Арзамас купить меф

Арзамас купить меф

Арзамас купить меф

Арзамас купить меф



▼ ▼ ▼ ▼ ▼ ▼ ▼ ▼ ▼ ▼ ▼ ▼


Написать нам в Telegram 👇👇👇


>>>✅(Жми Сюда)✅<<<


▲ ▲ ▲ ▲ ▲ ▲ ▲ ▲ ▲ ▲ ▲ ▲



⛔ ⛔ ⛔ Внимание! Важно!

📍 Включите ВПН, если ссылка не работает!


-------------------------------------







Арзамас купить меф

Купить Гашиш Арзамас's Shows | Mixcloud

Доступ по тому или иному сайту, и в самом Даркнете:. Для чего нужны ссылки на сайт и делись ими со своими друзьями. Потенциальный пользователь должен зарегистрироваться для того, чтобы пользоваться всеми возможностями Омг. Когда модератор одобрит регистрацию клиента, он получит доступ к самому кошельку и не открывает никаких личных данных. Grupo Lena. Купить наркотики арзамас. Buying a watch for a great amount of money is not an option for anyone, first named 'Simplo Filler Pen Company', dress uniforms of Aeronavale officers.

Купить наркотики арзамас – Grupo Lena

Купить закладку амфетамин Альметьевск

Социология как наука о здравом смысле • Arzamas

Амфетамин купить Орск

Арзамас купить меф

Купить закладку мефедрон Петровац

Вибратор для бетона TECHNOFLEX SILVA MEF - купить в Санкт-Петербурге

Купить закладку кокаин Армения

Поиск по запросу 'telegram @WENXM купить гашиш бошки шишки Арзамас'

