Аркрайт, Строганофф, Раджеш и Святой Николай, часть 2

Она посмотрела на него с возмущением. Её сын и дочка пропали, а негодяй-детектив задавал ей вопросы, никак не помогающие делу.

– Я имею в виду, – пояснил Аркрайт, – у них есть какая-нибудь мечта, которая стоила бы тысячу фунтов?

Они осмотрели комнату Майкла. Выяснилось, что и у него, и у Виви пропало несколько предметов одежды и пара-другая любимых игрушек, а ещё – кто бы мог подумать! – дорожная сумка. Когда Аркрайт попросил госпожу Хэмфри показать, где хранятся зимние пальто детей, она отвела его в маленькую гардеробную в прихожей. Там они обнаружили, что стёганой куртки Майкла и шубки Виви тоже нет на месте, как и их зимних ботинок.

– Попытайтесь вспомнить, – попросил Аркрайт. – Когда мы ушли от вас, вы заперли дверь на цепочку?

– Конечно, – кивнула госпожа Хэмфри. – Я бы ни за что не забыла это сделать.

– А потом, когда вы обнаружили записку и выбежали на улицу… Вам пришлось открывать цепочку?

Госпожа Хэмфри хотела ответить, но осеклась на полуслове. Кажется, до неё наконец дошло.

– Дверь открыли изнутри, – подытожил Аркрайт.

– Какие смекалистые дети, – заметила Строганофф. – Мы не успели даже раскрыть тайну угля в чулках, а они уже воспользовались случаем и выдумали целую историю.

– Или, – медленно произнёс Аркрайт, – они сделали это не одни. Что, если их увёл кто-то знакомый? Кто-то, кому они доверяли и отперли добровольно… И кто знает, что Виолетту называют Виви.

– Госпожа Хэмфри, – осторожно сказала Строганофф. – Вы уверены, что детей не мог забрать ваш муж? Что, если он… всё-таки вернулся на рождество и решил сделать вам сюрприз?

Хозяйка дома вдруг побледнела и молча опустилась на стоящую в углу банкетку.

– Нет, – тихо сказала она. – Ник не мог забрать Виви и Майкла. Он умер.

У Аркрайта едва не вырвался возглас протеста, но он сдержал себя. Почувствовал, что сейчас не время.

Госпожа Хэмфри закрыла лицо руками.

– Он заболел в пути и умер, не добравшись до места. Мне вернули его тело. Я его видела, он… изменился, но это был Ник. Я собственными руками бросила на его гроб горсть земли.

Строганофф присела рядом с ней на корточки, бережно взяла руку госпожи Хэмфри в свои.

– Вы не сказали детям, – произнесла она, и Аркрайт не понял, вопрос это или констатация факта.

Госпожа Хэмфри помотала головой.

– Разве я могла? Как? Как я сказала бы им, что их любимый папа больше не вернётся? Что его теперь не будет дома каждое рождество?

Слезы текли по её щекам, но губы вдруг, дрогнув, изогнулись в горькой улыбке.

– Он не велел нам провожать его в порту, – сказала госпожа Хэмфри. – Мы прощались здесь, на крыльце. Я заметила, что у Ника в нагрудном кармане нет носового платка, и отчитала его, как ребёнка. Он вечно оставлял дома зажигалку, часы, очки. Такой рассеянный.

Она подняла голову и посмотрела на Аркарайта.

– Не «я люблю тебя», не «я буду очень тебя ждать». Только подумайте: я любила этого человека, как только можно любить в земной жизни, и последним, что я сказала ему на прощание, было «Ты что, опять забыл носовой платок?».

Аркрайт не ответил ничего. А что вообще можно было ответить?

Госпожа Хэмфри вытерла щёки, шмыгнула носом.

– Мы никогда никуда не ездили на рождество, – сказала она. – Проводили тихий вечер дома. Дети так ждали подарков, их едва удавалось отправить в постель, чтобы незаметно подложить игрушки под ёлку. Когда они всё-таки засыпали, Ник открывал бутылку шампанского, и мы сидели и говорили о чём угодно. Мы были женаты пятнадцать лет, и нам до сих пор не наскучило друг с другом говорить. Сегодня утром я вдруг поняла, что не знаю, как переживу сегодняшний день без него. Я сама и шампанское-то открывать не умею, – она снова улыбнулась, и Аркрайт ясно увидел, что она делает это, чтобы снова не заплакать. – А теперь я даже рада, что Ника здесь нет. Так он хотя бы не узнает, что я потеряла ещё и детей.

