«Андерграунд может всё и одновременно ничего»: интервью с французским поэтом Венсаном Дево

«Андерграунд может всё и одновременно ничего»: интервью с французским поэтом Венсаном Дево

Антон Секисов



В отличие от многих европейцев, уехавших с началом СВО из России, французский поэт Венсан Дево продолжает жить в Петербурге, на Васильевском острове, и со смесью интереса и страха следит за происходящим. От лица своего рассказчика, «человека, слабо защищенного от жизненных событий, слишком восприимчивого и впечатлительного», он фиксирует происходящее в своих стихотворных текстах. «Кенотаф» поговорил с Венсаном о жизни в России, поэзии, Петербурге и об искусстве во времена катастроф.

На кого ты учился и кем работал? Когда и при каких обстоятельствах ты решил переехать в Россию?

…восемнадцать месяцев я учился режиссуре и монтажу в Москве, на Высших курсах для сценаристов и режиссеров (ВКСР). Мои учителя — Лотяну, Сурикова, Хотиненко, Мотыль, Герасимов... Монтажу меня научила Наталья Тапкова. И Фенченко тоже немного.

До этого, во Франции и Германии, я изучал и практиковал изобразительное искусство около десяти лет. Ну моя живопись впоследствии приняла форму коллажей из фотографий: что-то вроде фотороманов со смонтированными эпизодами. Поэтому, будучи туристом в Москве в 2002 году, я поддался уговорам московских гостей и друзей и поступил в ВКСР.

Звуки и цвета, запахи и летняя пыль Москвы напомнили мне азиатские рынки из моего детства, и стало понятно, что мне придется остаться здесь более чем на пару дней. Обучение продолжалось лишь год-полтора, но зато давало право на годовую визу и комнату в общаге ВГИКа. Это была осень 2002-го. В эмиграции первый шаг самый трудный: вам нужно получить статус и какие-то права.

Коллажи: Венсан Дево


В последующие десять лет я участвовал в съемках и, прежде всего, в монтажах игровых фильмов, предназначенных для внутреннего российского рынка. Это было очень весело. Цель монтажеров — сделать сомнительное съедобным, съедобное — вкусным, а самое вкусное положить на красивое невидимое блюдо.

Другие фильмы, над которыми я работал, с более оригинальным видением и более художественным подходом, были отобраны на известных европейских фестивалях, а некоторые получили там призы. Это была Москва нулевых, теперь идеализируют ее: все развивалось стремительно, нам всем переплачивали, и город Москва, и я в нем казались очень значительными.

Но эта гонка в мегаполисе меня утомила, и метро тоже, и после нескольких поездок по России, на Север и в Сибирь, после того, как я преподавал три года кино в университете в Нальчике на Кавказе, я убедился, что мне нужно новое место жительства. Сначала я выбрал Карелию, одну деревню на Онежском озере, где я бывал регулярно, а затем, что более разумно, Санкт-Петербург, где можно было заработать в кино.

Я поселился здесь в 2014 году, после того, как мне предложили должность преподавателя в Институте искусств и культуры. После нескольких лет, проведенных на проспекте Елизарова, я теперь уж два года живу на Васильевском острове, на одной из этих линий. Отныне я могу говорить, как старый островитянин, что «я еду в город», когда еду на вокзал или на Итальянскую улицу.

В итоге я не проработал в том институте ни дня:  когда я переехал в Питер, ректор исчез со своими обещаниями трудоустройства и пропал в дыму гашиша, как мне казалось, Тель-Авива, где его ждали старые друзья…

А потом я нашел другие места для практики монтажа, в частности, в анимации, и позже у Сокурова, в мастерской которого я уже преподавал в Нальчике: снова устроился в его новой мастерской в ​​Ките, или ГуКиТ, в СПб. На три года. В то же время, поскольку кино — печальная индустрия развлечения, в том числе и авторское, — я начинал собирать свои стихотворения в виде двуязычных сборников, чтобы запустить свою новую карьеру, хоть в изгнании, но тем не менее поэта. Мы провели много времени с Алексеем Никоновым (поэт, лидер группы ПТВП — прим.ред.), беседуя о французских моралистах XVII века, прежде, чем пойти в «Ионотеку» и другие места андерграунда, чьи двери он мне открыл. Андерграунд может всё и одновременно ничего!