Арзамас купить меф

Кокаин Паттайя купить

Сдать анализы в Арзамасе - доступные цены в Гемотест

Арзамас купить меф

Прежде чем купить подписку, пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь: так мы узнаем вас в следующий раз, когда вы зайдете на сайт или в мобильное приложение. А если вы уже покупали подписку раньше, то она заработает автоматически, когда вы войдете. Если у вас есть промокод или вы хотите купить единую подписку и на Arzamas, и на наше детское приложение «Гусьгусь», перейдите, пожалуйста, в личный кабинет. Чтобы получить доступ к материалу, подтвердите, что вам исполнилось 18 лет. Иными словами, социология — это наука о том, что мы привыкли называть здравым смыслом. Это наука о здравом смысле и одновременно — против здравого смысла. Она занимается разоблачением мифов. Но если социология — это наука об обществе, то почему мы ищем это самое общество в разговорах с отдельными людьми? В самом деле, можем ли мы свести общество к отдельным индивидам или к сумме этих индивидов? Один из основателей социологии Эмиль Дюркгейм настаивал на том, что это не так. Для Дюркгейма общество — это, как он говорил, «реальность sui generis», то есть, в переводе на русский язык, «реальность особого рода», которая не может быть сведена ни к каким другим реальностям. В начале XX века, когда он пытался это сделать, социология все еще находилась под сильным влиянием и в тени психологии, которая занималась индивидуальными сознаниями и внутренней жизнью отдельного человека. Дюркгейму было принципиально показать, что социология не может быть редуцирована до жизни отдельных людей, что общество — это самостоятельная реальность. Дюркгейм выбрал довольно будоражащий пример. Впрочем, этот пример был в то время на слуху у многих. Он взял за основу статистику самоубийств и попытался показать, что самоубийство вызвано исключительно социальными причинами. Он выделил разные типы самоубийств и показал, что в зависимости от состояния общества большее распространение имеет тот или иной тип. Например, никто не выйдет на улицу голым. Мы хорошо знаем, что нужно держать нож в правой руке, а вилку — в левой, но это не очень интересно. Именно таким является решение о самоубийстве. Мы обращаемся к той части, которая обобществлена, — или мы обращаемся к той части, которая остается вне общества? Иными словами, доступ к обществу не может быть таким простым, как кажется. И вопрос, который здесь возникает, — как мы, собственно говоря, можем фиксировать социальность человека? Через что она может быть нам явлена, как мы можем ее наблюдать? В чем проявляется социальная природа человека? Что это значит? Это поведение не является действием: вы не вносили в него никакого смысла, никакого содержания. И задача социологии, с точки зрения Вебера, состоит в том, чтобы понять содержание, которое стоит за такими социальными действиями. Во-первых , мы видим, что в этой задаче, нет ни тени намека на общество. В самом деле, всегда ли человек отдает себе отчет в смысле его действия? Не говоря уже о том, что он далеко не всегда готов рассказать нам об этом смысле. Поэтому социология обладает целым арсеналом разных методов доступа к реальности социального. Не то чтобы это было совсем неверно, но если мы посмотрим на то, как возникали опросы общественного мнения, то увидим, во-первых, что они возникли несколько позже, чем социология по крайней мере в том виде, в котором мы их знаем сегодня , а во-вторых, что отношения между опросами общественного мнения и социологией всегда оставались довольно напряженными. Причина в том, что сама идея общественного мнения таит в себе известные противоречия. На их место то ли заступают какие-то другие, то ли не заступает вовсе ничего. Один из основателей социологии Фердинанд Тённис именно эту ситуацию и называет термином «общество», считая, что общество как способ ассоциации людей появляется относительно поздно, что общество не существовало всегда. Теперь вернемся к общественному мнению. Но может ли иметь единое мнение все общество, понятое именно как просто случайное собрание отдельных индивидов, не связанных друг с другом? Для Тённиса было большим вопросом, возможно ли второе. В начале х годов Тённис и американский теоретик Уолтер Липпман одновременно, не сговариваясь, написали книги об общественном мнении. Еще в XIX веке в Америке существовала практика опросов, которые проводились крупными газетами. Журнал The Literary Digest снискал себе славу наиболее успешного в деле таких «соломенных опросов». К м годам количество отосланных анкет превышало уже несколько миллионов. Все шло хорошо до года, пока предсказание The Literary Digest, основанное на