Строганофф крепко сжала её ладонь.

– Никто никого не терял, – твёрдо сказала она. – К вечеру они будут дома.

Она не имела никакого права давать такие обещания, но Аркрайт вдруг понял, что сам поступил бы так же.

***

Парк адмирала Стивенсона был от дома Хэмфри всего в нескольких кварталах. Аркрайт видел в этом ещё один знак того, что дети придумали всю эту игру в похищение сами. Ладно Виви – ей двенадцать, она уже знает о вселенной больше, а вот Майклу наверняка до сих пор кажется, что район, где он живёт, и есть весь мир…

Госпожа Хэмфри порывалась ехать в банк снимать со своего счёта тысячу фунтов, но Аркрайт её отговорил. Тысяча фунтов – это большая сумма, а большие суммы наличных в руках так и притягивают неприятности. Не хватало только, чтобы семья, потерявшая отца, осталась ещё и без средств к существованию. Поэтому госпожа Хэмфри несла в руках пустую шкатулку, завёрнутую в шарф.

Часть парка, в которую вели главные ворота, была ухоженной и аккуратной, а вот в глубине подстриженные кусты и ровные дорожки сменялись очаровательной полудикостью. Летом там наверняка было приятно бродить с собакой среди косматых деревьев или на пару с возлюбленной сбежать на берег одного из больших живописных прудов. Пруд, впрочем, был и в «парадной» части парка. Аркрайт знал, что зимой он превращается в нарядный и оживлённый каток, поэтому был несколько удивлён, увидев, что сегодня на льду нет ни души. Конечно, уже почти стемнело, да и погода не радовала, но пруд даже не был очищен от снега.

Аркрайт нашёл глазами дворника, расчищающего дорожки. Окликнул его:

– Эй, уважаемый! А что, катка в этом году не будет?

Тот выпрямился, вытер пот со лба, явно обрадованный поводом для небольшого перерыва.

– Не велено! – сказал он. – Лёд нынче ненадёжный. Не ровен час, кто-нибудь провалится.

Ах да, точно. Зиме в этом году нет никакого доверия.

Аркрайт предчувствовал, что найти нужное дерево по координатам из записки будет непросто – кто вообще до сих пор измеряет расстрояние шагами?! – но им повезло. Дуб в нужном месте оказался всего один, и в нём действительно зияло дупло. Аркрайт и Строганофф присмотрели себе обзорный пункт в ветхой беседке чуть поодаль: на случай, если авторы записки были где-то поблизости, госпоже Хэмфри лучше было подойти к дубу в одиночестве. Пробравшись через глубокие нетронутые сугробы, она загрузила несуществующий выкуп в дупло и, то и дело оглядываясь, побрела обратно к главным воротам. Детективы условились с госпожой Хэмфри, что она вернётся домой и – благо, телефон у неё имеется – будет ждать звонка. Морозить её здесь не было ровно никакого смысла.

Беседка не могла защитить от ветра, но её крыша хотя бы давала какое-никакое убежище от тяжёлых снежных хлопьев. Аркрайт посмотрел на часы: ровно шесть.

Теперь оставалось только ждать.

– Анна, – сказал он. – Что это было в пабе? Двойник, брат-близнец, массовая галлюцинация?

Они оба негласно решили не упоминать встречу с Никласом при госпоже Хэмфри, но сейчас её наконец-то можно было обсудить без посторонних. И заодно узнать, почему, узнав о смерти человека, которого она только что видела своими глазами, Строганофф не выглядела такой уж удивлённой.

Она подняла воротник, явно готовясь к долгому ожиданию. Пока они шли через парк, движение согревало, но, если стоять на месте, холод уверенно пробирался в самые кости. Подумав, Аркрайт вытащил из кармана пачку папирос – хотя бы иллюзия тепла.

– Ты слышал про Энни из аббатства Уиллоусгейт? – вопросом на вопрос ответила Строганофф, тоже протягивая руку к его пачке.

Аркрайт прикурил, роясь в памяти.

– А, это их знаменитое привидение?

