Архиепископ Дитрих Брауэр: "Тогда кошмар стал явью"
baznica.info
Дитрих Брауэр был архиепископом в Москве. После начала войны он вместе с семьей бежал в Германию. Интервью о потере родины — и о том, почему он даже оставил свой талар.
DIE ZEIT: Архиепископ, в течение восьми лет вы были самым высокопоставленным протестантским священнослужителем в России, у вас был прекрасный кафедральный собор в Москве. Когда вы решили уехать за границу?
Дитрих Брауэр: Уже в первый день войны мне стало ясно: наше христианское служение должно быть переосмыслено, и мы должны переписать наши проповеди. До самого конца я верил — как Макрон, как Шольц, как Зеленский — что худшего не случится. Только за два дня до начала войны мы испугались за Донбасс. И когда это началось 24 февраля, мне стало ясно: за право верить и говорить свободно в России придется дорого заплатить. Но тогда я не хотел уезжать.
DIE ZEIT: Война началась в четверг, а в воскресенье вы проповедовали о мире в Москве.
Брауэр: Да, я действительно переписал эту проповедь. У меня было мало времени подумать об этом. В нашем соборе святых Петра и Павла я говорил о новой реальности, в которой мы живем: что мы не можем найти объяснение происходящему; что мы как в узкой комнате без выхода; что мы чувствуем себя бессильными и беспомощными. Затем я говорил о сатане и Боге, о тьме и свете. Я ободрил своих прихожан, что свет, благословение и мир исходят от Бога, который всегда будет побеждать. Но сейчас вопрос в том, на чьей стороне человек?
DIE ZEIT: В вашей проповеди не было слова «война», но вы говорили об апостоле Петре, который хотел силой спасти Иисуса от креста. Затем вы сказали: «Насилие порождает насилие».
Брауэр: В России в течение нескольких дней стало ясно: мы не должны сейчас говорить о войне или публично проповедовать мир. Вместо этого мы, религиозные лидеры, должны занимать «правильную позицию», то есть отстаивать политику правительства. Всем священнослужителям было велено делать это, и меня критиковали за мою проповедь. Я надеялся, что мы, то есть российские религиозные лидеры, входящие в так называемый Президентский совет, очень быстро выработаем совместную просьбу о мире к президенту Путину. Сначала я пытался собрать вместе руководителей церкви, но безуспешно. Это больно! Потому что религия не должна позволять шантажировать себя политикой. Когда давление на меня усилилось, чтобы заставить меня отказаться от своих проповедей, я решил вместе с женой, которая является рукоположенным священником, принять приглашение от протестантской церкви в Германии и покинуть Россию.
DIE ZEIT: Когда это было?
Брауэр: 6 марта. Сначала мы полетели в Дубай с нашими тремя детьми, так как прямых рейсов в Германию не было. Наш багаж состоял в основном из детских вещей и легкой летней одежды. Плюс наши газеты, конечно.
DIE ZEIT: Не было книг?
Брауэр: Нет, это было бы слишком тяжело. Талар я тоже не брал из-за веса.
DIE ZEIT: Что еще вам пришлось оставить?
Брауэр: Все. Но мы надеялись, что скоро вернемся в Россию. Там находятся 40 000 моих официальных членов церкви, за которых я по-прежнему несу ответственность. Кроме того, там много евангелическо-лютеранских христиан. Кроме того, в Москве живут моя мама, свекровь и брат.
DIE ZEIT: Сколько денег вы взяли с собой?
Брауэр: 1000 евро было разрешено.
DIE ZEIT: Получили ли вы доступ к своим счетам в Германии?
Брауэр: Нет. Наши банковские карты больше не работали. Но я, конечно, не хочу жаловаться, потому что это война, а у нас здесь мир. Протестантская церковь оказала нам невероятно дружелюбный прием, и теперь мы живем в ректорате в Баден-Вюртемберге. Еще больше меня угнетает то, что я не могу отсюда ничего отправить или перевести домой. Наш дом престарелых в Калининграде скоро закроется, как и многие другие церковные проекты, финансируемые из-за рубежа. Судьба украинцев ранит меня еще больше. Я поддерживаю связь с нашими братьями и сестрами по вере в Украине, которых до недавнего времени нам разрешалось посещать по внутреннему паспорту. Горько, что такие друзья, как Павел Шварц, лютеранский епископ в Харькове, уже несколько недель живут под ракетным обстрелом.
DIE ZEIT: Мы ведем этот разговор на немецком языке. Как получилось, что вы владеете языком?
Брауэр: Я российский немец. Мой прадед был родом из Кенигсберга в Восточной Пруссии, ныне Калининград. Моя мать родом из Санкт-Петербурга, отец родился в Украине. Я сам вырос в Москве. Моя жена также говорит по-немецки, поскольку она происходит из братской общины в Кыргызстане, которая возникла в результате преследования российских немцев. Сейчас язык нам очень помогает. Мне разрешили выступить на девяти или десяти церковных службах в Германии, в том числе в Берлинском соборе, в церкви Николая в Лейпциге и на канале ZDF. Но наши дети страдают от языкового барьера.
DIE ZEIT: Вы колебались, давая нам это интервью. Почему?