их методе «соломенного опроса», не провалилось. На этих выборах у The Literary Digest появился конкурент. Им был человек по имени Джордж Гэллап, который представил совершенно другую методику предсказания результатов выборов. Гэллап предложил построить модель избирателей Америки и, изучив эту модель, предсказать результат. Это была модель, которая хорошо отражала моделируемый ею объект. Эта система сработала, Гэллапу удалось предсказать результат выборов — Рузвельт выиграл с большим отрывом. Для опросов это означало настоящую революцию: стало понятно, что репрезентация всего населения практически не зависит от числа отправленных анкет. В сравнении с миллионами анкет The Literary Digest, Гэллап обходился выборкой в 50 тысяч человек. Гэллап был либерал-демократом по своим убеждениям и полагал, что опросы, которые теперь стало проводить невероятно легко и которые проводятся по этой случайной, репрезентирующей все население выборке, — это отличный механизм для того, чтобы постоянно сообщать политикам о мнении народа и в то же время давать им возможность постоянно следить за народом. Сегодня значимость этих возражений можно легко распознать в том факте, что доля людей, которые готовы отвечать на опросы общественного мнения, неуклонно снижается практически во всех странах. Почему можно считать, что эти мнения выражают мнение всего общества? Они могут не любить опросы, могут быть заняты, могут не доверять нам, могут считать, что они ни на что не влияют, — это может происходить по массе причин. И тогда опросы общественного мнения скорее конструируют общественное мнение, которое они пытаются выявлять. Порой мы задумываемся о том, откуда вообще берется общество, зачем люди начинают взаимодействовать друг с другом. Должно быть, он справился бы и без них. Таким образом было принято смотреть на происхождение человека довольно долгое время среди определенных частей европейского общества — скажем, в XIX веке. Считалось, что если мы найдем где-нибудь первобытного человека, дикаря, то он будет устроен именно таким образом. А если оно и думает о ком-нибудь другом, то только в связи с тем, что этот другой способен помочь ему удовлетворить его собственные потребности. Именно с этим был связан интерес, который проявился к дикарям в начале XX века. Исследования «первобытных обществ», как это тогда называлось, начались в первые десятилетия XX века. И когда эти исследования были реализованы по новой антропологической методологии, они дали довольно интересные результаты. Дальше он заметил еще более удивительные вещи. Давайте подумаем, как мы относимся к украшениям: нам тоже часто хочется получить украшение, и если мы получаем его, то дорожим им и, в самом деле, будем надевать на какие-нибудь очень важные и значимые праздники. Мы совершенно точно не отдадим это украшение никому просто так. Малиновский обнаружил, что вот эти ценные предметы, которые включены в процесс обмена, постоянно меняют хозяина. Но это было еще не все. Каждый из них всегда передается дальше безвозмездно. Все это напоминает модель дарообмена, ту модель, по которой мы сегодня дарим друг другу подарки. В самом деле, когда мы приходим друг к другу на день рождения, мы дарим что-то совершенно бескорыстно. Не обязательно ответным подарком на день рождения. Но тем не менее он будет к нам любезен, или милостиво расположен, или просто сделает нам какую-нибудь приятную вещь мы еще даже не знаем какую. Иными словами, ответный дар всегда предполагается, но никогда не навязывается. И если мы провозглашаем эту ценность в момент подарка, мы тем самым его немедленно разрушаем. Мы привыкли срывать с подарков ценники именно для того, чтобы дар, который мы осуществляем, не переводился в ценовые категории. Это не означает, что вообще весь обмен между жителями Тробрианских островов устроен таким образом. Не совсем. Малиновский, однако, заметил и то, что бартерный обмен оказывается по своему смыслу полностью подчинен тому большому дарообмену, о котором я говорил выше, и осуществляется только в связи с ним. Вся жизнь жителей Тробрианских островов так или иначе подчинена этому большому дарообмену и структурируется под его воздействием. Они готовят лодки, собирают урожай, произносят определенные заклинания. У всех этих предметов, как правило, есть своя собственная история, и одни из них ценятся гораздо больше других. Более того, тот, кто является моим партнером по дарообмену, не должен быть моим партнером по утилитарному обмену. Как правило, мы просто ему это отдадим, зная, что в какой-то момент он тоже даст нам то, что нам хочется иметь, и тоже сделает какое-то благое дело для нас. Выяснилось, что человек устроен