Строганофф кивнула. Задумчиво затянулась, выдохнула дым.

– Говорят, она бродит там в окровавленном платье, стеная и крича, – сказала она. – Брехня. На самом деле, эта Энни милая девушка, только очень рассеянная. Мне показалось, она сама так до конца и не поняла, что умерла уже триста лет назад.

«Мне показалось». Ладно. Аркрайт не стал влезать с вопросами, видя, что Строганофф ещё не закончила.

– На холме Моллет-Хилл живут какие-то, что ли, духи природы, – продолжала она. – Или, может быть, это просто призраки друидов в костюмах из шкур, я не поняла. И к одному знакомому герцогу в загородное имение я больше ни за какие коврижки не поеду, насмотрелась. И руки́ ему, в общем-то, тоже не подам.

– Бога ради, Анна, – сказал Аркрайт. – Теперь ты хочешь, чтобы я поверил ещё и в привидений?

Она пожала плечами.

– А что? Меньше месяца назад прямо у тебя на глазах девочка вернулась из мёртвых. Я бы на твоём месте после такого поверила вообще во что угодно, – Строганофф улыбнулась из-под усов. – Даже в утконосов.

– Перестань, – подыграл ей Аркрайт. – Уж утконосы-то точно выдумка.

– Говорят, – уже серьёзнее сказала Строганофф, – что призраков видят их близкие или натуры, особенно чувствительные от природы, которых, конечно же, единицы. Не думаю, что я с этим родилась. Моя догадка, что дело снова в Гаркат. Она – порождение волшебства. До неё я не видела ни одного привидения, а вот после неё начала. Мне кажется, когда становишься её другом, она настраивает какой-то приёмник у тебя внутри на частоту нереального. Как радио на нужную волну.

– Вот оно как, – хмыкнул Аркрайт. – У моего приёмника, выходит, тоже подкрутили все нужные и ненужные ручки, и я теперь начну видеть мёртвых? Хотя это может оказаться полезным. Расследуешь убийство, допрашиваешь дух жертвы, тот рассказывает, кто его прикончил.

– А что? – улыбнулась Строганофф. – Мне нравится. Аркрайт и Строганофф – первые в мире паранормальные сыщики. Звучит, а?

Она сказала это. Сказала вслух. «Аркрайт и Строганофф». Как будто она уже не хозяйка бродячего цирка, который снова двинется в путь не позже весны.

– Правда, нам вряд ли каждый раз будет так просто, – задумчиво добавила Строганофф. – Ведь не каждый умерший становится призраком. Для этого вроде как нужно какое-то незаконченное дело или что-то подобное… Интересно, а что не даёт нашему другу Никласу упокоиться с миром?

Аркрайт глубоко затянулся папиросой, глядя на дуб. Всё это время он не сводил с него глаз, но к дереву никто даже не приближался. В этой части парка вообще не было ни души. Стало совсем темно; свирепеющий ветер горстями забрасывал снег под крышу беседки.

– Может, дети? – вслух предположил он. – Как думаешь, если призраков видят близкие, эти двое маленьких негодников могли узнать папашу?

– Возможно, – с сомнением ответила Строганофф, – но, возможно, и нет. Я думала об этом. Они ведь не знают о его смерти. Для них их папа всё ещё в мире живых, и к тому же очень далеко отсюда. Не уверена, сможет ли призрак пробиться через эту веру.

Какое-то время они помолчали. Аркрайт докурил, бросил окурок в сугроб. Чёрт, надо завязывать с этой привычкой. Не курить, конечно же, но мусорить где попало – точно.

– Поверить не могу, что мать им не сказала, – заметил он. – Это как-то… нечестно. Она ведь не сможет скрывать правду вечно, а потом будет только хуже. Такая трусость. Хотя она сама наверняка называет это родительской любовью.

Строганофф ответила не сразу.

– А что, если это и есть любовь, Винсент? – наконец сказала она. – У меня нет детей, но я могу представить себе, что она чувствует, и я бы не хотела оказаться на её месте. Ты когда-нибудь задумывался, что любить на самом деле очень страшно? Любовь неизбежно делает тебя уязвимым, и от этого никуда не деться.

Аркрайт саркастично фыркнул.

– Серьёзно? Ты поклонница всех этих глубокомысленных изречений в духе «влюблённый волк уже не хищник»? Мол, любовь делает тебя слабым, а сильными бывают только одиночки?