Брауэр: На меня продолжают оказывать давление, чтобы я отказался от своих слов о войне. Если я не откажусь, то рискую быть смещенным с поста архиепископа. Тогда они скажут, что я оставил Церковь. Если я откажусь, я предам христианское послание мира. Каким пастырем я бы тогда был?
DIE ZEIT: Это дилемма.
Брауэр: Ожидается, что я опубликую видеообращение в поддержку политики России по Украине. В противном случае наши общины должны дистанцироваться от меня. Я считаю, что Церкви в России угрожает неминуемый конец, если она больше не сможет свидетельствовать об истине по Евангелию.
DIE ZEIT: Расскажите, пожалуйста, о том, что произошло в Москве после 24 февраля.
Брауэр: Западные СМИ хотели бы услышать, как русские на местах критикуют войну, но они должны понимать, насколько это опасно. С начала войны русские оказались в положении заложников. Они получают только одностороннюю информацию, альтернативные источники становятся все более труднодоступными. На улицах Москвы полиция была немедленно приведена в боевую готовность, чтобы остановить протесты. Листа бумаги со словами «Нет войне!» было достаточно, чтобы быть арестованным. Затем пришли люди с чистым листом — и тоже были арестованы.
DIE ZEIT: Как вы получали информацию в Москве?
Брауэр: Моей первой реакцией на сообщение по мобильному телефону о начале войны было: «Это, должно быть, фальшивка! Тем более что российская сторона до этого постоянно повторяла, что вторжения не будет. Затем кошмар стал явью: война реальна! В этот момент тень упала на будущее нашей страны. Потому что не только война, но и ее последствия будут горькими — как для Украины, так и для России. Меня угнетало то, что религиозные общины боялись протестовать против войны. И тем более, что большинство из них объявили о своей поддержке «военной операции». Не только патриарх Кирилл для русских православных, но и старообрядцы, пятидесятники и мусульмане. Но нужно учитывать, как жестоко преследовались верующие в советское время.
DIE ZEIT: Римско-католические епископы в России критикуют войну.
Брауэр: Католики могут ссылаться на позицию Папы Франциска. Но есть также призывы к миру со стороны еврейской общины и баптистов.
DIE ZEIT: Как обстояли дела в вашей церкви после распада Советского Союза?
Брауэр: Мы оставались под подозрением в России из-за близости к Германии. Репрессии сталинской эпохи не забыты в нашей церкви, как и дух оптимизма при Горбачеве. В последние годы у нас было много международных, экуменических контактов. Я был полон уверенности в том, что наша церковь станет строителем мостов между Западом и Востоком.
DIE ZEIT: А сейчас? Неужели все провалилось?
Брауэр: Надеюсь, что нет! Открытие общин, опыт религиозного разнообразия в многонациональном государстве России, свобода мысли и слова окажут неизгладимое влияние.
DIE ZEIT: Вы очень молодой архиепископ.
Брауэр: Да, мне уже 39. До меня всегда были достойные немецкие богословы, которые переезжали в Россию. Я вступил в должность в кризисный для Крыма 2014 год и верил, что ситуация нормализуется, тем более что мы смогли сохранить наши контакты в Украине.
DIE ZEIT: Как поживает ваша жена, которая является пастором?
Брауэр: Как мать, она полна забот. В то же время, как и я, она разочарована тем, что многие в России уже не могут отличить добро от зла. Тем не менее, она выполняет множество задач в своей родной церкви через zoom. Я тоже поддерживаю ежедневный контакт с моими христианами по всей России.
DIE ZEIT: Удалось ли вам поговорить с патриархом Кириллом после начала войны?
Брауэр: Нет. Но я знаю, что многие православные верующие ожидали, что их главный пастырь будет выступать за мир. Особенно третья часть его паствы в Украине, которая все еще официально находится под его властью. Поскольку я лично знаком с патриархом, его поведение меня огорчает.
DIE ZEIT: Понимаете ли вы возмущение немцев по поводу русских?
Брауэр: Да, я понимаю эти эмоции. Мне тоже приходится контролировать себя, когда с фронта каждый день приходят все более ужасающие новости.
DIE ZEIT: Как вы думаете, может ли Папа Римский изменить ситуацию, посетив Путина?
Брауэр: Я твердо убежден, что ясные слова работают. Даже если они не сразу услышаны всеми россиянами. Солидарность с жертвами войны имеет решающее значение.
DIE ZEIT: Что самое страшное в полете для вас и вашей семьи?
Брауэр: Бессилие от невозможности что-либо изменить. Чувство вины перед лицом войны.
DIE ZEIT: Что придает вам силы?
Брауэр: Слово Божье! Она ведет меня через эти темные времена. Многие вещи, которые мы знаем наизусть, вдруг оживают по-новому. Например, «Гернгутерские Лозунги», слова Дитриха Бонхеффера, Блаженства из Нагорной проповеди. Возможно, для вас это звучит наивно и по-детски. Но когда я ощущаю немецкую солидарность с украинскими жертвами войны, когда я слышу молитвы о мире, это придает мне мужества, чтобы самому стоять твердо и сделать что-то для жертв.
Интервью: Эвелин Фингер
4 мая 2022 года
http://baznica.info/2022/05/arxiepiskop-ditrix-brauer-togda-koshmar-stal-yavyu/