гораздо более сложно и более социально. Малиновский писал, что человек не является ни эгоистом, ни альтруистом. Не стоит думать, будто первобытные люди, дикари, пытаются отдать все другому, вовсе не думая о себе. Ничего подобного. Каждый из них вполне себе думает о собственных интересах, но эти собственные интересы связаны с принципами щедрости, дарения, с обязательством отдавать как можно больше и за счет этого поднимать свой собственный статус. Недаром вожди или бигмены, если говорить более точно, то есть наиболее статусные люди в этих сообществах — это как раз те, кто больше всего дарит. Они готовы раздарить все что угодно, и именно поэтому у них такое большое количество партнеров по дарообмену, и именно поэтому к ним приходит такое большое количество ценностей. Первый принцип — ты обязан дарить. И третий принцип — ты обязан отдаривать. В результате мы получаем модель человека, который вовлекается в отношения с людьми в связи с тем, что ему совершенно необходимы другие, чтобы быть партнерами по этому дарообмену, а также быть теми, кто сможет признать его статус, увидеть его щедрость, эту щедрость оценить и адекватно вознаградить. Что же касается тех потребностей, которыми обладают люди, то они являются вторичными по отношению к этой системе дарообмена. Поэтому между наукой и религией все время существует напряжение. Предполагается, что социология как наука выступает в этой борьбе на стороне ученых и в этом смысле противопоставлена религии. Основатель социологии, человек, который придумал само слово «социология», французский философ и общественный деятель Огюст Конт поначалу был настроен к религии весьма скептически. Будучи основателем социологии, Конт в то же время является основоположником весьма влиятельной философской доктрины, которая называется позитивизм. Поначалу наука выглядела для него агентом освобождения, силой, которая освобождает человека от пут традиций и предрассудков. И Конт создал свою «религию человечества». Она была не то чтобы очень популярной, хотя в Англии некоторое время у нее было довольно много последователей. Тем не менее сама попытка показательна. Пожалуй, наиболее влиятельной эта религия оказалась в Бразилии. Бразилия — страна, которая, может быть, испытала наибольшее влияние Конта. А для Конта социология была царицей наук, которая изучает самый сложный предмет и поэтому хронологически возникает последней. Но на самом деле в этом разделении религии и науки есть довольно спорные элементы. Если обобщать множество теорий, которые пытались объяснить прогресс в познании мира, то, как правило, мы получаем следующую схему. И, воздействуя на эти начала «магическим» образом, он может менять мир вокруг себя. И обычно считается, что их число со временем должно уменьшаться. В этой схеме, которой руководствовался в том числе и Конт, наука и религия противопоставлены друг другу именно по этому познавательному основанию. Но разве религия — это только способ познания мира? Как быть с этими элементами религиозного опыта, если мы концентрируемся только на познавательной стороне религии? Одну из наиболее интересных и влиятельных идей по этому поводу высказал французский социолог Эмиль Дюркгейм в начале XX века. С точки зрения Дюркгейма, самое главное, что мы можем сказать про все элементы религии, состоит в том, что религия упорядочивает нашу жизнь, она вносит в нее некоторую стройность. Это верно как в отношении символического элемента, так и в отношении эмоционального, и в отношении познавательного элемента тоже. Раз она вносит стройность и порядок, то этот порядок противостоит некоторому хаосу. Поэтому самое важное, что делает религия, — учит нас различать. И самое важное различение связано с выделением сакральных вещей. Первое, что она учит делать, — это отделять вещи сакральные от вещей профанных, от всего, чему не присваивается возвышенное значение. Если посмотреть на любую религию, то она в своем основании действительно имеет выделение некоторых сакральных вещей. Мы не можем просто так употреблять в разговоре слова, которые являются священными, даже переходить к темам, которые являются священными. Если подумать об этом определении религии и попытаться развить его, то выяснится, что разделение на сакральные и профанные вещи, это базовое религиозное разделение, актуально не только для тех обществ или тех людей, которых мы привыкли называть религиозными. На самом деле это разделение характерно абсолютно для всех нас. И мы все принимаем в нем некоторое участие, независимо от того, считаем мы себя людьми религиозными или нет. Например, есть ряд вещей, которые мы никогда не будем есть, хотя знаем, что они, в принципе, могли