Атлант расправил плечи

Однажды декабрьским вечером, когда улица за окном напоминала больное горло, кашляющее автомобильными сигналами в предрождественских пробках, Риарден сидел в своем номере в отеле «
Уэйн-Фолкленд»
, пытаясь побороть врага, более страшного, чем усталость или страх: отвращение, возникающее при мысли о необходимости иметь дело с людьми.

Он сидел, не в силах отправиться на улицу, не в силах двинуться, будто прикованный к стулу и к своей комнате. Он часами старался избавиться от мысли, что настигала его с настойчивостью ностальгии: единственный человек, которого он хочет видеть, находится здесь, в отеле, несколькими этажами выше.

Он поймал себя на том, что, входя в отель или выходя из него, задерживается в фойе, околачиваясь без необходимости у почтовых ящиков и стоек с газетами, оглядываясь на потоки спешащих людей, надеясь увидеть среди них Франсиско д’Анкония. Заметил, что, нередко обедая в одиночку в ресторанах отеля, не сводит глаз с портьер у входа. Теперь, сидя у себя в номере, он думал о том, что их разделяет всего несколько этажей.

Он поднялся, возмущенно хохотнув. «Веду себя, как женщина, которая ожидает телефонного звонка и борется с желанием прервать пытку, первой сделав шаг навстречу», – подумал он. Наконец он решил, что причины, по которой он не может отправиться к Франсиско д’Анкония, если он действительно этого хочет, не существует. И все же, сказав себе, что сегодня пойдет к нему, Риарден почувствовал в охватившем его облегчении опасный оттенок капитуляции.

Шагнул к телефону, чтобы позвонить в номер Франсиско, но остановился. Не этого ему хотелось. Он желал просто войти непрошеным гостем, как Франсиско явился к нему в контору, словно установив между ними негласное право на подобные визиты.

По пути к лифту Риарден говорил себе: может, его нет в номере, а если он там и развлекается с девицей, вот будет фокус. Но это казалось нереальным, он не мог представить себе в такой ситуации человека, которого видел у разверстой огненной печи. Он самонадеянно поднялся в лифте на нужный этаж, прошел по коридору, чувствуя, как горечь растворяется в веселье, и постучал в дверь.
– Войдите! – раздался рассеянный голос Франсиско.

Риарден отворил дверь и остановился на пороге. Посреди комнаты на полу стояла одна из дорогущих ламп под атласным абажуром, бросая круг света на широкие листы чертежей. Франсиско д’Анкония в нарукавниках, с упавшей на лицо прядью волос, лежал на полу, опираясь на локти, покусывая кончик карандаша, погрузившись в изучение какой-то точки на чертеже. Он не поднял головы, казалось, позабыв о том, что в дверь стучали. Риарден попытался рассмотреть чертеж: изображение напоминало секцию плавильной печи. Он застыл, заинтригованный: если бы он нарисовал свой собственный образ Франсиско, картина была бы именно такой: целеустремленный молодой человек, задумавшийся над трудной задачей. В это мгновение Франсиско вскинул голову. В следующую секунду поднялся на колени, глядя на Риардена с невероятно радостной улыбкой. Затем быстро схватил чертеж и отбросил в сторону, торопливо перевернув изображением вниз.

– Я помешал? – спросил Риарден.
– Нисколько, входите, – Франсиско улыбался. Риарден внезапно уверился в том, что Франсиско его ожидал, ожидал победы, на которую не слишком надеялся.
– Чем занимаешься? – спросил Риарден.
– Так, развлекаюсь.
– Покажи мне.
– Нет, – он поднялся и отшвырнул чертеж ногой.

Риарден заметил, что, хоть его и раздражало хозяйское поведение Франсиско в его заводском кабинете, сам он сейчас грешил тем же: не объясняя причины своего визита, просто пересек комнату и уселся в кресло, непринужденно, словно у себя дома.
– Почему ты не пришел продолжить начатый разговор? – спросил он.
– Вы великолепно продолжили начатое без моей помощи.
– Ты имеешь в виду мой судебный процесс?
– Да, ваш процесс.
– Откуда ты знаешь? Тебя там не было.