Она ткнула его локтем в бок.

– Перестань. Ты же наверняка сам знаешь, что сильные и гордые волки-одиночки – это миф. Учёные давно выяснили, они стайные животные. Да и я не об этом. Просто… Как только ты позволяешь себе полюбить, ставки мгновенно взлетают до небес. Слишком много риска, слишком многое на кону. Страх оказаться недостойным любви. Страх потерять. Страх быть отвергнутым.

– Ни за что не поверю, что тебя когда-нибудь отвергали, – заметил Аркрайт, шутя только наполовину.

Строганофф улыбнулась ему краешком губ.

– Если когда-нибудь вместе напьёмся, расскажу тебе пару историй.

Аркрайт хотел сказать: «Так давай сделаем это сегодня. Давай напьёмся вместе, и я буду слушать твои истории столько, сколько ты захочешь». Но почему-то не сказал.

Вместо этого он взглянул на часы и констатировал:

– Полседьмого. Знаешь, что-то подсказывает мне, что сегодня они уже не появятся. Кто бы на самом деле ни требовал выкуп, их спугнули либо мы, либо погода.

– Предлагаешь сворачивать операцию? – уточнила Строганофф.

Аркрайт бросил последний взгляд на дуб, которого уже почти не было видно за снежной завесой. Даже если те, кто требовал выкуп, каким-то чудом смогут найти в этом снежном аду своё дерево, сыщикам их разглядеть точно уже не удастся.

– Пожалуй, – с сожалением признал он. – Нужно придумать что-то другое. Пойду в полицию. Посмотрим, что можно сделать.

Едва они вышли из беседки, ненастье обрушилось на них всей своей сокрушительной мощью. Да уж, Аркрайт готов был признать, что не каждый нынче согласится выйти на улицу даже ради потенциальной тысячи фунтов.

Неужели он ошибся, и они только потеряли время? Да, Виви – дерзкая девочка, ей вполне могло бы прийти в голову сбежать из дома. Но если он всё это время был неправ – Аркрайт скрипнул зубами, – то несколько часов ушли коту под хвост, и они торчали тут, как два идиота, пока дети были в опасности неизвестно где. Чёрт возьми, нужен новый план. Первое – связаться с полицией. Второе – поехать к госпоже Хэмфри, расспрашивать о знакомых, родственниках и врагах. Неловко отводить взгляд, пока она плачет. Видеть, как в её глазах, полных горя, гаснет последний свет.

– Детектив!.. – из метели вынырнула тёмная фигура, схватила его за рукав, и Аркрайт чуть было машинально не двинул нападавшему в челюсть. Хорошо, что удержался, потому что никто, на самом деле, и не нападал.

– Хвала небесам, вы здесь! – выдохнул Никлас. Призрак или нет, но он запыхался так, что едва мог говорить, и снег залепил бедолаге очки точно так же, как он сделал бы это с любым живым человеком. – Виви… Майкл… Беда!..

Аркрайт взял его за плечи – это, кстати, у него тоже получилось без труда – и несильно встряхнул, приводя в чувство. Рявкнул:

– Где?!

Никлас без лишних слов развернулся и заспешил куда-то сквозь снег.

Аркрайт и Строганофф уже успели проделать половину пути до главных ворот парка, но Никлас вновь вёл их в дальнюю, дикую часть. Вряд ли этот человек много упражнялся при жизни, но сейчас за ним было сложно поспеть – страх за детей гнал его вперёд. Аркрайт понял, что случилось несчастье – больше по тону перепуганного отца, чем по словам, в которых было маловато толку.

– Это не то… Не то дерево! – на ходу объяснял Никлас. – Виви, она… Когда она была маленькая, мы любили играть в моряков, но она никак не могла запомнить стороны света, думала, что «юг» и «север» – это то же самое, что «лево» и «право», зависит от того, в какую сторону лицом она стоит… Она ошиблась в записке! Имела в виду дерево справа, не слева от ворот… Вот и вышло…

Аркрайт не знал, смеяться ему или ругаться последними словами. Если бы он был отцом девчонки, то наверняка тем вечером применил бы весьма непедагогичные и устаревшие методы воспитания, вот только он не был её отцом. Её отцом был призрак, который то и дело натыкался на деревья, потому что ничего не видел через мокрые очки. Да уж, Аркрайт как-то иначе представлял, во-первых, посмертие, а во-вторых – то, как он проведёт нынешнее рождество.