бы быть съедобными, и на свете существуют люди, которые готовы их есть. Наконец, самый очевидный опыт — мы все участвуем в праздниках. Праздники обозначают воспроизводство сакрального в нашей жизни. Казалось бы, социология ничего не может сказать о происхождении нашего знания. Социология способна объяснять, откуда берется наше мнение, наше представление, почему люди верят в те, а не другие вещи, — но разве может социология что-то сказать по поводу того, что мы надежно знаем? Мы познаем окружающий мир опытным путем, ставим над ним какие-то эксперименты и в дальнейшем совершенствуем понимание того, как мир вокруг нас устроен. Кажется, социологии нет здесь никакого места. Давайте подумаем, как устроена такая модель знания. Во-первых, она является кумулятивной, то есть знание понемногу накапливается. Мы знали когда-то гораздо меньше, потом знаем все больше и больше и понимаем, что в дальнейшем будем знать еще больше. На вопрос, каким образом устроено это познание, всегда отвечала философия науки. Важной поворотной точкой в середине XX века стала идея австрийского философа Карла Поппера о том, что верификационизм — это очень неудачная модель объяснения того, каким образом мы познаем, и на самом деле через верификацию невозможно ничего познать. Подумаем, как устроен принцип верификации. Допустим, мы говорим: «Все лебеди белые». Дальше мы идем и встречаем белого лебедя. Если мы придерживаемся верификационистской модели, то это наблюдение поддерживает нашу теорию и мы можем считать, что она верна. Но то, что мы встретили белого лебедя, на самом деле ничего не говорит нам о том, бывают ли еще какие-нибудь лебеди. В самом деле, исторически получилось так, что открытие черных лебедей случилось гораздо позже, чем открытие белых лебедей, и люди долгое время полагали, что лебедь — это белая птица. Мы ищем небелых лебедей — потому что если мы найдем небелого лебедя, мы фальсифицируем эту теорию. Первым человеком, который задал социологические вопросы по отношению к этому знанию, был американский социолог Роберт Мёртон. Мёртон сказал, что у ученых есть определенная этика и у этой этики есть четыре основные составляющие. Эти правила он назвал универсализмом, незаинтересованностью, организованным скептицизмом и, как он написал в кавычках, «коммунизмом». И, наконец, принцип «коммунизма» говорит, что знание принадлежит всем, у него нет никакого хозяина. Благодаря Мёртону в социологии науки возникла программа исследования того, в какой степени те или иные реально существующие научные институты соответствуют или не соответствуют этим принципам. Это позволяло Мёртону объяснять, почему, например, в фашистской Германии удалось создать такую науку, которая реально не работала на приумножение знания. Этот подход сменился другим благодаря работе, которую написал философ науки Томас Кун. По Куну, существует так называемая нормальная наука — та наука, которой занимаются ученые в своей обычной жизни. Какое-то время эта программа, которую он назвал парадигмой, более или менее устойчива, а потом ей на смену приходит другая программа. Именно таким образом возникают научные революции. И объектом нашего непосредственного интереса является то, каким образом происходят эти революции, что делают те люди, которые являются инициаторами этих революций и которые являются пионерами новых парадигм. За эту мысль зацепились многие социологи. В рамках этой программы развернулся так называемый тезис о симметрии. Важная трансформация, которая произошла в этот момент, — это пересмотр взгляда на историю науки. Прежде считалось, что история науки представляет собой череду непрерывных побед. Может быть, даже как череда ошибок. Именно в рамках этой волны исследований возникли так называемые полевые исследования науки. Проводя там по полгода, по году или по два, они выясняли, как реально производится наука, как она возникает из множества ошибок, непониманий и несогласованностей и как эта ткань обычной, «нормальной науки» возникает под руками обычных, нормальных ученых, а вовсе не героев. Иными словами, у нас есть некоторое единое общество, которое делегировало лицам, принимающим решения, власть управлять государством, власть вести его куда-то , определять направление его развития. Иногда он может указать на то, что они действуют неправильно, что их действия не приведут к желаемым целям. Это предпосылка о том, что общество действительно едино: если уж оно делегировало власть тем, кто принимает решения, то они теперь действительно могут действовать от лица всего общества. В самом деле, разве мы не видим, что вокруг нас происходят довольно серьезные конфликты? Для одних закон действует, а для