Франсиско улыбнулся, потому что в вопросе скрывалось признание:
я ждал, что ты придешь
.
– Вы не предполагаете, что я слышал каждое слово по радио?
– Слышал? Хорошо, как тебе понравились твои собственные идеи, высказанные мной, твоим подставным лицом, в эфире?
– Вы не мое подставное лицо, мистер Риарден. И идеи не мои. Разве не по этим правилам вы прожили всю свою жизнь?
– Да, по этим.
– Я всего лишь помог вам понять, что вы можете гордиться, живя именно так.
– Я рад, что ты слушал процесс.

– Это было грандиозно, мистер Риарден, но запоздало примерно на три поколения.
– Что ты имеешь в виду?
– Если бы в то время хоть одному бизнесмену хватило смелости сказать, что он работает только ради своей пользы, и сказать это с гордостью, он мог бы спасти мир.
– Мне не кажется, что наш мир погиб.
– Не погиб. Никогда не погибнет. Но, боже мой, каким же он стал!
– И все же, я думаю, мы должны бороться, неважно, в каком веке мы живем.

– Да… Знаете, мистер Риарден, я предлагаю вам перечитать запись судебного процесса, ваше выступление. А потом разобраться, усвоили ли вы изложенное твердо и полностью или нет.
– Хочешь сказать, что не усвоил?
– Сами решите.
– Я понимаю, что ты очень многое хотел мне сказать, когда нас прервали в ту ночь на заводе. Почему ты не закончил?
– Еще слишком рано.

Франсиско вел себя так, словно не видел в визите Риардена ничего необычного, он вообще никогда не страдал от скованности в его присутствии. Но все же казалось, что он не настолько спокоен, как ему бы хотелось. Он мерил комнату шагами, словно пытаясь освободиться от чувства, которого не хотел выдавать. Забыл, что единственная лампа, освещавшая комнату, по-прежнему стоит на полу.

– На пути открытий вам довелось пережить ужасную трепку, не так ли? – продолжил Франсиско. – Как вам понравилось поведение ваших собратьев-бизнесменов?
– Полагаю, этого следовало ожидать.
Голосом, напряженным от избытка эмоций, Франсиско произнес:
– Прошло двенадцать лет, а я до сих пор не могу смотреть на это равнодушно! – слова вырвались против воли, словно он так и не сумел удержать скрытые мысли.
– Прошло двенадцать лет… со времени чего? – спросил Риарден.

После короткой паузы Франсиско спокойно ответил:
– С того момента, как я понял, что делают эти люди. – И добавил: – Я знаю, через что вы проходите сейчас… и что еще вам предстоит пережить.
– Благодарю, – проговорил Риарден.
– За что?
– За то, что ты так стараешься не наговорить мне лишнего. Но не волнуйся за меня. Я еще многое способен вынести. Знаешь, я пришел не для того, чтобы говорить о себе или даже о судебном процессе.

– Готов обсуждать любой предмет, лишь бы видеть вас здесь, – тон насмешливой учтивости не сумел скрыть, что Франсиско действительно рад его видеть. – О чем вы хотели поговорить?
– О тебе.
Франсиско замер на месте. Он мгновение смотрел на Риардена, потом тихо ответил:
– Хорошо.

Если бы чувства Риардена вылились в слова и сломали барьер его воли, он закричал бы: «Не бросай меня, ты мне нужен, я борюсь против всех, меня прижали к краю пропасти, я обречен бороться сверх отпущенных мне сил, и единственное оружие, необходимое мне, – сознание того, что есть на свете человек, которому я доверяю, которого уважаю и которым восхищаюсь».

Вместо этого он спокойно и очень просто сказал, и единственной ноткой, связавшей их, была нотка искренности, прозвучавшая в прямом, открытом утверждении и подразумевавшая ответную честность собеседника.
– Знаешь, я думаю, что единственное настоящее преступление, которое человек может совершить против другого человека, – попытка словами или поступками создать у него впечатление противоречия, невозможного и иррационального, и этим потрясти основы рациональности своей жертвы.
– Это верно.

