гильотину» — во французскую Гвиану, а кто-то умер «от сердечного приступа» или утонул в Сене.

Но вскоре произошло ещё одно событие: в ходе специальной военной операции эскадроном драгун на территории германских княжеств был схвачен герцог Энгиенский, внук герцога Конде Великого, знаменитого военачальника короля Людовика XIV. Он был одним из претендентов на престол и активным роялистом. Так вот, этот Конде без давления рассказал, что да, мол, этот Кадудаль — это наших рук дело. Хотели убить Бонапарта, потому что чем он успешнее, тем успешнее революция. Видимо, именно этими словами он подписал себе смертный приговор: его расстреляли без ведома Наполеона, который, ещё не зная, что герцог уже лежит бездыханный во рву Венсенского замка, подписал ему помилование.

Это одна из тайн истории, кто именно отдал указание расстрелять — но, по-видимому, Фуше. Причин было несколько: банальная — Фуше опасался возвращения Бурбонов (зря, ему ничего в итоге не будет, хотя и умрёт он в изгнании), потому что слишком много было на нём крови, в том числе и крови королевской. Но и вторая причина была ситуативной. Наполеон же только что понял, что якобинцев репрессировали просто так. И он вызвал Фуше. Он задаст ему один вопрос: «Неужели Вы думаете, что я скотина, которая станет репрессировать людей без вины? Почему Вы не отговорили меня? Вы ведь знали». Фуше ответит ему так, как обычно отвечают исполнители тёмных дел: «Я думал, это нужно во благо Франции».

Оцените Наполеона: он ещё тот лейтенант — да, может быть, ставший генералом и консулом, но человеческое в нём теплится, и он это хранит. Он ещё рассуждает, как человек, для которого слово «закон» — не пустой звук. Как скоро всё переменится. Осталось совсем немного. Но вот сейчас будет зенит. Наивысшая точка.

Итак, англичане убили Павла, не отдают Мальту мальтийцам, тем самым нарушают условия Амьенского мира. Наполеон вызывает английского посла и устраивает ему сцену, навсегда вошедшую в историю. О да, он был великим актёром. Входит английский посол. Наполеон, сложа руки, смотрит в окно. Поворачивается. И это прямая цитата: «Вы! Вы не отдаёте Мальту! Я знаю, вы хотите начать войну! Но учтите: если вы вынете шпагу — учтите, я последний вложу её в ножны! Готовься к великой крови, Англия! Но знай: вашей жалкой рыбьей крови не устоять пред страстью галльской! Мальта или война!»

Английский посол выбежал из кабинета Бонапарта в ужасе и устремился писать донесение, что война неизбежна. А знаете, кто был единственным свидетелем Великий актёр театра «Комеди Франсез» — Тальма. Он как раз давал Наполеону уроки актёрского мастерства. Наполеон вышел и спросил: «Ну как, Тальма? Неплохо я сыграл обманутого отца? Вы говорили, что надо находить подходящий образ». Тальма застыл в восхищении — действительно, такого ученика у него никогда ещё не было, да и никогда больше не будет.

Как итог, война с Англией неизбежна. Наполеон знает, что англичане, не имея сопоставимой армии, прикупят на свою сторону Австрию — точно, Россию — скорее всего, Пруссию — возможно. Да, это неприятный факт: на протяжении XVIII века Россия как довольно бедная империя приторговывала своим участием в войнах, например, против Фридриха. Если память мне не изменяет, а это бывает редко, в российскую казну поступило 6 миллионов фунтов стерлингов за участие в войне против Пруссии. Для сравнения, один фрегат стоил 3000 фунтов — вот и считайте.

Все наполеоновские войны были также проспонсированы. Своих денег на такие предприятия у России просто не хватало. Чтоб было понятно, у нас бюджет-то был примерный. В рамках бюрократического развития от Европы мы сильно отставали.

Он ставит себе цель — завоевать Англию. Ей объявлена блокада, в Булони строится знаменитый Булонский лагерь — стратегический плацдарм на континенте для высадки на Альбионе. Он говорил так: «Нам достаточно сжечь английский банк, и победа у нас в руках!» Но он не учёл, с какой скоростью будут действовать англичане. Талейран и Фуше сообщают, что монархи Европы готовятся выступить против Франции в коалиции и при силах, доселе невиданных, и что англичане тратят баснословные деньги на подкуп и обещают при каждом дворе самые серьёзные выгоды.

И тут три составляющих:

— Недавно убит герцог Энгиенский. Это убийство вызвало оторопь у монархий. А что дальше? Французы захватят и расстреляют неугодного короля? Александр I назвал Бонапарта антихристом (что, правда, не помешает ему в скором времени целоваться с ним в засос).