других не действует. В социальной теории мысль, утверждающая, что никакого единого общества нет и в любой социальной среде неизбежно существует некоторый конфликт, связана с марксистским направлением. И способы подавления вовсе не всегда связаны с прямым насилием, чаще всего они являются идеологическими. В социологию понятие идеологии попало не сразу, однако когда попало — наделало там очень много шума. Более интересная вещь — тотальная идеология. Тотальная идеология — это целое стройное мировоззрение, в рамках которого его носитель не отдает себе отчета в том, что его слова и убеждения являются продуктом идеологии. Это ставит под угрозу возможность любого объективного познания. Именно с этой проблемой столкнулся Карл Мангейм. Одно из них состоит в том, что раз каждый из противоборствующих социальных классов является носителем определенной идеологии, то понять, какова же реальность, мы сможем, только если воссоздадим мировоззрение всех этих классов, иными словами, если мы сможем скомбинировать все существующие перспективы. Каждый класс смотрит на личную реальность со своей точки зрения, и каждый обладает своим ограниченным взглядом. Если мы сможем реконструировать все эти взгляды и каким-то образом их скомпоновать, то получим картинку того, как устроено общество в настоящий момент. Второе решение, которое предложил Мангейм, даже более известно. Есть категория людей, которая не вовлечена в классовую борьбу, потому что у нее нет особого интереса в этой борьбе, она никак не выиграет и не проиграет от любого исхода. На нее не давит жизненная необходимость, и она способна тратить время на самообразование, у нее разнообразный досуг. Эта теория стала очень популярной. Сегодня мы нередко можем слышать, как интеллигенцию упрекают в том, что она недостаточно ясно, недостаточно сильно, недостаточно эмоционально выражает чаяния той или иной категории людей или даже чаяния всего народа в целом. Но в некотором смысле в этом и есть функция интеллигенции. Но сама функция интеллигенции предполагает как раз готовность к несогласию с доминирующими позициями, готовность оказаться выше конфликта и сиюминутных страстей. Далеко не все теории познания в социологии разделяют эту точку зрения, в которой реальным субъектом познания является интеллигенция. Скажем, более прямые последователи Маркса, как правило, с ней не согласны. Точнее, этот класс будет носителем «правильного сознания», когда он станет подлинным субъектом социальных преобразований, подлинным субъектом революции, после того как мы проведем его деидеологизацию, покажем, как устроено общество на самом деле, и покажем, что он находится в угнетаемом состоянии без всяких на то оснований. Хоркхаймер и вслед за ним большая часть марксистов в целом исходят из того, что любое знание всегда является пристрастным, частичным, возникающим в ходе существующего в обществе конфликта. Никакое знание не может быть объективным в том смысле, что оно не вовлечено ни в какие социальные отношения. Чтобы подумать о том, насколько это верно, нам придется сначала разложить этот миф на несколько элементов. Первый элемент — это убежденность в том, что общества развиваются. Этот процесс был достаточно длинным. В Европе он довольно интенсивно проходил, по крайней мере с эпохи Великих географических открытий, и к XIX веку более или менее оформился в доктрины эволюционизма. Критика эволюционистов в полной мере развернулась в начале XX века. Тогда окажется, что он выполняет некоторую функцию и зачем-то нужен этому обществу, чтобы воспроизводиться. Таким образом, идея о том, что все общества движется по пути прогресса, долго и небезосновательно оспаривается в социальной науке. Тем самым они должны помогать отстающим обществам, экспортируя в них те способы действия и учреждая те институты, которые являются более прогрессивными. Теория модернизации основывается на идее о том, что традиционное общество понемногу выходит из своего закостеневшего состояния и проходит некоторый революционный этап преобразований во время индустриальной революции. Критики теории модернизации стали появляться в —е годы в рамках так называемых теорий зависимости. Во-первых, многие из них были родом из Латинской Америки, то есть из зоны, которая первой почувствовала на себе влияние доктрины модернизации. И сам по себе разрыв между развитыми и развивающимися обществами никуда не девается. Итак, теория модернизации также много и часто критиковалась. Одно из этих возражений связано с концепцией Карла Маркса. Развитие общества выгодно, конечно, тем, кто обладает собственностью на средства производства, кто господствует в этом обществе. Из этого ведь вовсе не