Аня а ты почему голая на балконе Заходи сейчас я тебя согрею

⚡ ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

Аня а ты почему голая на балконе Заходи сейчас я тебя согрею

         
        

Памяти погибших от рук украинских фашистов посвящается...


Познакомились они случайно. Она училась на первом курсе, а он – на втором, она была из Питера, а он – из Якутии, она получала специальность экономиста, он – инженера-механика. Дороги таких студентов редко пересекаются. У каждого свои тусовки. Она после занятий возвращалась домой в уютную родительскую квартиру в свою девичью комнату: с мягкими игрушками на кровати, с компьютером на столе и телевизором на стене. Пообедав маминой стряпней за аккуратно сервированным столом, она спала часа два, чтобы, проснувшись, что-нибудь ковырнуть в курсовой работе, а потом завалиться на диван с книжкой, обложившись горой подушечек или на весь вечер засесть за компьютер, чтобы потрепаться по Скайпу с одноклассниками, по которым она, первокурсница, еще очень скучала. Он по окончании занятий бегом бежал в общагу, наскоро готовил себе обед на заваленной грязной посудой, пахнущей подгорелой стряпней кухне и отправлялся на работу в соседний супермаркет, где работал фасовщиком. Возвращался за полночь, тут же валился на кровать и мгновенно засыпал, не замечая ни соседа по комнате с его подружкой, ни шума за стеной, где праздновали свой первый вольный год соседи-первокурсники. Можно было бы не работать и как-то существовать на деньги, присылаемые из Якутии, где жили его родители, но человеком он был самостоятельным и жить за счет отца-майора, на обеспечении которого была больная жена и дочка-школьница, ему было стыдно.

Она пришла на консультацию по математике, но в указанной в расписании аудитории сидели одни парни, столь редкие среди экономистов. Она, смутившись, захлопнула дверь, но та вдруг распахнулась, и из аудитории выглянул незнакомый парень, который предложил:
– Девушка, ну что же вы? Заходите, не стесняйтесь, здесь все свои!
Парень был симпатичный и веселый. В нынешний обособленный век такая вольность в общении ее удивила, но понравилась. Она несмело вошла в аудиторию и смутилась еще больше от устремленных на нее десятка заинтересованных взглядов.
– Присаживайтесь, – широким жестом показал парень на стул, стоящий возле ряда столов. – Я специально для вас место держу.
– Шкодин, а я вам не мешаю ухаживать за девушкой? – послышался голос преподавателя откуда– то из-за угла. Стол, за которым она сидела, из проема двери не был виден.
– Нет, Мария Сергеевна, не мешаете, я просто решил проявить заботу о подрастающем поколении. Разве это не правильно? Меня с детства учили, что девочек обижать нельзя, им надо помогать и заботиться о них, – бойко ответил парень под смешки остальных студентов.
– Да, Шкодин, тебя не переговоришь, так что сделай милость, сам замолчи, – сказала преподаватель, скрывая улыбку. – А вы девушка, если пришли на консультацию – проходите, сейчас я закончу со вторым курсом и займусь вами.
– Мария Сергеевна, а вы не знаете, как ее зовут? – не унимался парень. – Познакомьте, пожалуйста.
– Шкодин, я преподаю многие годы, но ни разу не видела такого вольного студен-та, как вы. Замолчите или уходите за двери, придете через неделю.
– Мария Сергеевна, зачем вы так строги со мной? Я этого не заслужил, – продолжал балагурить парень. – Что вам жалко сказать, как ее зовут?
– Девушка, ответьте этому юному нахалу, как вас зовут, и проходите в аудиторию, не стоять же в темном коридоре. Сколько ни говорю, никак комендант лампочку не вкрутит, – заворчала преподавательница.
– Ирина, – тихо, но внятно произнесла студентка и прошла в дальний угол аудитории.