— Французам не хватает флота, чтобы высадить большую армию в Англии. Дело в том, что у англичан нет боеспособной армии, ну ладно, почти нет (она уже тогда была маленькой и контрактной). А вот английский флот имеет во своей главе такого неприятного джентльмена, как Горацио Нельсона.

— А что будет, если французская армия будет в Англии, где её ждут только кровавые побоища, а в этот момент к границам Франции подойдут австрияки? А что если — с русскими и прусскими?

Положение самое что ни на есть серьёзное и угрожающее. И Наполеон идёт ва-банк. Это вообще в его характере. Теперь смотрите на три шага.

Он ещё раз вызывает Фуше и спрашивает, что он думает насчёт покушений. Могут ли они быть ещё? На что Фуше выразил уверенность, что будут. Наполеон спросит, какие меры противодействия можно предпринять? Фуше ответит: «Чего хотят добиться эти негодяи? Они считают, что убив Вас, они изменят порядок. Значит, порядок нуждается в таком закреплении, чтобы они понимали, что ничего не поменяется, и мы, Ваши верные слуги, сплотимся вокруг человека, близкого к Вам. А кто может быть ближе, чем, к примеру, сын?»

То есть, вы вдумайтесь только: Фуше, этот революционер и якобинец, расстрелявший в упор из пушек роялистов, предлагал — очень толсто намекал — Наполеону на возвращение чего? Правильно, монархии. Кроме того, он рассказал, что недавно читал одно очень любопытное сочинение о необходимости наделения Наполеона императорской властью: то есть, как в Риме, первый среди равных, с полномочиями короля, но не король, а император, потому что мы — республика.

Конечно, и Фуше, и Наполеон знали, что автором этого сочинения был Люсьен Бонапарт. Вы не поверите, но не однофамилец, а брат Наполеона. Потом Фуше добавил, что революция причудлива, вероятно, старые революционеры будут против. Сказав это, он как бы делал вид, что он не старый и не революционер. На что Наполеон ответил: «Я и есть французская революция, и я сумею себя защитить!».

После этого сомнений у него больше не осталось — он решился и вскоре начал готовиться к коронации. Там будет и знаменитая корона, как у римских императоров, и его друг Ланн — наверное, лучший и единственный его друг. Он скажет ему:

— Боня, а тебе не кажется, что на коронации кое-кого не хватает?

— Кого?

— Двухсот тысяч французов, умерших для того, чтобы этого больше никогда не было.

Ланн был ярым республиканцем, как и Бонапарт. Только Ланн им продолжил оставаться, а Наполеон был. В прошедшем времени.

Имея в виду, что наш император Александр назвал его антихристом, Наполеон написал большую статью, в которой прямо указал, что жизнь правителя — как монархического, так и республиканского — священна. Вот, к примеру, если бы он как консул Республики узнал, что русского императора собираются убить, то он бы сам повесил бы этих негодяев, где бы они ни находились.

И это был, конечно, удар Александру со страниц прямо в челюсть. Ведь все знали, что Александр знал о заговоре против отца и бездействовал, а некоторые говорили, что и сам участвовал, а глава заговора Беннигсен теперь в благодарность, видимо, командовал русской армией.

Зачем Наполеон это сделал? Во-первых, чтобы показать, что он, вчерашний лейтенант, теперь будет стоять вровень с ними, с наследственными царями и королями. Во-вторых — чтобы ужалить и… спровоцировать. Он решил, что если русские, пруссаки и австрийцы мнутся, то пусть перестают это делать: войне быть, и ему нужно, чтобы они собрались все вместе, а там он им покажет, кто кому Рабинович.

Он отправляется в лагерь Булони. Двух пленных английских шпионов он сажает на маленький корабль и на прощание просит передать, что скоро он к ним зайдёт в гости. Не подскажут ли они адреса? Когда они прибыли в Англию, там все становятся на уши и ждут вторжения со дня на день. А Наполеон что делает? То, чего от него не ждут: собирает все войска и форсированным маршем идёт на Австрию. Он на шаг впереди.

О военном искусстве Бонапарта

Что надо понимать про Наполеона Карлыча? Наполеон порвал с методом ведения пограничной войны, со стратегией измора, столь характерной для XVIII века, и перешёл от ограниченных целей к решительным: никогда Наполеон не думал о том, чтобы отобрать у противника интересующую его провинцию и удержаться в ней. Задачей каждой кампании он ставил полное сокрушение врага, лишение его возможности оказывать какое-либо сопротивление, подчинение его полностью своей воле.

Путь к этому всегда был один и тот же — полный разгром его вооружённой силы и затем захват его столицы. Если в войнах XVIII века сражение было лишь одним из способов добиться победы, то у Наполеона оно стало главным инструментом стратегии. Как только объявлялась война, войска сосредоточиваются и двигаются с единственной целью — достичь и разгромить неприятеля.

С резким движением наполеоновской армии, бьющей прямо в сердце противника, война перестала быть утончённым фехтованием. Наполеон наносил один — ну, максимум два — мощных удара дубиной. И в этом гений Кутузова: в 1812 году он первым понял, что под эту дубину попадать нельзя. На Бородино он вышел вынужденно, чтобы не сдавать Москву без боя. А стратегически он Наполеона перехитрит. Но это будет позже.

Ульм

Наполеон стремительным ударом рассёк две австрийские армии. Одну — при Ульме — он взял почти без боя: 30 тысяч человек. Приведя с собой 150-тысячную армию, он к утру окружил генерала Мака: Мюрат и Ней перекрыли все пути к отступлению. Наполеон предложил капитуляцию, и Мак подписал её. Генерал Мак явится в ставку двух императоров со словами: «Вы видите перед собой несчастного Мака».

Зачем Наполеон отпустил капитулировавшего маршала? Ну, мы же с вами договорились — ему нужно одно решающее сражение. А Кутузов от него бегает, потому что русская армия вдвое меньше французской. От сражения она уклоняется и хочет соединиться с австрийцами. Наполеон вскоре предоставит такую возможность…

«Несчастный Мак» — это ещё одна пощёчина от корсиканца. Он как бы говорит им — вот вам ваш генерал бездарный, заберите, мне даже в плену его держать стыдно. И одновременно он присылает условия мира, — причём и Александру, и Францу направляет разные условия. Союзники догадываются, что Наполеон, хоть и бравирует взятым в плен «несчастным Маком», а всё-таки боится объединённой русско-австрийской армии. Да ещё и хитрит, предлагая каждому вполне выгодные условия — видимо, в надежде, что один из них согласится, тем самым оставив венценосного товарища один на один с антихристом.

Не бывать этому! Союзная армия начинает искать решительного сражения! Это было ровно то, что Бонапарт от них хотел.

Аустерлиц

К 1 декабря 1805 года к западу маленького городка Аустерлица Наполеон занял Праценские высоты. Он видел, как прибывает союзная армия, и завязал с ней беспокоящие авангардные бои, послав ещё одного гонца с предложением мира. Он отступает с выгодных для обороны Праценских высот. Зачем? Ему не нужно было оборонительное сражение: ну устоят французы на этих высотах, отбьют две-три атаки — русские с австрийцами поймут, что Бонапарта не сдвинуть, и спокойно отойдут. А ему нужен был именно разгром.

Поэтому он спускается с высот в низину за ними, словно приглашая русско-австрийскую армию занять ещё более выгодные позиции. К вечеру её передовые отряды уже стоят на гребне этих холмов. Союзная армия превосходила французов на 12 тысяч человек, а артиллерии у неё было вдвое больше. Наполеон же сознательно дезинформировал союзников о численности своих войск: парламентёры, предлагавшие Францу и Александру мир, между прочим упоминали, что фуража едва хватает на 40 тысяч, а некоторые полки укомплектованы одними новобранцами. В итоге в штабе союзной армии были уверены, что их силы как минимум вдвое превышают французские.

Чтобы было понятно, плана сражения как такового в штабе союзников так и не удосужились разработать. Весь замысел состоял в том, чтобы левым крылом обойти французов, зажатых между двух дорог, и там как-нибудь задавить. Ну сами посудите: тут — два настоящих императора во главе восьмидесятитысячной армии, вокруг них — настоящие генералы. А у французов людей вдвое меньше, командует ими, ну хорошо, удачливый бывший лейтенант, а маршалы у него из трактирщиков и вообще кто попало. Русская армия, между прочим, генеральных сражений не проигрывала сто лет. Зачем нам план?

У Кутузова был свой взгляд. Он считал, что не стоит сходить с холмов — возможно, лучше укрепиться и ждать, пока Бонапарт устанет выжидать, не выдержит и сам решит атаковать. Ну что ж, пусть попробует брать нас на высотах — посмотрим, что у него получится. Иронично, но ровно то же самое будет через семь лет при Бородино.

Кутузов будет отходить от Наполеона, и когда французы наконец увидят перед собой боеготовую, окопавшуюся русскую армию, они будут искренне счастливы: хоть что-то похожее на генеральное сражение в ходе этой странной войны. Наполеон решит принять бой даже на крайне невыгодных для себя условиях. Помните, да? У наших — Багратионовы флеши, Шевардинский редут, укреплённая батарея Раевского. Русские три дня строили укрепления, а французы пошли в бой, толком не представляя себе местности. Вот в этом характер Наполеона — ему нужен решительный, безоговорочный результат. И тогда, и сейчас при Аустерлице.

Последняя хитрость была сугубо тактической. Замысел Наполеона был в целом в три хода — простых, но изящных. Вообще на войне чаще работает совокупность простых, но эффективных решений, принятых своевременно.

Он приказывает Сульту подойти к подножию высот тремя колоннами и быть готовыми при появлении противника пойти в решительное наступление. Мюрату и Бернадоту (ещё одному якобинцу — будущему королю Швеции и будущему же предателю Наполеона, который носил на плече любимую татуировку якобинцев «Смерть королям!») было приказано идти вслед за Сультом, но, как только начнётся бой, повернуть на юг — если смотреть по карте, то вправо — чтобы ударить во фланг союзным войскам, наступавшим на деревню Сокольниц. Именно у этой деревни, по замыслу союзников, должен был состояться охватный манёвр, и Наполеон его разгадал: за Сокольницами проходила дорога, ведущая французам в тыл. Ланн должен был выдержать встречный бой с левым флангом, по возможности опрокинуть его, при отсутствии такой возможности — просто связать фланг боем, чтобы, когда будут громить центр и правый фланг, Багратион, который был на правом фланге союзников, не смог прийти на помощь.

И это был тот редкий случай, когда получилось сразу всё. Войска союзников вступали в бой по частям. Ужас их ждал уже при спуске с холмов: две дивизии Сульта встретили авангард выстрелами в упор и таранным ударом пошли наверх, на высоты. Ней, как и предписывалось, тут же повернул направо и ударил из тумана ровно во фланг Ланжерона (иронично — бывшему французскому аристократу, перешедшему на русскую службу и участвовавшему в войне за независимость США). Удар оказался таким внезапным и таким мощным, что Ней буквально за пятнадцать минут смял корпус Ланжерона и вышел в тыл войскам, шедшим на Соколниц.

Видя происходящее, в бой вводят русскую гвардию — и здесь случается знаменитый, по-настоящему героический эпизод: атака кавалергардов. Под натиском Сульта вся линия наступавших дрогнула и обратилась в бегство. Удержались только два полка — но каких! Семёновский и Преображенский. Сульт, наконец, был остановлен, однако Наполеон, заметив это, отправил ему на помощь кавалерию мамелюков, кирасир и конных егерей. Каре Семёновского полка было прорвано; Преображенцев же спасла виноградная ограда, к которой они прижались, усилив тем самым «стенки» своего каре.

Дело принимает скверный оборот. «Выручайте пехоту!» — кричит цесаревич Константин молодому князю Репнину, командиру кавалергардов. Князь Репнин во главе могучей лавы несётся и на полной скорости сначала рассеивает два полка французских стрелков, а после в сабли сходится с мамелюками и егерями, которые уже подбирались к центру полка брать знамя. Кавалергарды дерутся, как раненые львы; Наполеон на помощь высылает конных гренадёр. Их генерал Рапп, вынув саблю, крикнул знаменитое: «Эй, ребята! Заставим плакать петербургских девиц!». Думаю, было нечто менее уважительное к женщинам Петербурга, но в дневниках всё так благородно. Хотя время было такое, что манеры ещё соблюдались.

В бой идёт и старая гвардия. Схватка кавалеристов даёт гвардейской пехоте возможность отойти, и вскоре на месте боя остаются только убитые и тяжело раненые — лишь их удаётся взять в плен. Среди них и князь Репнин, которого придавило лошадью.

Император подъехал к месту схватки и спросил:

— Кто старший?

Ему указали на князя. Император отметил героизм, с которым сражался полк. Репнин ответил:

— Похвала великого полководца — лучшая награда для солдата.

— С удовольствием отдаю её Вам. А что это за молодой человек с вами? — обратил он внимание на юношу рядом с Репниным.

— Это сын генерала Сухтелена. Он служит у меня в эскадроне корнетом.

— Он слишком молод, чтобы тягаться с нами.

— Молодость не мешает быть храбрым! — смело возразил семнадцатилетний Сухтелен.

— Хороший ответ, молодой человек. Вы далеко пойдёте, — заключил император.

И правда далеко пойдёт. Сухтелен — будущий полный генерал, герой войны с Турцией и Персией, а также Оренбургский губернатор. Тут Наполеон не ошибся. Да и вообще пока он не ошибался.

Союзники побежали. Ставка стояла на Праценских высотах и наблюдала, как сквозь неё пробегают толпы солдат. Именно в этот момент, описанный в «Войне и мире», Андрей Болконский поднимает знамя и пытается увлечь за собой солдат в контратаку, которая через минуту захлебнётся, — а он будет смотреть в небо Аустерлица.

«Voilà une belle mort» — «Вот она, прекрасная смерть!» — скажет Бонапарт, глядя на тело князя Андрея, и уедет в лучах низкостоящего зимнего солнца. Взошедшего солнца Аустерлица.