следует, что они будут каким-то образом делиться с теми, над кем они господствуют. Второй же аргумент против участия социологии в развитии общества связан с тем, что если эта эволюция общества действительно существует, то, может быть, это вовсе не прогресс, а как раз регресс. Если судьба общества действительно состоит в том, чтобы перейти к такому рыночному способу объединения, то это, вероятно, не самое позитивное явление — и не факт, что следует его поощрять и в нем участвовать. Самый удобный способ слушать наши лекции, подкасты и еще миллион всего — приложение «Радио Arzamas». У вас отключено выполнение сценариев Javascript. Измените, пожалуйста, настройки браузера. Вам есть 18 лет? Чтобы получить доступ к материалам на этой странице, подтвердите, что вам исполнилось 18 лет. Нет Да, мне уже есть 18 лет. Чем социология похожа на боевое искусство, существует ли общество отдельно от людей и зачем изучать самоубийства. Расшифровка Поделиться:. Существует ли общественное мнение, не врут ли опросы и как Гэллапу удалось предсказать победителя выборов. Зачем дарить подарки и срывать ценники и как ритуалы туземцев Меланезии связаны с нашей потребностью в обществе. Что лучше — наука или религия, как внести в мир стройность и чем День ВДВ похож на церковный праздник. Можно ли копить знания, как нацистская Германия создала бесполезную науку и правда ли, что все лебеди белые. Как угнетать народ без применения силы, как избавиться от ложного сознания и зачем нужна интеллигенция. Могут ли ученые помочь политикам и почему в Латинской Америке провалилась модернизация. Чтобы получить доступ к материалу, подтвердите, что вам исполнилось 18 лет Нет Да, мне уже есть 18 лет. Расшифровка Порой мы задумываемся о том, откуда вообще берется общество, зачем люди начинают взаимодействовать друг с другом. Расшифровка Казалось бы, социология ничего не может сказать о происхождении нашего знания. Самый удобный способ слушать наши лекции, подкасты и еще миллион всего — приложение «Радио Arzamas» Узнать больше Скачать приложение. Материалы к курсу. Почему девочек одевают в розовое, а мальчиков — в голубое. Станет ли когда-нибудь наше здравоохранение современным. Рязанов, Годар или Хичкок? Какой режиссер снимает вашу жизнь. Бывают моменты, когда кажется, что всё вокруг — декорации, жизнь — тщательно написанный сценарий, а за кадром кто-то радостно потирает ручки после каждого удачного дубля. Попробуем вычислить этого хитреца и понять, героем чьего фильма вы могли бы стать, с помощью психологического теста по мотивам подкаста «Кино на выходные». Наука и смелость. Третий сезон. Детский подкаст о том, что пришлось пережить ученым, прежде чем их признали великими. Кандидат игрушечных наук. Детский подкаст о том, как новые материалы и необычные химические реакции помогают создавать игрушки и всё, что с ними связано. Автор среди нас. Антология современной поэзии в авторских прочтениях. Цикл фильмов Arzamas, в которых современные поэты читают свои сочинения и рассказывают о них, о себе и о времени. Господин Малибасик. Динозавры, собаки, пятое измерение и пластик: детский подкаст, в котором папа и сын разговаривают друг с другом и учеными о том, как устроен мир. Где сидит фазан? Детский подкаст о цветах: от изготовления красок до секретов известных картин. Колыбельные народов России. Пчелка золотая да натертое яблоко. Пятнадцать традиционных напевов в современном исполнении, а также их истории и комментарии фольклористов. История Юрия Лотмана. Arzamas рассказывает о жизни одного из главных ученых-гуманитариев XX века, публикует его ранее не выходившую статью, а также знаменитый цикл «Беседы о русской культуре». Волшебные ключи. Какие слова открывают каменную дверь, что сказать на пороге чужого дома на Новый год и о чем стоит помнить, когда пытаешься проникнуть в сокровищницу разбойников? Тест и шесть рассказов ученых о магических паролях. Старший Брат смотрит на тебя! Аудиоверсия самой знаменитой антиутопии XX века — романа Джорджа Оруэлла «». История Павла Грушко, поэта и переводчика, рассказанная им самим. История игр за 17 минут. Видеоликбез: от шахмат и го до покемонов и видеоигр. Истории и легенды городов России. Детский аудиокурс антрополога Александра Стрепетова. Путеводитель по венгерскому кино. Дух английской литературы. Оцифрованный архив лекций Натальи Трауберг об английской словесности с комментариями филолога Николая Эппле. Первые советские автогонки, потерянная могила Малевича, чудесное возвращение лобненских чаек и другие неожиданные истории, связанные со станциями Московских центральных диаметров. Советская кибернетика в историях и картинках. Как новая наука