– Помогите! – ветер вдруг донёс до них тоненький голосок, и Аркрайт вскинул голову, как охотничья собака, почуявшая дичь. – Помогите! На помощь!.. Виви! Ви-ииви-иии!..

Аркрайт со Строганофф подбежали ближе и наконец разглядели крошечную заснеженную фигурку. Майкл сквозь слёзы звал на помощь, а Виви… Виви барахталась в снегу, и Аркрайт рванулся было к ней, но Никлас крикнул:

– Стойте! Там пруд! Пруд!

И тогда всё наконец встало на свои места: Виви провалилась под лёд.

Может, дети хотели срезать путь до заветного дерева по замёрзшему пруду, то ли вовсе забыли, что он здесь был – снег сравнял лёд с берегами. Конечно, рядом темнел вытащенный на берег плавучий причал, но, впрочем, и его тоже в такой снегопад поди разгляди…

Безобидное слово «пруд» могло обмануть, но он был достаточно большим, чтобы кататься по нему на лодках, и Аркрайт помнил, как дети купались здесь летом: глубины хватало. И ледяная вода…

– Майкл! Не подходи к ней! – сам чуть не плача, выкрикнул Никлас, но мальчик даже не повернул головы. Неужели правда не видел его и не слышал?

– Майкл! – рявкнул уже Аркрайт. – Назад!!!

Перепуганный ребёнок подчинился и попятился прочь от сестры.

Строганофф плашмя упала на лёд, осторожно проползла чуть вперёд. Крикнула:

– Виви! Держись! Мы рядом!

Аркрайт не смел сам подойти ближе – если провалилась Виви, то куда уж ему? Он быстро, но без паники оглянулся, побежал к причалу. На нём были сложены… Трапы? Сходни? Какая разница, как это называлось – главное, что они были сделаны из длинных крепких досок.

– Анна!

Аркрайт схватил одну из досок, протянул Строганофф дальний конец. Та ловко перехватила его, направила дальше, и Виви схватилась за него мокрыми варежками. Аркрайт принялся тянуть; ноги девочки показались из полыньи, и Строганофф схватила её за воротник пальто. Осторожно, без резких движений, они вдвоём вытащили Виви на берег – во всяком случае, Аркрайт был уверен, что там уже начинается суша.

Бросив доску, он побежал к Строганофф, на ходу снимая тёплый зимний плащ. Завернул в него трясущуюся Виви, подхватил на руки; Строганофф сграбастала в охапку похожего на маленький сугробик Майкла.

Аркрайт оглянулся: Никлас снова пропал.

Думать об этом не было времени: детям нужно было в тепло, и прямо сейчас. На дворе стоял ненастный рождественский вечер, половина магазинов уже закрылась, и ближайшим теплом оказалась почта невдалеке от главных ворот – вот она, как ни странно, работала. Наверное, Аркрайт и Строганофф с детьми, с которых капала вода и падали комья тающего снега, были тем ещё зрелищем, и к ним, охая и ахая, сбежалось всё отделение. В задней комнате тут же поставили чайник, кассиры и телеграфистки разбежались в поисках сухих вещей. Пока Строганофф и пара других женщин с добрыми сердцами снимали с ребят мокрую одежду и укутывали их в чужие свитера и платки, Аркрайт попросил телефон.

Первой он позвонил госпоже Хэмфри, потом – одному из знакомых врачей, тому, что жил ближе всего. Хоть звонок Аркрайта и оторвал его от ростбифа, отменного красного вина и общества любимой собаки, он прибыл даже раньше матери ребят. Осмотрев их обоих, доктор дал утешительный прогноз. Виви он прописал чай с мёдом трижды в день и тёплые носки, а зарёванному Майклу вручил огромный клетчатый носовой платок и велел быть храбрым маленьким джентльменом. Конечно, купание в проруби могло подкосить и взрослого, но дети Хэмфри производили впечатление здоровых и крепких, никто из них не отморозил ни пальцы, ни носы, и Аркрайт надеялся, что всё обойдётся.