В коридоре учебного корпуса, действительно, было темно и неуютно от серых стен, от облезлого пола и ряда старых, расползающихся, облупленных фанерных кресел, когда-то, по всей видимости, стоявших в актовом зале университета. Ира поступила в университет по баллам ЕГЭ и ничего, кроме роскошной аудитории, где зимой проводили день открытых дверей и вполне приличного помещения приемной комиссии, где она по-давала документы, до начала учебы не видела. Однако когда начались занятия, она была просто шокирована облезлыми, давно не ремонтированными стенами университета, где ей предстояло учиться. После их физико-математического лицея, на благоустройство которого руководство школы не жалело денег родителей учащихся, ей показалось, что с ней сыграли злую шутку, и она вместо престижного учебного заведения, попасть в которое стоило больших трудов и денег, отданных репетиторам, очутилась в каком-то бомжатском логове. Нет, конечно, были в универе (как после известного сериала, она вслед за остальными стала называть университет) и приличные аудитории, но в этом корпусе, где проводились проработки, было неуютно. Возмущалась состоянием университета не только Ирина, но и другие студенты, но больше всего ворчали преподаватели.
– Вот ведь, на яхты и дворцы олигархам хватает, а привести в порядок старейший в России университет не могут, – не скрывала Мария Сергеевна своих взглядов от студентов. – Растащили страну по карманам, и все им мало. Ваше поколение должно учиться и работать так, чтобы иметь деньги на учебу детей за рубежом, потому что к тому моменту, когда ваши дети захотят получить высшее образование не будет ни нас, ни этих стен. Нас, пенсионеров, на которых при этой нищенской зарплате держится высшее образование России, вынесут из университета вперед ногами, а в опустевших зданиях засядут современные купцы и сделают тут офисы, чтобы продавать китайские товары безграмотному населению.
После патриотичных настроений школы, где ученикам постоянно внушали любовь к Родине, и убеждали в ее непогрешимости, слышать такие вольнодумные речи было удивительно и непривычно. Некоторые студенты, особенно приехавшие из российской глубинки, пытались возражать преподавателям и говорили что-то типа:
– А что, в Америке лучше?
Преподаватели в дискуссию с храбрецами не вступали и, слив раздражение от потери престижности преподавательской работы, накопленное за двадцать лет неокапитализма, продолжали учить студентов с прилежанием, которое сохранили с канувших в лету социалистических времен.
– Мария Сергеевна, не нервничайте, – перебил сердитый монолог преподавательницы Шкодин. – Давайте лучше музыку послушаем.
Тут же аудитория наполнилась звуками детской песенки, льющейся из стоящего на столе перед парнем компьютера, а тонкий голосок запел:

Белые снежинки
Кружатся с утра…

– Шкодин, вы не забыли, что вы на занятиях? – удивленно посмотрела на студента преподавательница.
– Нет, Мария Сергеевна, не забыл, как и то, что мы хотим всей группой пригласить вас на концерт «Ласкового мая», который состоится в «Октябрьской» накануне Нового года.
– «Ласкового мая»? Но это же моветон, как говорила моя дочка в 90-е годы, – ответила, оживившись, преподавательница, но затем, спохватившись и нахмурившись, добавила:
– Ну что вы такое говорите, Шкодин? Я уже не в том возрасте, чтобы ходить на утренники.
– А мы ходим. И девушку с собой возьмем, правда? – повернулся парень в сторону Ирины.
Ирина сидела на шатком стуле, боясь, что его хлипкие ножки подломятся, и она на потеху мужской компании рухнет на пол, но сосредоточиться на этом неприятном ощущении не могла, так как новоявленный ухажер постоянно отвлекал ее.
– Ну что, идем, Ириша? Идите сюда, обсудим детали, – в очередной раз пригласил он, забавно подмигивая. – Я хороший! Пашка, скажи девушке, что я то, что ей надо, – толкал он в бок своего спокойного соседа.
– Мария Сергеевна, скажите Ире, что я у вас почти отличник, пусть сядет рядом, – обратился он к преподавательнице, которая опрашивала другого студента.
– Шкодин, я вас сейчас выгоню, если не прекратите мне срывать занятия! Не случайно вам, видимо, дали такую фамилию. Наверняка, весь ваш род состоит из гипервеселых людей, – сердилась женщина, но было заметно, что этому озорнику все здесь сходит с рук.
– Ой, и не говорите, Мария Сергеевна! Точно – тяжелая наследственность, – отвечал ей, не переставая улыбаться, парень. – К тому же, я еще и одессит.
– Ага, вот оно что! Ну, что возьмешь с одесситов? Мой внук тоже родился на юге, и такой же болтун, как и вы, – открыла она секрет своей терпимости к Шкодину.
– Я рад, что мы с вашим внуком братья по крови, но хотел бы заметить, что мы не болтуны, мы просто общительные, – парировал парень. И опять, повернувшись к Ире, повторил предложение. – Садись рядом, не пожалеешь, весело будет!
– Так, Шкодин, вы меня наконец– то рассердили всерьез. Покиньте аудиторию, – сухо сказала Мария Сергеевна. – Вам место не в техническом ВУЗе, а на арене цирка.
– Хорошо, пойду записываться в цирк, – сказал парень и, быстро собрав вещи, вы-шел из аудитории, помахав Ирине рукой.
– Что за человек? – удивилась Мария Сергеевна. – За всю свою долгую преподавательскую практику таких не встречала! Вроде взрослый, а ведет себя как мой Данька, которому всего десять.
– Петька просто веселый. Он нашу группу с первого курса веселит. Знаете, такой Василий Теркин, который везде свой, и все к ним тянутся, – сказал с откровенным теплом в голосе Пашка – сосед Петра по столу – большеголовый парень с широко расставленными глазами.
«Петька! Очень ему подходит», – подумала Ирина и улыбнулась. Жаль, что выгнали, он, по-моему, хороший». Она никогда не страдала от невнимания мальчишек, так как и в школе и в любой другой компании всегда отличалась от остальных девчонок пригожей внешностью и спокойным нравом. Среднего роста с точеной фигуркой и оливковым личиком, на котором сияли огромные черные глаза, она мало походила на славянку, а больше на черкешенку или другую восточную красавицу, хотя мама у нее была русская, а папа – давний выходец с Украины. Когда все удивлялись такому странному несоответствию ее внешности и фамилии она строго отвечала:
– Я русская и никакая другая!
Правда, мама как-то призналась ей, что одна из прабабушек отца была еврейкой, и вот эта дальняя кровь как раз и могла проявиться через поколения.
– Правда, хвастать этим не стоит, – предупредила ее мать. – Мало ли антисемитов на свете, а ты – еврейка только на восьмушку.
Когда после консультации Ира вышла из светлой аудитории в полутемный кори-дор, ей навстречу кинулся темный силуэт:
– Жизнь или поцелуй! – зарычал грабитель.
Конечно, это был Петька. Конечно, она перепугалась. И, безусловно, обрадовалась: дождался!
– Ну, все поняла? А то я тебе помогу разобраться, – начал балагурить Петька. – Я специально тебя дожидаюсь, вдруг, думаю, младший товарищ чего-то не понимает и надо его взять на буксир. Давай, цепляйся, Ириска!
– Почему Ириска? – удивленно спросила Ира.
– Потому, что такая же сладкая и няшная, как ириска, к тому же еще и Ира! Так что отныне ты Ириска.
– А если мне не нравится такое имя? – поинтересовалась девушка.
– Нравится – не нравится, скоро привыкнешь. Тебя же так будет называть любимый человек!
– А с чего ты взял, что я буду тебя любить? – удивилась Ира.
– По глазам вижу, что ты уже влюбилась в меня с первого взгляда, как и я в тебя, – уверенно ответил Петька, увлекая ее вслед за собой под дождливое ноябрьское небо Питера. – Тебе куда? На метро?
– Как ты можешь так вольно обращаться с Марией Сергеевной? – спросила Ира, едва поспевая за новоявленным кавалером. – Она мне казалась такой строгой, а ты ведешь себя кое– как. Не накажет?
– Она, конечно, строгая, но веселая, как я. Мы с ней родственные души, понимаешь? А еще я на ее внука похож, он тоже белобрысый и симпатичный.
– Ты, похоже, от скромности не умрешь.
– Зачем умирать? Ум, красота и скромность – три моих основных достоинства, – ответил Петька.
 Ира, рассмеявшись от очередной выходки нового приятеля, сказала:
– Ты бываешь когда-нибудь серьезным?
– Еще как бываю! И это всегда заметно. Вот смотри, какие у меня сейчас глаза? – повернул он к себе девушку.
– Серые, большие, – улыбаясь, ответила она.
– Я знаю, что глаза у меня красивые, мне бабушка все детство это внушала. Ты на другое смотри – они одинаковые?
– Да, – не понимая, чего от нее хотят, ответила Ира.
– А теперь?– спросил парень, перестав улыбаться.
– Теперь один глаз больше, а второй меньше.
– Вот! Когда так, это значит, что я строгий и сердитый, поняла?
– Ты просто невыносимый!
– Это точно, но у меня есть еще один большой недостаток, я человек занятой, по-этому провожаю тебя ровно до метро, и на работу, а вечером позвоню. Давай телефон!
Он позвонил вечером и долго смешил ее, на следующий день нашел ее в универе и утащил на концерт «Ласкового мая». В фойе киноконцертного зала «Октябрьский», где должен был состояться концерт группы, Петр представил Иру своим друзьям– сокурсникам.