– Если я скажу, что ты поставил меня перед дилеммой, поможешь ли ты мне, ответив на очень личный вопрос?
– Попытаюсь.
– Думаю, нет нужды говорить – ты и сам это знаешь, – что ты человек величайшего ума из всех, кого я знал. Я пришел к выводу, что ты отказался от развития своих способностей. Но поступок, совершенный в отчаянии, необязательно служит ключом к характеру человека. Я всегда считал, что главный ключ в том, чт
о

человек считает наслаждением. И вот что мне кажется непостижимым: неважно, от чего именно отказавшись, ты решил остаться в живых, но как ты можешь находить удовольствие в жизни, посвятив себя погоне за женщинами и дурацкими развлечениями?

Франсиско смотрел на него с легкой улыбкой, словно говоря: «Так ты не хочешь говорить о себе? А в чем ты только что признался, если не в безнадежном одиночестве, из-за которого вопрос о моем характере более важен, чем все остальные?» Улыбка спряталась за мягким, добродушным смешком, словно ответ не представлял никакой проблемы, не требовал раскрыть ни одного болезненного секрета.

– Существует способ разрешить любую дилемму подобного рода, мистер Риарден. Проверьте логические предпосылки, – он уселся на пол, с удовольствием устраиваясь поудобнее для приятной беседы. – Вы сами сделали заключение о том, что я – человек величайшего ума?
– Да.
– Вы точно знаете, что я провожу свою жизнь в погоне за женщинами?
– Ты никогда этого не отрицал.
– Отрицать? Я потратил много сил, чтобы создать такое впечатление.
– Ты хочешь сказать, что оно ложное?

– Я произвожу на вас впечатление человека с комплексом неполноценности?
– Господи, конечно, нет!
– Только такие люди посвящают свою жизнь погоне за женщинами.
– Что ты хочешь этим сказать?

– Помните, я говорил вам о людях, перевернувших закон о причине и следствии? О тех людях, которые пытаются заменить разум продуктами разума? Так вот, мужчина, презирающий себя, пытается повысить самооценку с помощью сексуальных приключений, что сделать невозможно, поскольку секс не только причина, но следствие и выражение его собственной ценности.
– Объясни поподробнее.

– Вам никогда не приходило в голову, что здесь многое совпадает? Люди, думающие, будто богатство приходит из материальных источников и не имеет интеллектуальных корней, считают также, что секс – физиологическая способность, не зависящая от разума, выбора или системы ценностей. Они полагают, что тело рождает желание и делает за вас выбор, как если бы железная руда своей волей превращала себя в рельсы. Любовь слепа, говорят они, секс невосприимчив к доводам разума и смеется над всеми усилиями философов. Но на деле сексуальный выбор человека – результат и сумма его базовых убеждений. Скажите мне, что́ человек считает сексуально привлекательным, и я раскрою вам всю его жизненную философию. Покажите мне женщину, с которой он спит, и я расскажу вам о его самооценке. Неважно, насколько извращено его представление о добродетели самоотвержения, секс – наиболее эгоистичное из всех человеческих деяний, которое невозможно совершить ни по какому мотиву, кроме собственного наслаждения. Разве можно подумать о том, чтобы заниматься любовью по причине бескорыстного милосердия? Секс невозможен в состоянии самоуничижения, он – выражение тщеславия, уверенности в том, что вы желанны и достойны желания. Он обнажает мужчину духовно точно так же, как и телесно, заставляя принять истинное эго за стандарт ценности. Такой мужчина всегда привлекателен для женщины, чья капитуляция позволяет ему испытать – или сымитировать – чувство своей значимости. Для мужчины, уверенного в собственной ценности и гордящ

– Продолжай, – тяжело ответил Риарден.

– Он не стремится повысить свою ценность, он хочет выразить ее. Между принципами его разума и телесными желаниями конфликта нет. Но мужчину, убежденного в собственной никчемности, будет тянуть к женщине, которую он презирает, потому что она отражает его собственную скрытую сущность. Она уведет его из объективной реальности, в которой он – фальшивка, создаст для него недолговечную иллюзию его ценности и позволит на краткое время скрыться от законов морали, осуждающих его. Представьте отвратительную кутерьму, в которую большинство мужчин превращают свою сексуальную жизнь, и ту путаницу противоречий, которую они принимают за свою нравственную философию. Одно следует из другого. Любовь – наш отклик на наши высшие ценности, и ничем иным быть не может. Позвольте человеку извратить свои ценности и цель существования, вбейте ему в голову, что любовь – не наслаждение, а самоотречение, что добродетель не в гордости, а в милостыне, что она не отражение ценностей, а отклик на недостатки, и он разорвется надвое. Его тело перестанет ему повиноваться, оно превратит его в импотента по отношению к женщине, которую он якобы любит, и повлечет к шлюхе самого последнего пошиба. Тело всегда будет следовать логике его глубинных убеждений. Если он поверит, что пороки – ценность, его существование обратится во зло, и одно только зло станет привлекать его. Он опорочит себя и решит, что разврат – единственное, чем стоит наслаждаться. Он приравняет добродетель к боли и уверует в то, что грех – единствен