– Это ты писала письмо насчёт выкупа? – спросил он у Виви, от носа до пяток завёрнутой в чью-то длинную вязаную кофту.

Девочка посмотрела на него волком и оставила вопрос без комментариев. Спасибо хоть не добавила, что станет говорить только в присутствии своего адвоката.

– Ну и не отвечай, мне на самом деле всё равно. Я просто понять не могу, почему «предостережение» написано раздельно, – сказал Аркрайт.

Виви шмыгнула носом.

– Ну, это как в стихах, – неохотно пояснила она. – «И вот стою я пред тобой»…

– Ага, – весело хмыкнула Строганофф. – А для «крыжка» проверочное слово – «крыжовник».

Зазвенел дверной колокольчик, и в почтовое отделение в облаке снега и тревоги, видимой невооружённым глазом, влетела госпожа Хэмфри. Она уронила на пол саквояж с сухими вещами, которые Аркрайт благоразумно посоветовал принести, и бросилась обнимать детей, обоих разом. Она прижала их к себе, беспрестанно целуя то дочь, то сына, и, не будь Аркрайт таким чёрствым сухарём, он, того и гляди, прослезился бы от этой сцены – и правильно сделал. Работницы почты улыбались, промокая глаза платками. Госпожа Хэмфри в голос рыдала от облегчения и запоздалого страха. Майкл, само собой, тут же к ней присоединился, а минуту спустя не сдержалась и стойкая Виви.

– Мама, – всхлипывая, бормотал Майкл. – Мама, я хочу к папе… Виви сказала, мы поедем… Поехали к нему, пожалуйста, мама, мамочка…

Аркрайт и Строганофф переглянулись и, кажется, оба всё поняли. Вот зачем этим сорванцам тысяча фунтов. Не на игрушки, сладости и прочие детские сокровища, даже не на то, чтобы купить пони, или слона, или динозавра – о ком там ещё мечтают маленькие мальчики и девочки?

Ребята просто хотели к папе. Вот и всё.

– Виви, – госпожа Хэмфри вытерла глаза рукой, заглянула дочери в лицо. – Ты правда сказала Майклу, что вы отправитесь к отцу? Совсем одни?!

– Да! – выкрикнула Виви с неожиданной злостью. Слёзы текли по её щекам, но ей, похоже, было всё равно. – Если уж он не хочет к нам приехать, тогда мы к нему! Пусть так и скажет нам в глаза, что больше знать нас не желает! Джентльмен он или подлец?! Почему он нас бросил?!

Строганофф прижала руку к губам и отвернулась. Аркрайт молча положил ладонь ей на спину.

Госпожа Хэмфри не нашлась, что ответить дочери. Она просто обняла Виви и Майкла ещё крепче и заплакала снова.

Она имела на это право.

Все вокруг деликатно сделали вид, что заняты чем-то другим, давая им время. Когда дети слишком устали, чтобы продолжать реветь дальше, две милые телеграфистки вызвались помочь им переодеться за прилавком для посылок, чтобы госпожа Хэмфри могла хоть немного перевести дух.

– Господин детектив, – сказала она, делая храбрую попытку взять себя в руки и заговорить собранным и деловым тоном. – Я благодарю вас…

У неё не вышло, и госпожа Хэмфри замолчала. Потом совсем другим голосом произнесла:

– Мне нужно наконец сказать им, да?

Строганофф ободряюще пожала её руку.

– Они заслуживают знать, – мягко сказала она. – А вы не заслуживаете нести это бремя в одиночку.

Госпожа Хэмфри кивнула. Посмотрела на Строганофф, на Аркрайта и тихо сказала:

– Спасибо вам обоим. За всё.

Аркрайт и Строганофф проводили семейство Хэмфри до дома. Тряский кэб довёз их до самого крыльца, и детективы лично проследили, что Виви, Майкл и их мама вошли внутрь. Аркрайт сосчитал три оборота ключа в замке. Всё. Теперь полный порядок.

Метель кончилась, и ночь, совсем как в известном рождественском гимне, стала на удивление тихой. Улицы и дома укутал мерцающий в свете фонарей снежный покров. Вряд ли надолго: Аркрайт в самом прямом смысле чувствовал носом, что воздух стремительно теплеет. Да что это за зима такая? К утру опять будет не пройти и не проехать от слякоти.