стала важной частью советской культуры. Игра: нарядите елку. Развесьте игрушки на двух елках разного времени и узнайте их историю. Что такое экономика? Объясняем на бургерах. Всем гусьгусь! Мы запустили детское приложение с лекциями, подкастами и сказками. Открывая Россию: Нижний Новгород. Курс лекций по истории Нижнего Новгорода и подробный путеводитель по самым интересным местам города и области. Как устроен балет. О создании балета рассказывают хореограф, сценограф, художники, солистка и другие авторы «Шахерезады» на музыку Римского-Корсакова в Пермском театре оперы и балета. Железные дороги в Великую Отечественную войну. Аудиоматериалы на основе дневников, интервью и писем очевидцев c комментариями историка. Война и жизнь. Невоенное на Великой Отечественной войне: повесть «Турдейская Манон Леско» о любви в санитарном поезде, прочитанная Наумом Клейманом, фотохроника солдатской жизни между боями и 9 песен военных лет. Фландрия: искусство, художники и музеи. Представительство Фландрии на Arzamas: видеоэкскурсии по лучшим музеям Бельгии, разборы картин фламандских гениев и первое знакомство с именами и местами, которые заслуживают, чтобы их знали все. Еврейский музей и центр толерантности. Представительство одного из лучших российских музеев — история и культура еврейского народа в видеороликах, артефактах и рассказах. Музыка в затерянных храмах. Подкаст «Перемотка». Истории, основанные на старых записях из семейных архивов: аудиодневниках, звуковых посланиях или разговорах с близкими, которые сохранились только на пленке. Arzamas на диване. Новогодний марафон: любимые ролики сотрудников Arzamas. Как устроен оркестр. Рассказываем с помощью оркестра musicAeterna и Шестой симфонии Малера. Британская музыка от хора до хардкора. Все главные жанры, понятия и имена британской музыки в разговорах, объяснениях и плейлистах. Марсель Бротарс: как понять концептуалиста по его надгробию. Что значат мидии, скорлупа и пальмы в творчестве бельгийского художника и поэта. Новая Третьяковка. Русское искусство XX века в фильмах, галереях и подкастах. Видеоистория русской культуры за 25 минут. Русская литература XX века. Шесть курсов Arzamas о главных русских писателях и поэтах XX века, а также материалы о литературе на любой вкус: хрестоматии, словари, самоучители, тесты и игры. Детская комната Arzamas. Как провести время с детьми, чтобы всем было полезно и интересно: книги, музыка, мультфильмы и игры, отобранные экспертами. Аудиоархив Анри Волохонского. Коллекция записей стихов, прозы и воспоминаний одного из самых легендарных поэтов ленинградского андеграунда х — начала х годов. История русской культуры. Суперкурс Онлайн-университета Arzamas об отечественной культуре от варягов до рок-концертов. Русский язык от «гой еси» до «лол кек». История России. XVIII век. Игры и другие материалы для школьников с методическими комментариями для учителей. Университет Arzamas. Запад и Восток: история культур. Весь мир в 20 лекциях: от китайской поэзии до Французской революции. Что такое античность. Всё, что нужно знать о Древней Греции и Риме, в двух коротких видео и семи лекциях. Как понять Россию. История России в шпаргалках, играх и странных предметах. Каникулы на Arzamas. Новогодняя игра, любимые лекции редакции и лучшие материалы года — проводим каникулы вместе. Русское искусство XX века. От Дягилева до Павленского — всё, что должен знать каждый, разложено по полочкам в лекциях и видео. Европейский университет в Санкт-Петербурге. Один из лучших вузов страны открывает представительство на Arzamas — для всех желающих. Пушкинский музей. Игра со старыми мастерами, разбор импрессионистов и состязание древностей. Стикеры Arzamas. Как дружеское общество литераторов навсегда изменило русскую культуру и историю. XX век в курсах Arzamas. Лучшие игры, шпаргалки, интервью и другие материалы из архивов Arzamas — и то, чего еще никто не видел. Идеальный телевизор. Лекции, монологи и воспоминания замечательных людей. Русская классика. Четыре учителя литературы рассказывают о главных произведениях школьной программы. Изображения: Англичанки пытаются увидеть выступление королевы с помощью компактных зеркал. Подписка на еженедельную рассылку Оставьте ваш e-mail, чтобы получать наши новости.

Соль, альфа пвп купить Севастополь

Поиск по запросу 'telegram @WENXM купить гашиш бошки шишки Арзамас'

Арзамас купить меф

Скорость Альфа-пвп Мелитополь купить

Социология как наука о здравом смысле • Arzamas

Амфетамин, Мефедрон, Кокаин купить Вольск

Арзамас купить меф

Купить закладку экстази, mdma Косшы

Купить наркотики арзамас – Grupo Lena

Купить закладку амфетамин Асбест

Report Page