Первый мой сборник вышел в 2018 году. Мы его представили в книжном «Фаренгейт 451»: известном месте для фрикс и лимоновских.

Второй сборник вышел во Free Poetry Игоря Улангина в 2021 году, с замечательным переводом Ольги Логош. Мы представили его в «Порядке слов», известном месте встречи Пятой колонны, или того, что о нее осталось.

Какие изменения в окружающей тебя реальности ты заметил с началом СВО? Люди смотрят на тебя по-другому?

Я чувствую больше, чем раньше, на себе любопытные или вопросительные взгляды, на улице или в магазине, когда люди понимают, что среди них есть иностранец. Иногда взгляды заботливые. С 2020 года, с ковида и непризнания вакцин других стран, мы привыкли к отсутствию на улицах Санкт-Петербурга граждан из Южной Америки, Азии или Западной Европы. Больше нет этих людей из так называемой «дальней границы», а только жители бывшего СССР. 

Думаю, мои приятели, негативно отнесшиеся к СВО, рады, что я не уехал, как многие другие европейские эмигранты. Они видят в этом знак того, что для них и страны не все потеряно, ха-ха!  С другой стороны, мои знакомые, которые за СВО, думают, что я их понимаю, что я понимаю их позицию, в отличие от европейцев, никогда не приезжавших в Россию. Своим поведением они как будто хотят показать мне, что они «неплохие люди» и что я не должен верить тому, что говорят «другие» и западные СМИ, потому что на самом деле они «добрые». 

К сожалению, но это логично, СВО разделила всех по «категориям». Иностранцам напомнили, что они  иностранцы, русским — что они русские, и так далее.

А ты теперь по-другому смотришь на людей?

Сложный вопрос. Тот друг пошел в одну сторону, тот приятель в другую. Она пошла наверх, и эти опустились, и те себя не вели, как мы предполагали до События. Этот важный период является для многих людей зенитом или вершиной личной траектории, прочерченной раньше и давно. Националистические и антизападные мнения не возникли 24 февраля прошлого года. Когда Крым вернулся в состав РФ, когда последовали западные санкции, россияне выражались на телевидении и в интернете, и стало видно, многие открыто об этом говорили, что СССР и фигура Сталина представляли для большой части населения идеал, который можно свободно воспевать. 

Люди меняются, и я вместе тоже. Всё в движении. По-другому я теперь смотрю на СССР…

Мне кажется, что я много узнал об этом периоде вашей жизни, после мировой войны и до 90-х, и если раньше я имел об СССР взвешенное мнение, то теперь больше нет, ха-ха! 

Над чем работаешь? 

Когда Ужас и Безумие находятся в зале, танец или пантомима кажутся мне наиболее подходящими видами искусства, чтобы вживую передать переживаемый нами момент. Даже музыка звучит чрезмерно «разговорчивой». Тем не менее, поскольку я тот, кто я есть, мне приходится работать со словами, чтоб вести своего рода дневник, хроники, в которых я строю свои гримасы, танцую свои танцы, в своих собственных масках ужаса и безумия. В данный момент для меня идеальный рассказчик — человек, слабо защищенный от жизненных событий, слишком восприимчивый и впечатлительный, без оболочки и оружия для защиты; скажем, ребенок или кто-то слишком нервный... Через его глаза я стараюсь получить максимум «информации», как сегодня говорят. Атмосфера должна быть фантасмагорической, накаленной, потому что воюющий мир для художников или поэтов может быть только гротескным и чудовищным, как неуправляемые джунгли, с ужасающими и огромными растениями и животными.

Вот уже три года что пишу исключительно дистих, миниатюрные тексты. В каждом содержится образ, впечатление, истина, и они более или менее поэтичны, литературны, философичны. В основном, и это лучший вариант, они содержат на первый взгляд парадоксальные ассоциации. Зато, я надеюсь, внутри читателя некоторое время происходит освоение моего текста, и парадокс становится чем-то иным,  действует в нем изнутри. Их можно читать отдельно, но я часто их объединяю для публикации или чтения, создав небольшую драматургию на одной странице, как меня научили в кино, то есть сочиняю рассказ. 