Аркрайт отвернулся от дома Хэмфри – и увидел Никласа. Стоя на тротуаре, тот, запрокинув голову, глядел на светящиеся окна двух детских.

– С ними всё будет хорошо? – спросил он, и Аркрайту показалось, что это почти просьба. Что Никлас хочет, чтобы его успокоили, пообещали, что всё будет в порядке, потому что он сам…

Нужно смотреть правде в глаза: он сам этого уже не узнает. Он больше не пойдёт со своими детьми гулять в парк, не будет читать им книжек, наконец не научит Виви, где находятся север и юг. Не покажет Майклу, как бриться, не будет давать Виви напутствий, когда ей придёт время ходить на свидания. Не поведёт её к алтарю.

Он не увидит, как растут его дети. Он вообще больше их не увидит.

– Да, – твёрдо сказал Аркрайт. – Будет.

Это не было утешительной ложью. Аркрайту хотелось верить, что так и есть. Да, Виви и Майклу пришлось нелегко, и впереди ещё одно тяжёлое испытание – вряд ли последнее, если знать эту жизнь. Но, в конце концов, у них есть чудесная мама, которая их очень любит, а ещё отец, который их очень любил. Хоть и в прошедшем времени, это тоже дорогого сто́ит.

– Ты можешь написать им письма, – вдруг сказала Строганофф. – Если есть, что сказать. Или ты сейчас снова исчезнешь?

Никлас с сомнением посмотрел на собственные руки, снял и протёр очки.

– Кажется, нет, – неуверенно сказал он. – То есть… Мне кажется, меня вызвали из… оттуда, где я был, потому что сегодня я был им очень нужен. Знаете, я как будто спал… И вдруг почувствовал, что где-то там, далеко, Магдалена думает: «Вот бы Никлас сейчас был здесь». И она думала это… так отчаянно, что я вдруг раз – снова оказался в этом мире, вот тут, перед домом. Я знал, что Магдалена и дети в беде, и очень за них испугался, но войти не посмел… Не поймите меня неправильно, просто я знал, что я мёртв. Это… Не могу объяснить, но это что-то, что чувствуешь. Я побоялся их напугать, и… В общем, я подслушивал под окном, как какой-нибудь жулик, а когда вы двое вышли из дома, проследил за вами и удивился, что могу с вами говорить. Вот только сразу после разговора… Наверное, это было потому, что в тот момент я помог вам всем, чем мог, и на какое-то время снова стал бесполезен. Я… исчез. Как будто моргнул – и из паба сразу оказался в парке, около того проклятого пруда. Там, где во мне снова нуждались мои дети.

Аркрайт задумчиво кивнул. Сам Никлас не мог поговорить с Виви и Майклом, зато смог привести им помощь. Передать полномочия живым. Звучало почти логично.

– Вот только никак не возьму в толк, почему я не исчезаю сейчас, – признался Никлас. – Ведь всё закончилось.

– А я знаю, – вдруг сказала Строганофф.

Аркрайт и Никлас оба посмотрели на неё.

– Просто, – Строганофф кивком указала на дом, – ты всё ещё очень нужен кое-кому. Вон там.

Никлас моргнул, глядя на дверь.

– Магдалена, – сказал он в пустоту.

Строганофф кивнула, доставая свои изящные тонкие длинные папиросы. Аркрайт из чувства справедливости стянул у неё одну. Никлас неуверенно протянул руку к пачке, и Строганофф, конечно, не стала возражать.

У её табака был любопытный привкус вишни.

Какое-то время они молча стояли, курили и наблюдали за тем, как в доме гаснет свет. Сначала госпожа Хэмфри потушила лампу у Майкла, оставив ему уютный ночник – чтобы не боялся темноты. Потом она пошла укладывать Виви. Свет в комнате девочки горел ещё долго, и Аркрайт даже не пытался представить, о чём они там говорят. Это их дело, и, даст бог, они сумеют друг друга понять.

Наконец окно Виви погасло. Огонь остался гореть только в маленькой гостиной на первом этаже – той самой, где висели свадебные фотографии, а в чулках наверняка так и лежал неубранный уголь.

Аркрайт докурил. Никлас тоже.

– Вы думаете, мне правда стоит? – спросил он. – Что, если она испугается? Что, если разозлится?

Строганофф сделала последнюю затяжку.