– Вот она, замечательная девочка Ириска, которая поразила недавно воображение нашего дружного мужского коллектива, но выбрала из нас самого достойного – Шкодина Петра Андреевича!
– Ну, это она погорячилась, – хмыкнул стоявший рядом с Петькой его давешний сосед Пашка, – она еще не знает, на что она подписалась. Ей бы лучше на Терминаторе свое внимание сосредоточить, кивнул он на невысокого, подтянутого паренька, стоявшего с ним рядом. – Строг, но справедлив, никаких глупостей.
– Я не Терминатор, я – Рома, – представился парень Ирине. – К сожалению, у меня девушка есть. Она сегодня на репетиции в балетной школе и прийти не смогла.
– Ну вот, когда все открылось, что же ты молчал? – удивился Пашка и продолжал выбирать подходящую Ире кандидатуру из своих друзей. – Матроса я не предлагаю, – кивнул он в сторону, стоявшего поодаль, статного парня с аккуратной стрижкой– канадкой на голове, занятого беседой с яркой девицей в свитере, усеянном блестками, и в сиреневых легинсах, обтягивающих широкие бедра. – Матрос у нас тоже человек практически женатый.
– А почему Терминатор, Матрос? – улыбнулась Ира.
– Ты сама скоро поймешь, если будешь с нами общаться, – ответил за друга Петр. – У нашего Ромы стальной характер, одним словом терминаторский, он утром зарядку де-лает, на все занятия ходит и не опаздывает, в проруби купается, шуток не любит. А Глеба зовут Матросом, потому что всегда в тельняшке, даже сегодня.
– Эй, ты чего там мое честное имя склоняешь? – повернулся к друзьям Глеб, представив взору Ирины тельняшку, выглядывающую из отворотов белой рубашки. 
– Да вот, девушка интересуется, почему ты всегда в тельняшке ходишь? – засмеялся Петька.
– А что ты еще не успел ей растрепать, что я коммунист? Понимаете, на кожанку у меня денег пока не хватает, так что пока тельняшка, как символ революции.
– Так бы и говорил, что под матроса Железняка кошу, – дополнил объяснения друга Петр, и тут же, повернувшись к Павлу, спросил:
– Паша, а чего ты себя не предлагаешь моей девушке?
– Я вне игры, так как в любовь не верю. Увы, Ириша, из этого следует, что остается из нас только этот баламут – Петька, но ты должна знать, что он человек– сюрприз. Мой святой долг, как лучшего его соседа по парте, предупредить тебя об этом.
– Ну вот, а я считал тебя лучшим другом, – прикинулся обиженным Петя, – а теперь вижу, что не друг ты мне. Прощаю, но только за то, что себя Ириске не предложил. Ириша, он у нас человек уникальный. Я его вначале Ломоносовым звал. Представляешь, он троечник из какой– то Тмутаракани, пришел, как Ломоносов, в Питер пешком, стал тут отличником и бизнесменом. Даже тачку купил!
– Во– первых, не из Тмутаракани, а из Сараево, – достойно ответил Паша. – И не пешком, а на перекладных, а, во– вторых, учился я на тройки, но по ЕГЭ получил 250 баллов. И не бизнесмен я вовсе, а помогаю одному земляку на рынке. Меня содержать в Питере некому, у меня одна матушка, учительница младших классов.
– Из Сараево? – удивилась Ира. – Это же в Боснии, я там была на экскурсии, когда в прошлом году с родителями ездила отдыхать в Хорватию.
– Да нет, – смутился Павел, – Сараево – это наше село в Вологодской области. Чтобы к нам попасть из Питера надо вначале почти сутки ехать поездом до Вологды, по-том на электричке часа четыре до Кич-Городка, а потом еще полчаса лететь на кукурузнике. Места, надо сказать, глухие, но село большое и школа нормальная.
– Как же вы с тройками так хорошо ЕГЭ сдали?
– Я не любил делать то, что мне не интересно, вот и был троечником, а ЕГЭ чего его сдавать? Там все просто.
– Говорю – Ломоносов, а ты не веришь. Жаль, не приживается к нему эта кликуха, – добавил Петька. – У меня тоже нет клички.
– А почему? – удивилась девушка. – У всех есть, а у вас нет?
– Потому, что мы – Петр и Павел! Святые имена, понимаешь? 
– Да, ребята, с вами не соскучишься! – покрутила головой Ира, и отправилась с новыми приятелями в зал.
На протяжении всего концерта компания зажигала под песни уже основательно повзрослевшего Юры Шатунова. Ребята подпевали и прыгали в такт музыке. Даже строгий Терминатор изображал на своем лице что– то вроде веселья, даже степенный Глеб размахивал над головой снятым джемпером и крутил им над головой как пропеллером, даже не знающий слов Павел, широко открывал рот и что– то мычал, изображая пение. То, что творил Петька, передать было невозможно: он скакал, пел, кричал и непрерывно тормошил подружку. Если бы кто-то раньше сказал Ирине, что ей понравится программа «Ласкового мая», она бы очень удивилась, но здесь, среди веселых Петькиных друзей, ей уже стало казаться, что это самая отличная группа на свете.
– Ну что, целоваться будем? – заглянул ей в лицо Петька, когда они вышли после концерта на холодный Литейный проспект и двинулись в сторону станции метро «Площадь Восстания».
– А что, надо? – улыбнулась Ира.
– Надо, Ириска, надо, – ответил Петька и припал к ее губам своими, горячими и влажными.
Ира целовалась с парнем впервые, если не считать неумелых поцелуев с соседом по даче, пареньком, который был младше ее на год. Тогда она вообще ничего не ощутила, только неудобство, от того, что к тебе прикасается губами совсем другой человек. Сейчас она буквально утонула в этом новом ощущении, стараясь продлить его как можно дольше. Они целовались всю дорогу до ее дома, расположенного в одном из спальных районов города, целовались в подъезде, пока она не услыхала, что где-то наверху хлопнула дверь, и мамин перепуганный голос сказал, по всей видимости, отцу:
– Иди, ищи, уже первый час, а ее нет!
 Оторвавшись от друга, Ира бросилась к лифту и судорожно нажала кнопку своего этажа.
Она долго не спала, вспоминая этот вечер, и, засыпая, поняла, что влюбилась. На следующий день Петя примчался к ней на переменке.
– Ириска, после занятий идем на Дворцовую площадь, я с работы отпросился, – выдохнул Петя.
– Зачем, – удивилась девушка, – погулять?
– Нет, надо белоленточников поддержать. По всей стране митинги!
– Каких белоленточников? – удивилась Ириша.
– Ты не знаешь? Ну, темнота! Ладно, по дороге расскажу, идешь или нет? – по-смотрел он на нее своим строгим взглядом. По тому, как уменьшился Петькин глаз, Ира поняла, что он отказа не примет.
– Пойду, – ответила она, – а родителям скажу, что задерживаюсь на консультациях.