В недавнее время я сочинил две поэмы: одна длинная, в 24 частях, повествующее о нашей весне 2022 года. Его мы читали в сокращенной версии в «Старой Вене» в Санкт-Петербурге, в мае этого года. Арсен Мирзаев, Валерий Земских, Мария Бельц почитали  переводы на русском от Ольги Логош. А Алексей Никонов прочитал свой собственный перевод. 

Поводом для второй поэмы стало весьма зрелищное событие 24 июня, так называемый «Мятеж». Кроме бесславного финала у ворот столицы, есть все необходимые ингредиенты для создания хорошего боевика на фоне политической напряженности. Я уверен, что сценаристы ждут сигнала, чтоб запустить работу.

Что говорят родители и друзья из Франции про Россию, и то, что ты до сих пор здесь?

Моя семья и мои друзья во Франции больше не задают мне никаких вопросов. Весной 2022 года и в сентябре во время частичной мобилизации я чувствовал их обеспокоенность, связанную с неизвестным будущим. Здесь мы тоже волновались. А потом, с относительной стабилизацией военного фронта, дело успокоилось. Моя семья много раз приезжала в Россию, и мы вместе путешествовали по разным регионам с 2000-х годов. Они могут себе представить страну и людей. Они нашли здесь друзей.

Какие у тебя отношения с Васильевским островом?

Остров очень большой, размером с центр большого европейского города. Можно гулять и найти огромные поля и песчаные бухты. Самые красивые места расположены на стыке островов: Петровского, Крестовского…

Прогуливаясь по линиям, можно поверить, что мы оказались тут после титанического события, огромного цунами... Петербуржцы как будто давно покинули свой город, и даже планету, и отправились в космические колонии, как в фильме «Бегущий по лезвию», и, видимо, они нас намеренно оставили в этом барочном декоре, чтобы мы могли закончить их дело, нанесли патину, насаждали стиль рококо, в сумерках живописца Тьеполо, на этом последнем островке Европы, которую никто больше не может показать на карте.



СО

(перевод Алексея Никонова)

1.

Зима вернулась

к спецоперации.


История

С праздниками,

С трагедиями.


В вечерних новостях певица запела –

«Ваше время пришло!»


Парад планет,

Как супермаркет.


Удары топора

на завтрак.


В продуктовой корзине —

«Преступление и наказание».


2

Крушение

уже на ютубе.


Моя девушка в своей комнате,

как беженка!


патруль в море Балтики,

Паника олигархов.


Холодильники из Узбекистана,

Сигареты из Азербайджана.


Молодёжь с нами!

Запрет на выезд.


Наш новый горизонт –

Региональные газеты.


3

План «Б» —

копаем длинные траншеи.


Пушка на орбите

Кружится над страной.


Директор крупного музея

Палец на курке – «Искусство ради искусства!»


Стреляя дальше,

Объединяем больше.


Порт, который они взяли у нас,

Язык на который напали?

- А что насчёт вас -

Сирия…Белград?


Змеиный остров

храм Аполлона


Стану хроникёром;

Мой Сталинград,

Моя мировая…


4

Быть смелым

В отчаяния год.


«Наш чудесный народ стерпит всё»!


Девушки на кухне

Жалуются на свои имена.


Семинары поддержки –

«Как нам теперь писать?»,

Приходи, будут все свои!


Выгляжу крутым по телефону -

Фронт не сдвинулся!


Сосед сталинист

Специально для гостей.


5

Новости с фронта –

«Живём по понятиям».


Бомбы с именами:

«Для тебя…за них!» »


Моя личная жизнь

В уголке империи.


Объединяя земли,

Окружаем море,

Чтобы быть дома, дома.


Большая пустота

Между галактиками.


Вы прочли текст издания «Кенотаф». Мы будем рады, если вы поделитесь им и подпишетесь на нас в телеграме: t.me/thecenotaph





Report Page