– Ты уже один раз покинул её, не прощаясь, – просто сказала она. – Хочешь сделать это снова?

Никлас стиснул и снова разжал кулаки, провёл ладонью по волосам. Ему было страшно, и, видит бог, кому бы на его месте не было?

Никто из них не мог сказать, сколько ещё времени Никласу было дозволено не возвращаться обратно в небытие. Вряд ли очень долго, но хотелось верить, что хотя бы до утра. Рождественские чудеса, они ведь обычно столько и длятся, правда?

Аркрайт дружески сжал его плечо.

– Иди к ней, приятель, – сказал он. – Ты же знаешь, она не умеет сама открывать шампанское, а дворецкий уехал в Оксбридж.

Никлас кивнул, не сводя глаз с окна гостиной, и зашагал к крыльцу.

Сторонним наблюдателям сейчас было самое время деликатно удалиться, но Аркрайт и Строганофф немного прошли вниз по улице и, не сговариваясь, затаились за углом заснеженной живой изгороди. В конце концов, Аркрайт в некотором роде теперь чувствовал себя в ответе за эту семью – нужно же было убедиться, что всё закончится как надо?

Никлас постоял на крыльце, собираясь с духом, поднял руку и позвонил. Какое-то время ничего не происходило. Наверное, бедная Магдалена, натерпевшаяся за сегодня, больше не ждала никаких гостей. Но пару минут спустя дверь всё-таки открылась, и…

Госпожа Хэмфри не разозлилась и не испугалась. Долгое, долгое мгновение она, застыв, стояла на пороге, а потом без единого слова упала Никласу на грудь. Он прижал её к себе, обнял так крепко, как обнимают только после неизмеримо долгой разлуки. Зарылся лицом в её волосы.

Если честно, Аркрайт всегда чувствовал вину, когда становился вольным или невольным свидетелем мгновений чужих любви и тепла. Шпионить за разными преступниками и негодяями, чтобы вывести их на чистую воду – запросто, в конце концов, это и есть его работа. А вот подглядывать за хорошими людьми в моменты, принадлежащие только им одним, ощущалось чем-то вроде воровства.

Сегодня, сейчас, Аркрайт не чувствовал себя вором.

На него снизошёл небесный свет.

Он только теперь понял, что они со Строганофф крепко держат друг друга за руки. Она повернулась к нему; её глаза сияли.

И тогда Аркрайт очень отчётливо понял одну вещь.

Нет времени бояться.

– Анна, – хрипло сказал он. – Ты проведёшь это рождество со мной?

Строганофф улыбнулась ему и вытерла слезинку со щеки.

– Конечно, – сказала она. – Конечно, Винсент.

***

Ближе к полуночи опять пошёл дождь, но это было не страшно: они успели спрятаться под крышу.

Любимый паб Аркрайта, где он обычно брал еду навынос, гудел, гремел и горланил рождественские песни десятками глоток, но для постоянного гостя на кухне нашлись не только пара порций вполне съедобного гуся, но и – настоящее рождественское чудо – два щедрых ломтя пудинга, благоухающего апельсином и корицей. А ещё у Аркрайта дома в тёмном ящике стола давно уже ждала своего часа бутылка отменного красного вина – подарок благодарного клиента.

В одиночку Аркрайт вино не жаловал, так что и штопора у него в хозяйстве не водилось. Он уже думал было отправиться на поклон к соседям, но Строганофф продемонстрировала невероятную сноровку и в мгновение ока открыла бутылку ключом от входной двери.

Бокалов у Аркрайта, естественно, тоже не было и в помине. На самом деле, если на то пошло, у него в квартире не хватало многих вещей, которые обычно приходят на ум, когда говоришь о таком месте, как дом. Он думал об этом, когда они со Строганофф чокались щербатым стаканом и кружкой со старыми разводами от кофе, но, если честно, думал недолго.

Они сидели вдвоём, Аркрайт на единственном стуле, Строганофф – на его кровати. Ели, разговаривали, смеялись, и, когда бутылка опустела наполовину, и вино окрасило весь мир в тёплые тона смутной необоснованной надежды на лучшее завтра, Аркрайту вдруг начало казаться, что в той самой кровати всё-таки вполне может хватить места на двоих.

Это было лучшее рождество в его жизни.