Ирины родители были совершенно аполитичные люди. Отец – бизнесмен, имею-щий небольшой частный бизнес, и мать – домохозяйка, бросившая инженерную профессию, когда в доме появился достаток. О политике дома никто никогда не говорил. Отец – человек легкий, смотрел обычно спортивные передачи и канал СТС, заливаясь хохотом над шутками «Уральских Пельменей». Мама днем смотрела сериалы, готовя обед, а вече-ром ботала с подружками по телефону. Нет, они, конечно, были просвещенными людьми: любили театры, выставки, с детства таскали дочку по всяким вернисажам и историческим местам Питера. Два раза в год они выезжали за границу: один раз в круиз и второй – на какое-нибудь европейское взморье. Однако, когда речь заходила о политике, родители скучнели и отвечали интересующимся:
– Мы вне политики!
В Ирининой девчачьей группе тоже никто не говорил о событиях в стране. Да, конечно, все знали, что скоро выборы, что опять президентом станет Путин, но мнения по этому поводу никакого не имели, да и никто его и не спрашивал. Выборы, и выборы. Иринино время выбирать еще не пришло, да и зачем? Все же, как говорил папа, уже решено и без нас. Это она и повед
Русская студентка зарабатывает на сексе и торгует ношеными трусиками
Трахнул телку кореша в обмен на новую приставку
Трахает Joclyn Stone в волосатую пиздищу