С отсутствующим взглядом, медленно, не осознавая, что думает вслух, Риарден произнес:
– Наконец-то… Я никогда не понимал, что есть другой догмат… никогда не чувствовал вины за то, что делал деньги.
Не заметив важности первых слов Риардена, Франсиско улыбнулся и с воодушевлением сказал:

– Вы уловили, что здесь все совпадает? Нет, вы никогда не примете их порочного кредо. Вам не удастся насильно внедрить его в свое сознание. Если вы и попытаетесь назвать секс злом, то все равно против воли будете руководствоваться принципами морали. Вас привлечет самая замечательная из всех встреченных вами женщин. Вы всегда мечтали о полубогине. Вы не способны презирать самого себя. Вы не способны поверить в то, что существование – зло, а вы – беспомощное создание в ловушке безжалостного мира. Вы – человек, всю жизнь изменявший бытие по собственному разумению. Вы человек, знающий, что идея, не нашедшая реального воплощения – жалкое лицемерие, и такова платоническая любовь, а физиологический акт, не руководимый идеей – глупый самообман, как секс, отсеченный от системы ценностей человека. Суть все та же, и вы это знаете. Это знает ваше непоколебимое чувство самоуважения. Вы не смогли бы желать женщину, которую презираете. Только мужчина, превозносящий чистоту любви, лишенной плотского желания, способен на безнравственность плотского желания без любви. Посмотрите вокруг, большинство мужчин, словно рассеченные на две части, в отчаянии бросаются то к одной своей половине, то к другой. Одна часть – это человек, презирающий деньги, заводы, небоскребы и собственное тело. Он цепляется за невыразимые чувства к непостижимым предметам, таким как смысл жизни и стремление к добродетели. Он плачет от отчаяния, потому что ничего не испытывает к женщинам, которых уважает, но оказывается связ

Другая половина – тот, кого называют практичным человеком, презирает принципы, абстрактные понятия, искусства, философию и собственный разум. Он рассматривает приобретение материальных объектов как единственную цель своего существования и смеется над необходимостью соизмерять цель и средства. Он ждет, что ему дадут наслаждение, и недоумевает: почему, чем больше он получает, тем меньше чувствует. Этот человек проводит время в погоне за женщинами. Рассмотрим тройной обман, который он совершает над собой. Он не признает своей потребности в самоуважении, поскольку поднимает на смех такие понятия, как нравственные ценности, и чувствует глубочайшее презрение к самому себе, проистекающее из осознания того, что он – не более чем кусок мяса. Он не признается в этом, но уверен, что секс – физиологическая дань личностным ценностям. Вот он и пытается, начиная со следствия, достичь того, что должно быть причиной. Он пытается получить чувство самоуважения от женщин, которые капитулируют перед ним, но забывает о том, что женщины, которых он выбирает, не имеют ни характера, ни рассудительности, ни стандартов ценности. Он говорит себе, что все, чего он хочет – физическое наслаждение, но замечает, что устает от своих женщин через неделю или после единственной ночи, что он презирает профессиональных шлюх и любит воображать, что соблазняет невинных девушек, считающих его человеком исключительным. Он стремится к чувству победы, но никогда его не обретет. Что за честь в завоевании тела, лишенного

– Нет!
– Тогда вы можете судить сами, не задавая мне лишних вопросов, многих ли женщин я добился за свою жизнь.
– Но зачем тогда ты появлялся на первых страницах газет за последние, кажется, лет двенадцать?

– Я потратил кучу денег на самые отвратительные и вульгарные вечеринки, какие только можно себе представить, и старался не появляться с приличными женщинами. Что до остального… – Франсиско помолчал, потом добавил: – Некоторым моим друзьям известно об этом. Но вы – первый, кому я признаюсь, нарушая собственные правила: я никогда не спал с этими женщинами. Не прикасался ни к одной из них.
– Самое невероятное, что я тебе верю.

Лампа на полу бросила пятна света на лицо Франсиско, когда он с невинной улыбкой наклонился вперед.
– Если бы вы внимательно посмотрели на те газетные страницы, то заметили бы, что 
я сам

никогда ничего не заявлял. Это женщины рвались в печать со своими историями, намекающими, что, если их видели в ресторане вместе со мной, значит, у нас роман. Можно предположить, что женщины стремились к тому же, что и банальный бабник – они желали повысить собственную ценность за счет количества и скандальной славы тех мужчин, которых они завоевали. Только их случай еще фальшивее, потому что ценность, к которой они стремились – даже не конкретный факт, а попытка произвести впечатление на других женщин и вызвать у них зависть. Что ж, я давал этим бабенкам то, чего они искали, и именно то, чего они хотели, а не обман, который скрыл бы от них истинную сущность их стремлений. Думаете, они хотели спать со мной или с другими мужчинами? Они не способны на столь реальное и честное желание. Им нужна была пища для тщеславия, и я ее предоставлял. Давал возможность похваляться перед друзьями и любоваться собой на страницах скандальных газет в образе великих соблазнительниц. Но знаете ли вы, что это действовало точно так же, как на вашем судебном процессе? Если вы хотите разрушить какой-нибудь порочный обман, соглашайтесь с ним буквально, не добавляйте ничего личного, не маскируйте его сущность. Все те женщины это понимали. И знали, приносит ли удовлетворение чужая зависть к твоей победе, которой ты на самом деле не добился. Вместо самоуважения, разрекламированные романы со мной наградили их еще более глубоким чувством неполноценности: каждая из них знала, что потерпела неудачу. Если дл

был
, и никогда никому не откроет правды.
– Но что ты сделал со своей репутацией?
Франсиско пожал плечами:
– Те, кого я уважаю, рано или поздно узнают правду. Другие же, – его лицо посуровело, – другие думают, что я – воплощенное зло. Пусть принимают меня за того, кем я кажусь на первых страницах газет.
– Но чего ради? Зачем ты это делаешь? Чтобы преподать им урок?
– Черт, нет, конечно! Я хотел, чтобы меня считали плейбоем.
– Зачем?

– Плейбой – это человек, который позволяет деньгам утекать у него между пальцами.
– Зачем ты играл такую неблаговидную роль?
– Это камуфляж.
– Для чего?
– Для достижения собственной цели.
– Какой?
Франсиско покачал головой:
– Не просите меня отвечать. Я и так уже сказал больше, чем должен был. Остальное вы так или иначе скоро узнаете.
– Если ты сказал больше, чем должен был, то почему именно мне?

– Потому что… вы первый за много лет, кто вызвал во мне желание открыться, – голос его звучал предельно искренне. – Потому что я никогда не хотел, чтобы кто-то, кроме вас, узнал обо мне правду. Потому что знал, что вы, как и я сам, презираете плейбоя больше всех других человеческих типов. Плейбой? Я в жизни не любил никого, кроме одной женщины, я и сейчас ее люблю и всегда буду любить! – слова вырвались против его воли, и он добавил, понизив голос: – Я не признавался в этом никому… даже ей.

– Ты ее потерял?
Франсиско сидел, глядя в пространство, и Риарден не видел его глаз, только рот – опустившиеся уголки губ, выражением мрачной покорности. Риарден понял: лучше этой раны больше не касаться.
Настроение Франсиско, как обычно, резко изменилось, и он, вставая, с улыбкой произнес:
– Что-то беседа затянулась!

– Раз уж ты доверился мне, – сказал Риарден, – я в ответ хочу рассказать тебе о своей тайне. Хочу, чтобы ты знал, как сильно я доверял тебе еще до того, как пришел сюда. И позднее мне может понадобиться твоя помощь.
– Вы – единственный человек, которому я хотел бы помочь.
– Я еще многого в тебе не понимаю, но уверен в одном: ты не друг мошенникам.
– Не друг, – в глазах Франсиско мелькнула искра веселья.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь